Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 24

В ходе вылазок мы собрали обширный картографический материал и сделали множество набросков, но найти подходящий для побега путь нам так и не удалось. Без специального снаряжения, да еще с тяжелым багажом все перевалы были непреодолимы. А мысль возвращаться по знакомому пути через деревню Дзонка нам не грела душу. Поэтому мы направили еще один запрос в Непал, желая точно узнать, вышлют нас оттуда в Индию или нет. Ответа так и не последовало. До того момента, когда нам надлежало покинуть Кьирон, оставалось еще два месяца, и мы посвятили это время тщательным сборам. Чтобы увеличить наши финансовые запасы, я ссудил одного торговца под обычные в этих краях тридцать три процента. Впоследствии я очень пожалел об этом, потому что он постоянно оттягивал выплату долга, отчего наш план тайного отъезда едва не пошел прахом.

Наши отношения с миролюбивыми и покладистыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работают, как и наши крестьяне, используя не то что каждый час, а каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета явственно ощущается недостаток в рабочей силе, так что здесь неведомы нищета и голод. Общины обеспечивают всем необходимым монахов, которые не участвуют в крестьянском труде, а заботятся только о благополучии души. Крестьяне живут вполне зажиточно, у них в сундуках хранятся чистые праздничные наряды для всей семьи. Женщины сами ткут и шьют платья дома.

Полиции в нашем понимании этого слова здесь не существует, а преступников всегда судят публично. Наказания довольно жестоки, но в некотором смысле только такие и возможны, учитывая здешний менталитет. Я слышал про человека, который украл золотую лампадку в одном из храмов неподалеку от Кьирона. Его изобличили и наказали, по нашим понятиям, бесчеловечным образом. Ему публично отрубили руки, а изувеченное тело зашили в сырую ячью шкуру. Потом ее высушили и сбросили в глубокое ущелье.

Но нам самим таких страшных наказаний видеть не довелось, да и, кажется, с течением времени нравы тибетцев смягчаются. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая мне показалась даже недостаточно суровой. Наказывали монахиню, принадлежавшую к реформированной буддийской церкви,[26] которая предписывает строгое безбрачие. Эта монахиня от монаха той же церкви прижила ребенка, которого убила тотчас после рождения. Их обоих изобличили и поставили к позорному столбу. Об их преступлении объявили во всеуслышание и каждому назначили по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие, как обычно предлагая им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе, где многие плакали, раздался вздох облегчения. Монаха с монахиней изгнали из округа, лишив религиозного сана. Нам такое сочувствие показалось странным и почти необъяснимым. Добросердечные поселяне одарили преступников деньгами и съестными припасами, так что эта пара покинула Кьирон и отправилась в паломничество с полными мешками всякой снеди.

Реформированная школа буддизма, к которой принадлежали эти двое, в Тибете наиболее распространена. Но как раз в нашей местности было несколько монастырей, в которых были иные правила. В них монахи и монахини жили семьями, а их дети оставались в монастыре. Такие монахи сами обрабатывали свои поля, но никогда не получали государственных должностей – на них могли претендовать только представители реформированной школы.

Власть монахов в Тибете – явление уникальное, его можно сравнить только с жесткой диктатурой. Монахи с недоверием относятся ко всякому внешнему влиянию, которое может угрожать их власти. Они достаточно умны, чтобы понимать, что власть их все-таки не безгранична, но наказывают любого, кто выразит какое-либо сомнение по этому поводу. Поэтому многие из них были очень недовольны нашим общением с местным населением. Ведь наше поведение, свободное от всяких предрассудков, могло натолкнуть тибетцев на разные вредные для монахов мысли. Мы ходили по ночам в лес, не боясь прогневать демонов, забирались на горы, не зажигая жертвенного огня, и с нами ничего плохого не происходило. В некоторых местах с нами обращались подчеркнуто холодно, что можно приписать влиянию лам. Но с другой стороны, тибетцы приписывали нам сверхчеловеческие способности, поскольку считали, что другого объяснения нашим вылазкам не найти. То и дело нас спрашивали, что мы задумали сделать с ручьями и птицами, зачем мы с ними так много общаемся. Ведь тибетцы никогда и шагу не ступят без определенной цели, поэтому они считали, что мы неспроста бродим по лесам и сидим на берегах ручьев.

Драматическое прощание с Кьироном

Между тем наступила осень, и приближалось время, когда мы должны были покинуть Кьирон. Нам было трудно расставаться с этим раем на земле. Из лагеря мы бежали полтора года назад, война закончилась, но наше положение не изменилось, потому что получить разрешение на пребывание в Тибете нам так и не удалось. От лагеря до Кьирона мы проделали примерно восемьсот километров, не считая прогулок по окрестностям. Теперь пришла пора снова двигаться в путь. Из прошлого своего опыта мы знали, что самое главное в дороге – иметь достаточный запас еды, поэтому в двадцати километрах от Кьирона в сторону поселения Дзонка мы устроили тайник, где хранили в основном цампу, масло, вяленое мясо, сахар и чеснок. В этот раз, как и при побеге из лагеря, мы должны были нести все вещи на себе.

Сильные снегопады, предвещавшие раннюю зиму, несколько нарушили наши планы. Мы с точностью до грамма рассчитали все, что берем с собой, а теперь стало ясно, что необходимо еще второе одеяло. Зима, конечно, самое неблагоприятное время для путешествия по высокогорным плато Центральной Азии, но в Кьироне оставаться дольше нельзя было ни в коем случае. Мы даже подумывали, не переправиться ли нам тайно в Непал, чтобы перезимовать там, но отказались от этой идеи, поскольку непальские пограничные заставы славятся особой бдительностью.

Собрав нужное количество провианта в тайнике, мы принялись мастерить себе переносную лампу. По-видимому, местные жители заметили, что мы что-то затеваем, и больше не оставляли нас ни на минуту без присмотра. Постоянно при нас были соглядатаи, так что нам не оставалось ничего другого, как отправиться в горы, чтобы без помех доделать осветительный прибор. Абажур мы смастерили из обложки моей книжечки по истории региона и тибетской бумаги, наполнили маслом портсигар – это должно было питать наш огонек. Источник света, пусть даже слабый, был нам необходим, потому что мы планировали снова идти по ночам, пока не минуем населенные районы.

Я все еще ждал, когда мне вернут долг. Но деньги должны были выплатить со дня на день, поэтому мы решили приниматься за дело.

По тактическим соображениям Ауфшнайтер должен был выйти из деревни первым, как бы на прогулку. И вот 6 ноября 1945 года он открыто днем покинул деревню с набитым вещами коробом за плечами. Его сопровождала моя собака, подарок одного знатного человека из Лхасы. Это был длинношерстный, среднего размера тибетский пес, и мы оба к нему очень привязались. Тем временем я пытался получить назад деньги, но безуспешно, потому что люди что-то заподозрили и не хотели ничего мне отдавать до возвращения Ауфшнайтера. В общем, подозревать нас в подготовке к побегу было логично. Срок нашего пребывания в деревне подходил к концу, и если бы мы действительно намеревались отправиться в Непал, то никакая секретность была бы не нужна. Пёнпо боялись неприятностей от правительства в случае, если нам удастся пробраться в центр страны, и настраивали жителей против нас. А те всегда жили в страхе перед властями.

Ауфшнайтера стали лихорадочно искать, а меня несколько раз допрашивали, желая узнать, куда он пошел. Мои попытки представить дело так, будто Ауфшнайтер просто отправился на прогулку в горы, не увенчались успехом. Я решил, что потрачу еще один день на то, чтобы вернуть хотя бы часть своих денег. Остатком пришлось пожертвовать, потому что добиться чего-нибудь без возвращения Ауфшнайтера было невозможно.

26

Имеется в виду школа Гелуг, основанная Чже Цонкапой (1357–1419), реформатором тибетского буддизма, который вернул в монастыри традиции строгого соблюдения монашеской дисциплины и изучения философии, устранив искаженные интерпретации учения Будды и ложные практики. – Примеч. ред.