Три цвета надежды

- Я истеку ею быстрее, если при попытке получить медицинскую помощь получу ещё несколько дыр в разных местах, - отпустив на миг запястье сестры Дракона, Джин перепрыгнул через ограждение, за которым был спуск в подземный переход и, не тратя время на лестницу, прыгнул сверху и туда, удачно приземлившись с высоты больше двух метров. Девушка последовала через перила за ним, но когда увидела высоту, то застопорилась. – Давай, прыгай! – поманил её мужчина. Юна обернулась, видя вдалеке надвигающиеся тени. Несколько человек гнались за ними, и если они приблизятся немного, то смогут стрелять метче, сократив расстояние. Долгие раздумья лишат преимущества разделявших их метров. Отвернувшись обратно, боясь переломать себе ноги, потому что никогда не ныряла на бетон с таких вершин, она закрыла глаза и бросилась вниз, не понимая, почему для неё предпочтительнее стало сломать ноги, а не вернуться к брату и выйти замуж за кого-то предложенного ей?

Она ведь не была неопытной девой, ничего бы с ней не случилось в этом браке, кроме того, что никакого счастья, никакой свободы она никогда бы не увидела. Быть женой главаря мафии – это всё та же опасность и ответственность. Мало того, что пришлось бы продолжать работать на брата и следить за собственным мужем, в связи с чем она никогда бы не смогла с ним сродниться, так ещё и никакого любовника не заведешь; за измену сразу пристрелят, и престиж Джиёна не спасёт. А то, что он объявит месть и войну после её смерти – уже не поможет. Свои законы, свои порядки, в которых она существует уже пятнадцать лет, замкнутый круг, где нет места мечтам, романтике и любви, но хуже всего, что там нет места даже для того, чтобы этого хотеть и в это верить. Джиёну это удавалось как-то, или ему было не дано верить и желать от рождения? Он был циником с малолетства, а она… пыталась соответствовать и удачно играла роль, но что-то противоречащее всегда зудело внутри, всегда молча сопротивлялось. Подчиняясь, она не переставала мечтать о другом. Наверное, она просто женщина, а они не могут жить без души. – Ай! – завопил коротко Джин, поймав Юну. Открыв глаза, та увидела, что находится в его руках, из которых он спешно её выпустил, схватившись опять за плечо и побежав дальше. Она тоже продолжила путь.

- Прости, тебе очень больно? Мог бы и не ловить…

- Чтобы ты сломала себе позвоночник и осталась на всю жизнь парализованной? Кто тебя учил прыгать плашмя? – не оборачиваясь, возмущался Джин набегу.

- Меня вообще прыгать не учили… откуда я могла знать, как надо?

- Я думал, что инстинкт самосохранения подсказывает такие вещи, но видимо у рафинированной принцессы он атрофировался, - злясь из-за того, что рука ослабла и отдавала резью и дерганьем вглубь, ворчал дантист.

- Я не рафинированная принцесса! – задетая, ахнула Юна, нагоняя его, как могла, но длина ног разнилась, и мужской быстрый шаг всё равно превосходил её. Джин не стал продолжать спор. Они выбрались на поверхность с другой стороны проспекта и снова побежали, слыша в отдалении эхо гулкого топота несущихся за ними по опустевшему в поздний час переходу. – Если бы у меня не отобрали телефон… - хватая воздух, на бегу комментировала Юна. – Я бы позвонила Джиёну… и попросила бы отозвать своих людей! Где мой мобильный?

- У Хоупа… но тот сам не поднимает, так что я не знаю, не добрался ли твой брат уже и до него, - ворвавшись в темный переулок, Джин остановился на три-четыре секунды и, переведя дыхание, возобновил марафон. – Нам нужно укрыться где-нибудь не надолго, и я позвоню подмоге… потому что так это сделать очень трудно… - перескакивая через бордюры и отбойники дворовых парковок, он старался не сбавлять темпа, хотя силы, конечно, не безграничны, и всю ночь бежать он не сможет. Успокаивало, что он, скорее всего, выдержит бегать дольше, чем преследователи, если другая их часть не зайдёт со встречной стороны. И если рана не обессилит его. И если Юна не выдохнется, из-за чего придётся делать передышку. А она-то явно сдастся быстрее, чем гоняющиеся по Сеулу мужчины.

- Ты знаешь этот район? Куда мы бежим?

- Немного знаю. Нам ещё далеко. Я хочу добраться до нашего логова… туда драконы не должны сунуться. По крайней мере, без предварительных переговоров.

- А-а! – Джин обернулся и увидел, что Юна схватилась за подошву, прыгая на одной ноге. – Я обо что-то поранилась.

- Черт! – вернувшись на два метра, он присел и посмотрел на порез на ступне, в который впился осколок стекла. Ненавидя делать что-либо в антисанитарных условиях, он всё же вынужден был достать кусок битого стекла без предварительной обработки хотя бы рук водой с мылом, но забинтовать было нечем совершенно. – Тебе бежать дальше не вариант, - он поднялся, начав отступать спиной. – Хоть и маленький, но порез способен привести к заражению. На руках я тебя далеко не унесу. Боюсь, мне придётся подождать, когда они нас догонят, и снова вступить в битву.

- Нет-нет-нет! – пытаясь не обращать внимания на ногу, Юна пошла вперед и потянула Джина туда же. – Идём, идём! – ей не хотелось, чтобы их настигли, но ещё больше ей стало страшно, что невольно ставшего на время союзником мужчину могут прикончить. – Ты беги, а я постараюсь не отставать…

- А если тебя схватят? – Джин толкнул её в темный угол, заговорив шепотом. Если люди Дракона обнаружат этот переулок, то сразу их не заметят. – Что я скажу Хосоку? Что проворонил тебя?

- Тебя волнует только отчетность перед ним? – её выражение лица не было видно, но голос выдавал какую-то обиду, ожидание чего-то большего, что не прозвучало.

- А что ещё меня должно волновать? – сказал он ей на ухо. Она тоже перешла на шепот:

- Ничего. Забудь. Верни меня брату, - вдруг как-то резко и раздосадовано сказала девушка.

- С чего вдруг ты поменяла свои планы?

- Передумала, вот и всё. Я не хочу бежать дальше. В конце концов, проще остановиться и быть принятой обратно, чем продолжать бунтовать, создавая себе неприятности, - Джин понял, что задел что-то очень тонкое, граничащее с гордостью, когда не признал, что не хочет быстро расставаться с Юной. Это было ошибкой. Она ждала, что он привязался к ней. Это значило, что и ей стало с ним хорошо, иначе бы не появилось сейчас этого холода. Неужели он невольно растопил лёд, и только что всё почти испортил? Мужчина вжал её в стену сильнее, прильнув всем телом. – Отодвинься.

- Ты же хотела свободы. Так просто откажешься от борьбы?

- Свобода… какой в ней смысл, если самостоятельно, как и под гнётом, недостижимо то, чего, оказывается, не существует, - отвела она лицо в профиль, не дав губам Джина коснуться успокаивающе её щеки.

- И чего же не существует? – его дыхание в ухо будоражило. Хотелось избавиться от него, чтобы чувствовать себя спокойнее и увереннее, но если это последние минуты, когда они видят друг друга, то лучше не отталкивать и впитать в себя всё, что станет концом их знакомства.

- Того, во что мне хотелось верить. Я верила в сказки о «золотых» и жила ими многие годы. Очень легко было проглатывать суровую реальность, когда был мир фантазий, идеальный, с рыцарями и героями, способными на любовь до гроба, способными сделать счастливой избранницу, какую-нибудь девушку. Конечно же, ею хотелось быть мне. Я терпеливо и скептично относилась к тому, как жила, потому что где-то внутри себя знала, что ведь есть же где-то другое, что можно встретить, что-то светлое… это были девичьи грёзы. Но я всерьёз увлеклась ими, я искала, надеялась, добывала информацию… и вот, на деле легендарные «золотые» - это трусящий богатенький наследник, дрожащий над своей холостяцкой жизнью, его друзья – такие же свободолюбивые зазнайки, неприкаянные бездельники или коварные обманщики, которые только и могут, что потешаться над девушкой, - последнее было укором непосредственно Джину. – Вы напыщенные мужланы, переполненные гордыней от того, что якобы спасаете мир. Вы думаете, что ваша глобальная миссия – борьба за добро, против зла – выражается масштабно, как в фильмах: взорвать несущийся на землю метеорит, уничтожить армию злодеев, ликвидировать экологическую катастрофу, поймать падающий с обрыва школьный автобус – что там ещё у вас из сверхспособностей? Вы пытаетесь сделать мир лучше, но почему-то не понимаете, что лучше – когда все счастливы. А счастье всех зависит от счастья каждого. Каждого. Любой человеческой единицы. А этих единиц за своими подвигами вы не видите. Вы выше них. Вы всё из того же тупого, бесчувственного мужского мира, который мне хотелось покинуть, где мужчины существуют для важничанья и хвастовства друг перед другом, а то, что настоящий мужчина определяется только восприятием его женщиной – вам неведомо.