Перемещенцы

— Научи моего раба правильно вести себя за столом.

После этих слов рэквау присоединился к уже вставшему из-за стола Тени, и они отправились в свои комнаты. Сделав пару шагов, Артуари повернулся:

— Ах, да, чуть не забыл. Раб, ты будешь спать в комнате милорда Сотеки, поскольку он находит тебя симпатичным.

— Я буду ждать, дитя, — чувственно прошептал Сотеки.

Он подмигнул растерянному Кейко и, ехидно посмеиваясь, удалился. Махай с сочувствием посмотрел на парнишку.

— Плохо быть смазливым, пацан, — непонятно к чему сказал он и взял в руки вилку, — это — вилка, ее используют….

Когда Кейко наконец-то добрался до комнаты милорда Сотеки, был поздний вечер. Он тихонько приоткрыл двери и с опаской прошмыгнул в щель. К огромному облегчению подкидыша милорд уже спал, лежа на спине и раскинув руки. Кейко быстро расстелил на полу походную постель, снял, аккуратно сложил на стуле одежду, все еще не веря, что это богатство теперь его и юркнул под покрывало. Он лежал, заново перебирая в уме события сегодняшнего дня, и не заметил, как заснул крепким сном здорового, сытого человека. А вилкой и ножом пользоваться оказалось совершенно не сложно, просто нужно больше тренироваться, была последняя мысль маленького раба.

Утром подкидыш проснулся по старой деревенской привычке очень рано. Он потянулся, тихонько выполз из-под покрывала, натянул штаны и рубаху и, схватив в охапку остальную одежду, неслышно юркнул за двери. В «Веселом гноме» еще все спали, только на кухне гремели ухватами повара. Кейко проскользнул в открытую дверь черного хода и понесся к купальне. Саввы еще не было, поэтому никто не помешал подкидышу хорошенько умыться прежде, чем облачиться в новую одежду. Он даже успел налюбоваться на свое отражение в темной глади бассейна. Найдя в подсобке таз и кувшин, Кейко набрал теплой воды и аккуратно, стараясь не облиться, потащил воду в комнату милорда Артуари. Дверь оказалась не заперта. Поставив таз и кувшин на специально для этого предназначенный столик, Кейко повторил поход и принес второй таз для милорда Сотеки. Он собрал свою импровизированную постель, сбегал проведать нэрков, утащив со стола в харчевне несколько сухариков, чтобы угостить своенравных коней. Те встретили угощение благосклонно, а Ночь даже позволила погладить себя по гриве. Когда Кейко возвращался, на пороге харчевни его встретил Махай. Он стоял на крыльце, смачно зевая и почесывая между ног.

— А-а, маленький раб! Как прошла ночь?

— Здравствуй, дядя Махай, — Кейко поклонился, — спал, как убитый.

— Это хорошо. Яры еще опочивают?

— Скоро встанут. Завтракать запросят. Скажи стряпухе, чтобы яйца пожарила. По пять штук каждому. Милорду Сотеки каждое яйцо отдельно с зеленью и сыром, а милорду Артуари взбить с молоком и обжарить блином. Он называет это омлет. Колбас и мяса холодного отдельно порезать. И каравай белый. И чтоб кипящая вода была наготове. Милорды сами заваривают по утрам травы.

— А сам-то что будешь?

— А мне дядя тоже омлет, только из двух яиц. И молока кружку. Только маленькую, а то я его не очень люблю, — застенчиво признался он.

— Так зачем пьешь? Только деньги хозяина тратишь.

— Милорд приказал. Говорит, растущему ор-га-низ-му полезно, — вздохнул Кейко с видом страдалица.

Хозяин гостиного двора хохотнул.

— А ты хорошо знаешь вкусы хозяев. Ты, наверное, раб по рождению? — полюбопытствовал Махай, отдав распоряжения служанке.

— Нет, уважаемый, — коротко ответил Кейко и, еще раз поклонившись, побежал наверх к комнате милорда Артуари. Не приведи Многоликий, проснется, а Кейко рядом нет и некому помочь милорду одеться. Ох, влетит тогда. Кейко успел вовремя. Когда он прошмыгнул в двери, Артуари сладко потягивался в кровати.

— Да будет легок ваш путь, милорд, — произнес Кейко ритуальную фразу, которой его научил Сотеки.

Принц окинул раба ленивым взглядом синих глаз и промолчал, видно, придраться было не к чему. Подкидыш, подхватив чистое полотенце, застыл у кувшина с водой. В этот момент в двери постучали.

— Открой! — распорядился милорд.

На пороге стояла служанка. Молодая, фигуристая, с темными глазами. Из-под белого платка выбивалась прядь непослушных рыжих волос. В руках девушка держала выстиранную одежду милорда. Она недовольно поджала губы, когда увидела, что ее уже опередили.

— Я пришла застелить постель и помочь яру умыться, — недоброжелательно глядя на Кейко, проговорила она.

Артуари окинул ее оценивающим взглядом.

— Хорошо. Раб!

Он плавно встал с кровати, по-звериному потянулся с ленивой грацией большого хищника и склонился над тазиком, совершенно не стесняясь своей наготы. Кейко, которому Сотеки давно объяснил, что нагота у рэквау не считается чем-то постыдным, а наоборот, красивое тело является предметом гордости, хорошо изучивший привычки хозяина, схватил кувшин и щедро плеснул воды на сложенные ковшиком ладони. Пока милорд умывался, затем вытирался и привередливо выбирал рубашку, служанка, как зачарованная, стояла у кровати, не в силах отвести взгляда от принца. При этом вид у нее был такой, что Кейко не удержался и хихикнул.

— Что смешного, раб? — тотчас отреагировал на его сдавленный смех хозяин.

Кейко постарался придать лицу серьезное выражение, но смех так и плясал в его раскосых глазищах.

— Ничего, милорд. Просто вспомнил смешную историю, — потупился мальчишка.

Но служанка поняла, зло сверкнув на наглого раба глазами, она начала застилать постель. Кейко в это время застегивал мелкие пуговицы на рукавах дорожной рубахи принца. Вдруг его словно что-то толкнуло в спину. Парнишка выглянул из-за груди Артуари и успел заметить, как служанка сжала в кулаке красивый массивный перстень с большим сиреневым камнем. Насколько помнил Кейко, он лежал на маленькой тумбочке у кровати. Артуари, который до сих пор задумчиво смотрел в окно, резко обернулся в ее сторону, протянул руку и жестко произнес:

— Еще раз дотронешься до моих вещей — отрежу руку.

— Я только посмотреть, — пролепетала девица, возвращая перстень владельцу.

— Она хотела его спереть, — выпалил Кейко и сам испугался своих слов. А вдруг ошибся.

— Не спереть, а украсть, — скривился Артуари. — Ты уверен, раб?

Он внимательно всмотрелся во что-то поверх головы Кейко и довольно хмыкнул. Кейко, который был уже ни в чем не уверен, нерешительно кивнул.

— Да брешет он! Сам, небось, только и ждет момента, чтобы что-нибудь утащить!

Служанка возмущенно ткнула в парнишку пальцем. Такого стерпеть Кейко не смог. Он ни разу в жизни не взял чужого. Его приемные родители с детства внушили подкидышу отвращение к воровству. Лучше милостыню просить, говорили они, чем чужое взять, а тут какая-то… смеет его обвинить.

— Ах, ты, грымза болотная, — заорал он, — чтоб у тебя язык сгнил за такие слова!

— Закрой рот, звереныш! Не зря на тебя надели ошейник, еще и на цепь посадить нужно! — Не осталась в долгу девица.

— Молчать.

Голос Артуари прозвучал чуть слышно, но обоих моментально сковало ужасом и льдом.

— Раб, вели подавать завтрак и передай конюху, что я приказал седлать коней. Девка, занимайся своими обязанностями. Я тебя предупредил.

Выполнив поручение хозяина и быстро позавтракав, Кейко поднялся в комнату милорда Сотеки, чтобы забрать вещи, которые не смог занести на конюшню за один раз. Уже нагруженный сумками, он столкнулся в коридоре с давешней служанкой. Паренек попробовал обойти ее, но девица загородила ему дорогу и, пользуясь тем, что у раба были заняты руки, больно ударила в живот. Кейко от неожиданности задохнулся, на глазах выступили слезы. Он хотел обругать наглую девку, но слова застряли в горле вместе с воздухом.

— Что язык проглотил, гаденыш?

И девица со всего размаху ударила его по лицу. На щеке остались три глубокие царапины. Кейко не удержался на ногах, упал назад, больно ударившись затылком. В глазах потемнело, и он ненадолго потерял сознание. Служанка презрительно улыбнулась, пнула ногой лежащего на полу подростка и, довольная собой, удалилась. Когда Кейко очнулся, потолок угрожающе попытался свалиться ему на голову. Зажав зубы, он потихоньку встал, с трудом поднял сумки и, опираясь о стену, поспешил во двор, где его ждали милорды. Ему и раньше доставалось, но никогда не было так обидно. Чтобы его побила какая-то… Кейко не смог подобрать приличное слово, чтобы обозвать им служанку, а те, что вертелись в уме… Конечно, здоровой кобылице ничего не стоило побить ребенка, у которого еще и руки были заняты. Вот если бы у него не было сумок, он бы ответил этой…