Пандемия

– Похоже на штуку, которая была у Фредди Крюгера в «Когтях во тьме». Не знаю, видела ли ты этот фильм.

– Я как раз о нем подумала. Только здесь не совсем лезвия, скорее заостренные и изогнутые цилиндры. Да, именно как когти.

– Иными словами, мы имеем убийцу, который избавился от костей в лесной глуши, но разгуливает с таким оружием… И без колебаний уничтожит всякого, кто встанет ему поперек дороги.

Шарко положил нож и вилку на пустую тарелку. Он только сейчас осознал, что с ужином покончено; он не ел, просто заглатывал пищу, слишком занятый своими мыслями.

– Я думаю, он был в гневе, – произнес полицейский. – В ярости, что ему помешали. А, ты видел, что я делаю? Хочешь кричать? Ручаюсь, ты у меня замолчишь…

– Земля в глазах, в горле…

Шарко кивнул:

– Я тебя научу молчать. Шене говорит, что горло забили землей после смерти. Убийца не выказал никаких угрызений совести, он не пожалел времени, чтобы перенести тела подальше от места преступления.

Люси ела медленнее, она не была голодна.

– А трупы из пруда?

– Шене пригласил антрополога из Института судмедэкспертизы. Он был там и собирался работать всю ночь. Я заеду туда завтра утром, пораньше.

Люси пыталась мысленно подвести итоги. Голова пухла, и ночь обещала быть неспокойной: полицейскому трудно уснуть, когда в мозгу крутятся одни и те же вопросы.

Ее мысли прервал Шарко:

– Еще этот запах в лесу. Мята… Я не могу усмотреть связи.

– Это только начало, Франк. Мы не можем ускорить события.

– Поэтому люди и умирают.

Люси встала и убрала со стола. Потом подошла и обняла Шарко сзади. Тело его было напряжено куда сильнее обычного. Остов словно отлит из стали. Но даже самая крепкая броня рано или поздно дает трещину. Слишком много психопатов на этой планете. Их битва не имела большого смысла, Шарко это знал.

И все же они устремлялись в нее вновь и вновь, расследование за расследованием.

Просто потому, что это была их работа.

И они были созданы для нее.

22

Амандина проснулась как от толчка – так пробуждаются от кошмара.

В ее голове возникла связь.

Было почти семь часов утра. Она вскочила с кровати и проверила сообщения на мобильном телефоне, лежавшем рядом. Минут двадцать назад пришло сообщение от Жоана: «Все усложняется. Постарайся найти „Вуа дю Нор“…»

Не теряя времени, она бросилась в гостиную, где оставила свой блокнот. Нашла записи, сделанные в процессе беседы с Жан-Полем Бюиссоном. Она перечитала каждую строчку и сосредоточилась на последней встрече пенсионера с сыном, секретарем суда: они обедали во Дворце правосудия. Она перевернула несколько страниц. Другой больной из Ларибуазьер, отвечая на вопросы, сказал, что работает бухгалтером на набережной Орфевр, 36. А ведь дом 36 совсем рядом с Дворцом правосудия.

Она заглянула в Интернет. Судя по фотографиям и пояснениям, подследственные и служащие даже могли переходить из одного здания в другое по длинным коридорам. Это была ниточка, за которую стоило потянуть.

Амандина надела серые брюки из искусственной кожи, свитер в тон, проглотила свои лекарства и позвонила Жан-Полю Бюиссону. Пенсионер поворчал, что его так рано разбудили в больнице, но Амандине требовались кое-какие уточнения. Во-первых, как его сын, секретарь суда, не загрипповал ли? Не заболел? Бюиссон ответил, что нет, во всяком случае, вчера был здоров.

Затем молодая женщина попросила рассказать подробнее о встрече с сыном во Дворце правосудия. Бюиссон сказал, что они сначала собирались пойти в ресторан в Первом округе, но в итоге пообедали во Дворце, потому что сын был плотно занят. Они встретились на ступеньках со стороны площади Дофина и поели в заведении, служившем столовой полицейским, адвокатам и всему судебному мирку. Потом они расстались и с тех пор не виделись.

Она поблагодарила его, повесила трубку и задумалась. Возможно, именно в стенах Дворца правосудия Бюиссон и Дюрье встретили пациента зеро, сами того не зная. Поэтому стоило пойти задать несколько вопросов в административном отделе Тео Дюрье на набережной Орфевр и попытаться встретиться с сыном Бюиссона, прежде чем начать свой день в Институте Пастера.

Фонг подошел к ней сзади и нежно обнял:

– Уже на посту, моя крошка?

– Я, кажется, напала на след.

– Опять это ночное озарение из тех, что у тебя случаются? Что же это?

– Скажу тебе, если подтвердится.

Она взяла экологически чистое яблоко из корзинки с фруктами, подхватила сумку, сунула в нее планшет и поцеловала Фонга в щеку.

– И не делай больше глупостей, как вчера, договорились? Если тебе надо за чем-то выйти, скажи мне.

– Хорошо, шеф.

Он надел маску и проводил ее до двери. Помахал ей через окошко и вернулся в свою стеклянную тюрьму. Амандина ненавидела эти моменты, когда ей казалось, что она бросает Фонга.

Через несколько минут она припарковалась у станции метро и села на девятую линию. Из-за забастовок были перебои на линиях С и А скоростного метро. В вагоне на нее, как всегда, поглядывали с любопытством. Алебастровая кожа, маска на лице, военный «ежик». Ее, наверно, принимали в лучшем случае за больную с тяжелой патологией, в худшем – за наркоманку.

Сидя в уголке, она не поднимала глаз, стерильные руки бегали по экрану планшета. Она зарегистрировалась на сайте «Вуа дю Нор» и загрузила сегодняшнюю газету.

Люди кашляли. Большинство вежливо прикрывали рот рукой, а потом брались за стойки, сиденья, дверные ручки. Некоторые вирусы, в том числе и грипп, на металле могли жить больше суток. Микроорганизмы разлетались повсюду, от одного человека к другому, проникали в носовую полость, оттуда в легкие, а затем и в кровь. Ничто не могло помешать им распространяться. В одном только вагоне их было в миллионы раз больше, чем людей на Земле.

Амандина пробежала глазами страницы газеты. Забастовки, требования, политические конфликты, хлеб насущный французской осени. На странице 9 она остановилась, ошарашенная. На фотографии был мертвый лебедь на поверхности водоема. И ужасный заголовок: «Подозрения на грипп H5N1 на севере Франции?»

Молодая женщина оказалась перед свершившимся фактом: произошла утечка, вдобавок опасная и лживая, ибо речь шла о H5N1, а не о H1N1. Она внимательно прочла статью. Директор заповедника Маркантер отвечал на вопросы, он не мог отрицать присутствия ученых из Института Пастера, которые потребовали закрытия парка. Ниже один из руководителей ИЭН, отвечая журналисту, пытался разрядить ситуацию: нет, речь вовсе не идет о H5N1, анализы в Институте Пастера в Париже еще проводятся, но в любом случае нет абсолютно никаких причин для беспокойства. На вопрос: «Зафиксированы ли еще случаи смерти птиц?» – он ответил: «Насколько мне известно, нет». Однако же следом журналист говорил о трех других лебедях, найденных мертвыми в Бельгии, и предполагал, что таковые могут быть и в других местах Европы. Разумеется, он многое преувеличил: птицы-де в процессе перелета, и если они являются носителями вируса, то он может очень быстро распространиться по всей Европе.

Эта статья один к одному копировала сценарий фильмов-катастроф и вполне могла воспламенить коллективное воображение. Амандина остолбенела. Как сумел журналист все разнюхать так быстро? Никто не мог знать заранее, что лебеди умрут в Маркантере. Амандина видела лишь одну возможность: кто-то из заповедника поговорил с журналистом до или после их приезда.

Она выключила планшет и спрятала его в сумку. Положение было катастрофическое. Теперь пресса вцепится в них мертвой хваткой, будет ждать результатов, требовать объяснений. Если они узнали о лебедях, то не замедлят проведать и о случаях у людей. Министру здравоохранения, политическим инстанциям и ВОЗ придется выступить официально.

Молодая женщина встала и вышла из вагона. Пересадка. Ничего не трогать, не смотреть людям в лицо, идти с опущенной головой. Не существовать, быть призраком, который не хочет неприятностей на свою голову и не собирается завязывать разговор или помогать туристу найти дорогу. Свести к минимуму биологические контакты.