Файролл. Два огня

Я не стал вступать с ним в дискуссию. Это было бессмысленно и небезопасно. Уж не знаю, каков этот крендель был в годы своей доармейской юности, прошедшей под светлыми флагами юношеской дружбы с неизвестным мне баловником Тагиром-заде, но сейчас он производил впечатление человека, который за неосторожное, а может, даже и просто непонятное слово, запросто мог сделать краниотомию без хирургических инструментов, анестезии и санитарок в накрахмаленных халатах.

– А бабуля твоя дома? – донесся до меня вопрос Эли, адресованный Светке. – Мне бы с ней поговорить.

– Понятно, – скривила та рот. – Это вы опоздали.

– Никак померла? – ахнула Вика. – А мамка говорила…

– Да помрет она, как же, – непочтительно хмыкнула Светка. – Она нас всех переживет, а то и детей наших. Не в этом дело. Здоровье-то у нее ого-го какое, а вот на голову она ослабла. Несет всякую чушь, хорошо хоть под себя не делается.

– Вот тебе и раз! – расстроенно сказала Эля. – А мы хотели, чтобы она нам погадала…

– Э-э-э-э, – махнула рукой Светка – Она уж года два как это дело забросила, до того ещё, как головой поплыла. А жаль, какая-никакая денежка нам за это дело капала.

– И много ли тебе пользы с той денежки было? – хриплый старческий голос, больше похожий на карканье, заставил меня, да и всех остальных, чуть ли не подпрыгнуть на месте.

Когда и откуда появилась грузная седая старуха в засаленном халате, никто не заметил. Но, тем не менее, она стояла в центре комнаты и обводила глазами притихших людей.

Не знаю, не знаю, насколько верны были слова Светки о том, что у этой бабули с головой не все в порядке, из-под клочковатых седых бровей нас буровил более чем вменяемый взгляд. Скажу больше – он был не просто вменяемый, он был какой-то даже оценивающий, выбирающий.

– Ба, ну чего ты вылезла? – недовольно сказала Светка и подошла к старухе, которая переводила свои буркалы с одного лица на другое. – Иди, иди к себе.

– Цыц, – ответила та, топчась на месте. – Помолчи уже.

– Ну и зря ты на старушку наговаривала, – сказал Светке Шишкун, ухмыляясь. – Как по мне – в себе она. Выглядит страшновато, но на чокнутую никак не тянет.

Да, выглядела бабуля жутко, было в ней нечто отталкивающее, пугающее – то ли неопрятность неухоженной старости, то ли еще что-то, что не объяснить словами. По крайней мере, Вика явно напряглась и переместилась за мою спину, я почувствовал ее руку на своем плече.

Старуха уловила движение, повернула голову в нашу сторону и уставилась на Вику.

– А я чуяла, – проклекотала она внезапно, вытянула морщинистую руку и ткнула пальцем в мою спутницу. – Я знала, что знак будет. Сегодня будет.

– Ну и что ты на это скажешь? – язвительно спросила Светка у Илюшки. – Знак она увидела теперь какой-то. Ба, иди к себе, а?

Бабка тем временем, не обращая внимания на просьбы внучки, довольно шустро приблизилась к нам, не отрывая взгляда от Вики, точнее, от ее груди. Мне стало любопытно, что она там такое углядела, я обернулся и увидел на ней кулон, тот самый, что в качестве новогоднего подарка ей передал Старик. Странно, что я сразу на него внимания не обратил.

– Ты кто есть-то такая? – вполне миролюбиво спросила Павлючиха у Вики.

– Травникова я, – пробормотала Вика, явно уже сожалеющая о визите сюда.

– Травникова? – старуха заклекотала, судя по всему, это она так смеялась. – Никак Таисьина внучка?

– Да, – кивнула девушка.

– От же, – от Павлючихи пахло так, что даже мне стало не по себе, что уж говорить о побелевших сестрах. Смешанный запах мочи и немытого старческого тела был просто невыносим. – Вот она бы посмеялась, узнав кому ее внучка служить подрядилась. А ты, стало быть, за мной пришла?

– Я погадать хотела, – окончательно растерялась Вика. – Теперь, правда, уже не хочу.

– Тебе? Гадать? – старуха окончательно развеселилась. – Да тебе-то это зачем? Твоя судьба уже сплетена, ее смотреть не надо, в ней же теперь уже ничего не изменишь. Ни добавишь в нее ничего, ни убавишь, так-то.

– Ну да, – подал голос Шишкун. – Твоя правда, Светуся, с головой у бабушки беда.

– Надо ее в дурку определять, – деловито заметила одна из девиц, сидящих за столом. – У меня бабка так же умом тронулась, так чуть дом не спалила ночью. Хорошо папка с бодуна мучался, за рассолом пошел к холодильнику, заметил. Светк, может звякнем куда надо, пусть машину пришлют с крепкими ребятами и носилками?

Старуха протянула толстый грязный палец к кулону, болтающемуся между грудей Вики, и осторожно потрогала его, загадочно улыбаясь. Бедная девушка даже дыхание затаила, уж не знаю от чего – от страха или от брезгливости.

– Бабуля, – мне все это надоело, да и супругу стало жалко, у нее в лице уже не было ни кровинки. – Шли бы вы уже. Раз с гаданием не сложилось – так и ладно, и ступайте баиньки.

– Баиньки? – старуха басовито захохотала, раззявив пасть и явив нам на удивление крепкие, молодые зубы. – Будут мне сегодня баиньки, не сомневайся даже. Крепко усну, ох, крепко! Так и хорошо это, заждалась уже…

– Вот и славно, вот и договорились, – примирительно сказал я, вставая со стула. – А мы пойдем, пожалуй. Так сказать – мир этому дому…

– Да куда тебе идти-то? – Павлючиха отсмеялась и уставилась на меня в упор. – Некуда тебе идти. Сам рассуди – куда может пойти тот, кто уже все потерял?

– Что я потерял? – мягко и терпеливо спросил я у старухи, стоящей на моем пути. Ну, а что мне делать, не толкать же плечом? – Я ничего не терял.

– Да все ты потерял, правда, и сам того не заметил, – в тон мне, по-доброму, ответила та. – Все потерял, а что не потерял – то сменял, по простоте своей да недомыслию. И теперь, чтобы найти все то, что потеряно, надо будет очень многое отдать. Да что там многое – все, что приобрел, да крохи того, что осталось у тебя, отдать надо будет, до самого донышка, и тогда у тебя появится махонький шанс на то, чтобы снова вернуть себе самое главное, что ты доброй волей выбросил.

У меня возникло ощущение, что сейчас мои мозги закипят. «Отдал», «потерял» – что за хрень эта старуха несет?

– Но все равно ты поумнее этой дурочки будешь, – старуха кивнула в сторону совсем уже белой Вики. – Ты-то напоказ свою новую личину не кажешь, а она ее как флаг на демонстрации несет. Потому у тебя этот шанс будет, а у нее нет. Хотя он ей и не нужен вовсе, ей и так хорошо.

На самом деле это все было уже не смешно, да и старуха, похоже, не так и безумна была, как мне сначала показалась. То, что она несет, здорово похоже на бред, вот только больно этот бред похож на кое-что другое.

– Бабуля, – вкрадчиво сказал я, намереваясь задать один вопрос, который давно меня мучал. А вдруг старушка и впрямь из тех, которые знают больше, чем человеку положено?

– Бабуля, бабуля, – старушка прищурилась и внезапно показала мне толстый шершавый язык. – Все, что хотела, я тебе уже сказала, большего не жди. И того-то говорить не стоило, как бы мне теперь это там не аукнулось. Но напоследок надо же чего-то доброе сделать? Да и знак вы мне явили, так что – квиты.

В комнате уже явно никто ничего не понимал, на лице Илюшки Шишкуна гуляла блаженная улыбка, Светка и остальные девушки знай хлопали глазами.

– Один вопрос, – попросил я старуху. – Только один.

– Отстань, пора мне, – отмахнулась та и поманила пальцем ту девчонку, что предлагала санитаров со смирительными рубашками позвать. – Иди-ка сюда, чего дам!

В руке у бабки невесть откуда появился золотой перстень с тускло блеснувшим камнем.

– Ба, с чего это ты ей собралась чего-то отдавать? – возмутилась было Светка, но ее подруга оказалась шустрее и, лихо сиганув через два стула, попыталась цапнуть украшение с ладони старухи.

В этот же момент Павлючиха неожиданно ловко ухватила ее ладонь, крепко сжала, глаза ее закатились под лоб, дыхание участилось.

– Отпусти! – взвизгнула девчонка, пытаясь освободиться, но это было тщетно – старуха держала ее крепко, очень крепко.