Развод

Нам с Йесоном не привыкать к разлукам. Даже продолжительным, на неделю-две (это для меня уже было исчерпывающе много). Но от этого его отсутствие не переносилось мною легче. У меня не вырабатывался иммунитет к жизни без него. Она меня подкашивала и грозила погубить, если не принимать вовремя микстуры – мужа. Нет-нет, в этот раз он быстро вернется, но что-то изменится, я знала. Он не хотел говорить о своём прошлом, но обмолвился. А когда происходили вещи против его воли, перечащие ему, он обязательно потом в двойном размере доказывал, что всё будет так, как он считает нужным. А так как вынудила его к откровенности я, то и проучить должно меня, чтобы поняла: ему виднее, как надо. Я уже сейчас, переваривая полученные сведения о том, что до меня он был неудачником на любовном фронте и рогоносцем, считала, что прожила бы и без этой информации, если она была ему неугодна. Мне на неё было ни холодно, ни жарко; если Йесон ненавидел те годы, я готова ненавидеть их вместе с ним, если тосковал о безвозвратности чего-то, я готова тосковать тоже. Если хочет забыть, то и я забуду, но я знала гордость Йесона. Он ещё долго будет изнемогать от вторжения в его сокровенные секреты. Я провела параллель между собой и женой Синей Бороды из сказки, которой велено было не заглядывать за запретную дверь. Ну почему мы – женщины, - таковы, что не удовлетворяемся счастьем и всё равно суём куда-то свой нос? Я зареклась отныне ещё потакать своему любопытству и вспомнила, что когда-то пообещала себе не называть никого, кроме Йесона, отцом Джесоба. Но это было до того, как я узнала, что беременна второй раз. Я клялась и ручалась самой себе в порывах только что обнаруженной любви к собственному насильнику, признавшемуся в своём бесплодии; в общем, в очень сложной и неадекватной ситуации. Но бесплодие оказалось фикцией, а потому, имела ли я право теперь признавать за Донуном отцовство, нарушая слово, данное себе самой?

Сопоставляя факты, различные утверждения Йесона разных лет с тем, что в итоге оказывалось, я совсем запуталась и отложила на потом окончательное решение по поводу признания его слов правдой. Если бы я самостоятельно не узнала, что он разведенный мужчина уже на тот момент, когда мы познакомились, этот затейник так и катал бы мне по ушам, что я была его первой женщиной. Спору нет – ложь Йесона всегда красива и ей хочется верить, но… Но если у них с женой не было детей, то, может, они реально даже не спали, и «шлюха», «зараза» и «патоспермия» - очередная обманная импровизация? И он был до меня девственником? Я тихо и одиноко засмеялась, скрипнув зубцом вилки по фарфору. Только мой супруг способен заставить верить в очевидно невероятные вещи, не прикладывая к этому усилий. Но я же на самом деле не видела кроме его бывшей благоверной ни одной любовницы, или хоть какой-нибудь завалящей самки, которая сказала бы: «Да, я с ним спала».

Воспаляясь от лабиринта вечных йесоновских интриг, мозг стал выдавать мне очередной анекдот: муж только что сочинил совершенно обезоруживающую картину прошлого, нарисовал выдуманного обманутого и побитого судьбой парня, чтобы защемило дух, разыграл правдоподобную сцену оскорбленности – в его актерских способностях я убеждалась не раз, - и ушел. Всё рассчитано на один эффект: мне становится стыдно, и я больше никогда не лезу в его прошлое. И это сработало. Мне стыдно, и я не знаю, чему верить.

И помощников в моём расследовании мне не найти. С восемнадцати лет, когда так рано первый раз женился, Йесон жил отдельно от родителей, совершенно самостоятельно и не посвящая их в свою жизнь. Так что его мама и папа были не в курсе ничего, даже если бы захотели мне что-то рассказать. С его бывшей супругой мы вряд ли по-дружески поболтаем, а все, кто максимально долго знал Йесона – его совершенно не знали, как и я сама.

После того, как Йесон вышел, через некоторое время ко мне забежал Донун и, оставив второй электронный ключ от своего номера, попросил встретить Чунсу, который вот-вот приедет в гостиницу, а так как они уезжают на важную встречу, то он сам этого сделать не сможет. Мне не трудно, конечно, но как отнесется к очередной моей встрече с мужчиной из прошлого Йесон? А, гори всё синем пламенем! В самом деле, я не веду себя непристойно или как-то так, чтобы вызвать осуждение, поэтому мужу лучше присмирить свой далеко не кроткий нрав. И я не буду способствовать процветанию его замашек оккупанта. Я сама знаю, что можно себе позволять, а чего нельзя, так что видеться с противоположным полом имею право.

Взгляд, брошенный на часы, обнаружил, что время уже подошло, и нужно спускаться в вестибюль. Там я очутилась вовремя и, не прошло и десяти минут, как появился мой давний знакомый. Сейчас он был женат и у него тоже был ребенок, но он не сильно изменился с тех пор, как я видела его последний раз: всё такой же мужественный, спокойный и излучающий силу. Но, несмотря на улыбку, которая сама собой родилась при встрече, я моментально поняла, что прежнюю влюбленность уже не оживить никакими средствами, даже волшебными. Всё осталось позади и единственное, что теперь чувствовалось по отношению к Чунсу – это дружеское расположение, вызванное общими воспоминаниями.

Поднявшись, чтобы он положил свои вещи, мы интересовались друг у друга общими фразами о жизни, предпочитая тут же переводить разговор с себя самих на Донуна, из-за которого тут столкнулись. Он оказался благодатной почвой и, как близкие ему люди, переживающие за его судьбу, вскоре мы уже не обсуждали ничего другого, кроме того, как помирить их с Сорой и оставить в браке.

- В другой раз я бы сказал, что всё само уладится, но не с этими ребятами. – Чунсу предложил выпить за встречу в лобби-баре, на что я с радостью согласилась. Прилюдные посиделки не требуют оправданий в том, что мы делали. Всё и так видно и множество свидетелей. Да и пили мы безалкогольные мохито, поскольку Чунсу был трезвенником, как и я, из-за своих занятий спортом вечно блюдущим здоровый рацион и правильно питающимся. – Во-первых, они выглядят неприспособленными к решению проблем, каких-либо, кроме денежных. Во-вторых, я впервые слышу, чтобы они поссорились. И тут же так сильно, что речь зашла о разводе! Это заставляет задуматься.

- Да ладно тебе, - смотрела я на это оптимистичней. – Это же не ислам, где трижды произнесенное «развод» обрывает узы. Они могут говорить о разрыве бесконечно, лишь бы не предприняли никаких действий. А то, что они ругаются так редко, подаёт надежду на то, что отношения эти крепкие.

- Одно несомненно – они любят друг друга, и очень сильно. – согласился Чунсу. Я посмотрела на него ещё раз, как бы заново. Чудно было сидеть вот так с ним снова, столько лет спустя, и, как обычно, говорить о Донуне. Словно ничего не изменилось, и я даже ощутила себя моложе обычного. Вспомнился тот месяц противостояния с Йесоном и я подумала, а почему бы не перестать быть послушной и хорошей женой, а, как и тогда, встать на дыбы, и добиться, наконец, правды, и всего, что мне ещё надо. Впрочем, у меня всё есть, разве что завоевать немного свободы от патриархальной ревности мужа. Она мне нравится, конечно, но изредка случаются перегибы. А ещё пора стать более требовательной. Сколько ещё лет мне терпеть постоянные командировки и отсутствие Йесона, которого так не хватает и мне, и детям? Но то сокровенное «не отвлекать от работы», «не беспокоить», «не добавлять лишних хлопот» заученное из-за заботы о нем, вдруг завязло у меня на языке, так что захотелось выплюнуть и потребовать внимания к себе. Покапризничать. Почему Соре можно, а мне нет? Я даже в положении старалась быть как можно менее уязвимой, терпя и следя за собой, не пора ли расслабиться? Привычка быть сильной и самостоятельной, продуманной и предусмотрительной, выработанная после одного единственного несчастного случая в молодости, крепла и крепла, но переросла вдруг во что-то тяжелое и неподъемное, что захотелось скинуть, как рюкзак, и вспорхнуть канарейкой.