Страница 35 из 37
В этой связи большой интерес представляют контакты Л. Н. Толстого со столь просвещенным пастырем Церкви, каким был протоиерей А. М. Иванцов-Платонов, профессор церковной истории Московского университета, один из выдающихся русских церковных публицистов. Как уже было сказано ранее, именно он вместе с протоиереем Н. А. Сергиевским (1827–1892), также профессором Московского университета, а также протоиереем П. Преображенским и протоиереем Г. Смирновым-Платоновым, был одним из инициаторов создания в 1860 г. журнала «Православное обозрение», уже в первой своей статье заявившего о необходимости культивировать живое направление в русской духовной науке. Характерно, что через год, в 1861 г., обер-прокурор Св. Синода А. П. Толстой в письмах к митрополиту Филарету высказывает неудовольствие по поводу того, что в новом журнале присутствует «излишняя уступчивость и как бы угодливая снисходительность в отношении к философским воззрениям и требованиям мира»[120].
В начале 1880-х гг., т. е. приблизительно в тот период, когда окончательно оформились новые взгляды Л. Н. Толстого, протоиерей А. Иванцов-Платонов в «Руси» И. С. Аксакова выступил с циклом статей «О русском церковном управлении», в котором ярко изобразил ряд недостатков церковного строя. Кроме того, он оказал значительное влияние на формирование философских взглядов В. С. Соловьева и долгое время поддерживал с последним самые близкие отношения, которые прервались только в 1888 г. в связи с одной из антикатолических статей протоиерея А. Иванцова-Платонова.
Будучи православным священнослужителем, А. М. Иванцов-Платонов тем не менее вызвался содействовать изданию в России не прошедших цензуру работ Л. Н. Толстого. В письме к писателю от 25 июня 1885 г. он полагал, что «Исповедь» и «Так что же нам делать» можно было бы напечатать в собрании сочинений писателя, сделав из них небольшие исключения. Но что касается трактата «В чем моя вера?», из него необходимо выключить целые главы, притом что «большую и наиболее существенную часть сочинения <…> можно и нужно было бы провести»[121].
Так возникли «Примечания читателя» протоиерея А. Иванцова-Платонова, которые хранятся в Отделе рукописей ГМТ и до сих пор не изданы. В них автор демонстрирует очень глубокое понимание сути расхождений Л. Н. Толстого с Православием. Протоиерей А. Иванцов-Платонов точно почувствовал главную проблему писателя: отсутствие собственного живого духовного опыта, внешний и поэтому поверхностный взгляд на христианскую жизнь, стремление сразу от полного неверия перейти к вере и принять «все частности церковного учения и обряда», «не уяснивши себе их внутреннего и исторического значения, не разобравши внимательно и тех оснований, на которых держалось его прежнее отрицание». Протоиерей А. Иванцов-Платонов совершенно справедливо подчеркивает в связи с критикой православного катехизиса и «Догматического богословия» митрополита Макария, что «рассудочные понятия становятся живым убеждением лишь тогда, когда, не оставаясь заученными понятиями, они перерабатываются в личном жизненном опыте»; при этом бросается в глаза и очень высокая требовательность писателя[122].
Далее, критикуя взгляд Л. Н. Толстого на Церковь как на учреждение, в котором якобы насильно заставляют человека принимать противные его разуму убеждения, автор примечаний подчеркивает, что в Церкви ничего не делается насильно – Символ веры не является внешне обязательным для единения. Символ – «дело всей Церкви», выражение «общего исконного церковного верования», цель которого – объединение своих чад любовью; по сути, эта цель должна пониматься сотериологически; основой Символа является не принуждение, а Предание и любовь. Принципом единения объективно является Любовь Церкви, а субъективно – свободное принятие Символа каждым верующим, основой которого является понимание и доверие[123].
Л. Н. Толстой высоко оценил работу А. Иванцова-Платонова и согласился на все его исключения из текста (см.: 85, 207). Однако даже протоиерей А. Иванцов-Платонов, по-видимому, действительно расположенный помогать Л. Н. Толстому, не мог пройти мимо явных несуразностей в «переводах» и новых интерпретациях Л. Н. Толстым хорошо известных христианских текстов. 22 августа 1885 г. цензор направляет В. Г. Черткову письмо, в котором речь идет о запрещении рассказа «Два старика», а также о новом переводе «Учения 12-ти апостолов» Толстого. Автор письма прекрасно понимает, что перевод явно тенденциозен – Л. Н. Толстой, по своему обыкновению, сознательно искажал текст первоисточника. Протоиерей А. Иванцов-Платонов указывает на самые странные случаи таких искажений: вместо «крестите» – «омывайте», вместо «евхаристия» – «благодарение за еду», вместо «епископы и диаконы» – «надзиратели и служители»[124].
Итак, на почве нового мировоззрения и критики догматической системы митрополита Макария рождается ряд известных философских трактатов писателя, в которых Л. Н. Толстой излагает суть своего представления о религии. Эти произведения складываются как бы некоторую систему. «Исповедь» – история духовного переворота, «Критика догматического богословия» – изложение взглядов Л. Н. Толстого, а точнее, достаточно агрессивная критика православного вероучения, а венчает этот список толстовский новый «перевод» Евангелия.
Следует подчеркнуть, что с точки зрения отношения писателя к Церкви и ее учению все последующие работы Л. Н. Толстого фактически только уточняют те или иные мысли, уже изложенные в его сочинениях. Конечно, это вовсе не означает, что религиозные взгляды писателя не менялись. Я уже говорил, что они претерпевали постоянные изменения – но вовсе не в сути, не в своей антицерковной направленности.
К сожалению, толстовская критика православного догматического богословия несет в себе черты какой-то лично окрашенной мстительности, что мешает отнестись к ней объективно. Характерной ее особенностью является отсутствие продуманной и убедительной аргументации. Постоянно апеллируя к человеческому разуму, логике, опыту, Л. Н. Толстой на самом деле использует не метод научной критики, не научный дискурс, а чисто литературные приемы, оставаясь, по сути, критиком-писателем, критиком-публицистом, а не критиком-философом, не критиком-ученым, что оставляет впечатление несерьезного подхода к вопросу.
Однако характерно, что главный мотив этой критики – соотношение церковной веры и современного научного знания – повторяется во многих произведениях вполне церковных авторов. Можно указать в этой связи, например, на выступление в 1906 г. будущего священника, а тогда еще студента МДА П. Флоренского, который подчеркивал, что живая жизнь русского общества идет вне церковного вероучения, а вероучение идет вне жизни, ибо православные писатели отстают от духовных потребностей своих читателей: «…интимнейшие волнения в необъятной шири духа – оказались вне этого вероучения»[125]. Здесь, правда, пути Л. Толстого и П. Флоренского кардинально расходятся. С точки зрения Флоренского, современное ему общество снедает «жажда по догматике», стремление найти эти «интимнейшие волнения» облеченными в строгую интеллектуальную форму, потребность «в закреплении переживаний посредством их схематизации»[126], рефлексии. С точки зрения Л. Н. Толстого, всякая попытка построения догматической системы есть бессмыслица, игра в «басни», которым современный образованный человек верить не может.
Таким образом, «Критика догматического богословия» – при всей ее неприемлемости для церковного сознания и при всей ее чуждости научному типу критики – оказалась своеобразным реагентом, выявившим потребность Церкви в создании адекватного эпохе богословского языка. Более того, появление критики Толстого фактически означало необходимость богословского переосмысления догматического наследия Церкви, необходимость такого понимания церковной догматики, которое не противоречило бы существенным образом интеллектуальному и научному уровню развития образованного человека XIX в. Писательская агрессия Л. Н. Толстого только подчеркивала то обстоятельство, что Церковь уже не может пассивно следовать в фарватере позитивистской антицерковной критики и только отвечать с большим опозданием на «вызовы современности», она нуждается в активном, творческом действии.
120
Знаменский П. В. Богословская полемика 1860-х годов об отношении православия к современной жизни. С. 6.
121
Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов: Полное собрание переписки. Т.II. С. 689. Примеч. 1.
122
Иванцов-Платонов А., прот. Примечания к статье Толстого «В чем моя вера?». ОР ГМТ. Ф. 1. № 9059. Л. 15, 19–19 об.
123
Иванцов-Платонов А., прот. Примечания к статье Толстого «В чем моя вера?». Л. 17–18.
124
Письмо прот. А. Иванцова-Платонова В. Г. Черткову. РГАЛИ. Ф. 552. Оп. 1. Д. 1348. Л. 1 об.
125
Цит. по: Антонов К. М. Философия религии в русской метафизике XIX – начала XX века. М., 2008. С. 274–275.
126
Антонов К. М. Философия религии в русской метафизике XIX – начала XX века. С. 276.