Страница 9 из 12
Надежда повернулась к закройщице:
– В чем дело, Диана?
– Татьяна Васильевна требует заузить платье, а я говорю…
– Постой… Если Татьяна Васильевна хочет заузить – нужно заузить.
– Но ведь платье и так… – Не зная, как объяснить, Диана указала на порванную наметку в боковом шве.
– Широковато, – подсказала Надежда. После чего взяла иголку с ниткой и внесла нужные коррективы. – Не волнуйтесь, все лишнее уберем, добьемся бо́льшей приталенности. В остальном все хорошо.
– Я уже двадцать пять лет ношу один и тот же размер, – поделилась Татьяна Васильевна. – Сорок шестой. И мне нравится, когда все по фигуре.
Диана заглянула в ее карточку с мерками и переменилась в лице:
– Но ведь это же…
– Это отлично! – подхватила Надежда. – С такой фигурой многое можно позволить.
В конечном итоге Татьяна Васильевна ушла в хорошем настроении. Оставшись наедине с закройщицей, Надежда спросила:
– Ну что такое, Диана? Давай, говори…
Та опустила глаза:
– Если заузить платье хоть на полмиллиметра, оно на ней лопнет.
– Зачем заужать? Оставь все как есть, а лучше сделай свободнее.
– Но вы же сами сказали…
– Я сказала то, что хотела услышать заказчица. На следующей примерке скажи ей, что приталила и заузила платье по бокам на полтора сантиметра.
– Вот так нагло соврать? – опешила Диана.
– Не нагло, а во благо – две разные вещи. Мы не перевоспитываем клиенток и не открываем им глаза на их широкие задницы. Мы шьем добротные вещи. Для нас важен результат. И вот мой совет: никогда не произноси вслух реальный размер клиентки. Когда она говорит, что носит сорок шестой, соглашайся.
– А если на самом деле пятидесятый?
Надежда улыбнулась:
– Мы сохраним это в тайне.
Не осмелившись возразить, Диана унесла платье в пошивочный цех.
Надежда села на банкетку, прислонилась к стене и оглядела примерочную: римский гобелен, венский столик под кружевной скатертью, чиппендейловский комод – декорации, в которых разыгралась настоящая драма.
Она вспомнила весь вчерашний день: звонок матери, собственный приезд в ателье. В тот, теперь уже благословенный час ее жизни казалось, что испорченные брюки – это самое страшное, что могло бы случиться. Но нет… Впереди было кое-что пострашнее.
Она не понимала, как случилось, что портфель исчез буквально у нее на глазах. Предположим, Рыбникова могла отвлечься, но она-то помнит, что, кроме них, в примерочной не было никого. Чтобы забрать портфель, похититель должен был пройти мимо них. Но его там не было!
Надежда призналась себе, что теперь и сама ни в чем не уверена. Она не сомневалась только в одном – если ничего не изменится, Селиванов превратит ее ателье в руины. Осталось только предположить, что будет с ней самой.
Вспомнив Марка, она улыбнулась. Ее охватило воскрешенное чувство влюбленности и ожидание встречи. Надежда была уверена – Марк сделает все, чтобы вытащить ее из этой чудовищной ситуации. Ей стало спокойнее, и вспомнилась недавняя встреча с красавчиком на светлом автомобиле. Позвонит ли он ей? Конечно, в ее сердце господствовал Марк Фридманович, однако Надежде хотелось, чтобы и тот, и другой ей позвонили. Просто для того, чтобы почувствовать себя живой и желанной.
Из гостиной донеслись голоса. Один, без сомнения, принадлежал Ираиде Самсоновне, он звучал строго и требовательно. Другой был мужским. Надежда вышла из примерочной и застала такую картину: ее мать отчитывала закройщика Соколова. Оглядевшись и не заметив посторонних, Надежда успокоилась. Ей осталось вникнуть в суть причины конфликта:
– В чем дело?
Ираида Самсоновна гневно опустила глаза. Было видно, что она едва себя сдерживает:
– У Валентина Михайловича клиентка сбежала.
– В каком это смысле? – поинтересовалась Надежда.
– Он проводил примерку…
– Последнюю, перед готовкой, – сказал Соколов. – Осталось только подшить низ изделия.
– Так-так… – Ничего не понимая, Надежда переводила взгляд с одного на другого.
– Пока Валентин Михайлович ходил в закройную, клиентка сбежала.
– Как это?..
– Вот так, – Ираида Самсоновна развела руками. – Надела недошитое платье, забрала свои вещи и вышла на улицу.
– Но зачем?
– Вероятно, чтобы не платить за ткань и работу. Подол ей подошьют в любом ателье за двести рублей.
– Кто такая?
– Жена Каракозова, хозяина банка «ВИП Норматив».
– Кто ее порекомендовал?
– Елена из Дома актера.
Надежда брезгливо поджала губы:
– Ни ту ни другую на порог не пускать!
– При чем же здесь Леночка? – Ираида Самсоновна с удивлением взглянула на дочь.
– Будет думать, кого приводить.
– Безусловно, я за все заплачу, – сказал Соколов.
– Нет. – Надежда перевела взгляд на закройщика. – Не нужно брать на себя чужую вину. Вы здесь ни при чем. Идите в закройную…
Оставшись с матерью, Надежда спросила:
– Скажи, мама, за что ты так не любишь Валентина Михайловича? Интеллигентнейший человек, великолепный закройщик… Радоваться нужно, что заполучили такого. А ты не упускаешь случая, чтобы уколоть его или обидеть.
Ираида Самсоновна гордо потупилась.
– Я хочу лишь одного: чтобы во всем был порядок.
– Знакомая формулировка, – усмехнулась Надежда.
– Если бы в детстве я больше уделяла времени твоему воспитанию…
– Не нужно, мама. Я уже взрослая. Все проконтролировать невозможно. Стопроцентный контроль – это утопия.
– И как это относится к сегодняшней ситуации?
– Каракозова – воровка, пусть даже богатая. Решив украсть платье, она все равно бы его украла, даже если бы примерку проводила ты или я.
– Мне трудно в это поверить, – сказала Ираида Самсоновна.
– Пойми, она так развлекается. Повторяю: не все поддается контролю.
Из вестибюля донесся звук дверного звонка.
– У нас примерка? – спросила Надежда.
Ираида Самсоновна пожала плечами.
– В ближайшие два часа – ни одной.
Было слышно, как дверь открылась. В сопровождении охранника в гостиную вошел коренастый мужчина лет сорока пяти, в очках. Он представился:
– Борис Окаемов.
– Вы из полиции? – спросила Надежда.
– Нет-нет… Я – однопартиец небезызвестной вам Ирины Ивановны.
– Рыбниковой? – Ираида Самсоновна сделала знак охраннику, и тот вернулся к двери.
– Зачем вы пришли? – Чтобы не затягивать разговор, Надежда намеренно не предлагала ему сесть.
– Мне бы хотелось выяснить, как все это вышло… – Он мельком взглянул на Ираиду Самсоновну и уточнил: – Насколько мне известно, это – ваша матушка? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Видите ли… Наш разговор носит конфиденциальный характер.
– Идемте в мой кабинет. – Надежда указала взглядом на лестницу.
Оказавшись в кабинете, предложила Окаемову сесть.
– Слушаю вас.
– Не буду затягивать, – сказал он. – Я уполномочен предложить вам некую сумму.
– Деньги? – Надежда удивленно скривилась. – Зачем?
– Скажем так: за что…
– Вы хотите что-то купить?
– Хочу.
– Так что же?
– Портфель Ирины Ивановны.
Они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. Раух – недоуменно, Окаемов – ожидая ответ.
Наконец Надежда сказала:
– Нельзя купить то, чего нет.
– Чего нет в одном месте, можно найти в другом, – весьма философски заметил Окаемов.
– Думаете, портфель у меня? – догадалась Надежда.
– Предполагаю.
– Интересно… – Она обошла вокруг стола и присела на его край. – Значит, вас прислал Селиванов?
– Нет! – запротестовал Окаемов. – Не он. И я бы попросил: пусть этот разговор останется между нами.
– Значит, не Селиванов? Тогда Астраханский?
– Не нужно преувеличивать компетенцию бывшего офицера полиции.
– Значит, ни тот ни другой…
– Хотите знать имена? Одного моего вам недостаточно?
– По сути, и ваше не нужно.
– А что для вас имеет значение? Сумма? – Окаемов достал блокнот, ручку, что-то написал и показал ей: – Такая устроит?