Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 32

- К чему вы клоните? – уточнил Хакён.

- К тому, что Хан уже немолод. Ему нужен помощник, а лет через пять – замена, - настоятель положил руку на плечо Лео. – Я знаю, как ты любил и любишь Тигриный лог. Когда-то ты не хотел покидать эти стены, во что бы то ни было. Мне кажется, наступает время, когда тебе необходимо вернуться, - друзья в очередной раз переглянулись. Хенсок махнул ребром ладони, утверждая свои слова. – Пока Заринэ в положении, ты можешь отправиться с братьями в последнее путешествие, совершить последние подвиги. Но потом, когда ты вернёшься – твоё место здесь. Насовсем.

* * *

Вдоль обрыва, которым заканчивалась противоположная от стены сторона монастыря, можно было пройти по тропе к ступам и могилам монахов и бодхисатв, просветленных, живших и умерших в Тигрином логе когда-либо. От их агиографий, и не только, пошли легенды, что духи умерших здесь превращаются в тигров, и блуждают в горах, даруя необычайные способности чистым душой, и убивая, растерзывая тех, чьи помыслы корыстны и недобры. За этим своеобразным кладбищем сохранилась одна из хижин прежних отшельников, в которой иногда ещё бывало жил кто-нибудь из адептов. Прежде это было одним из излюбленных мест самого Лео, ещё до того, как он покинул Тигриный лог, прожив в нём около одиннадцати лет. Хижина эта, теоретически, не относилась к территории монастыря, и потому, хотя и прилегала к нему, не являлась священной. Ученики порой обзывались на неё кладбищенской сторожкой.





Но именно она стала общим домом Заринэ и Лео после того, как он вернулся с задания, спеша к тому моменту, когда родится его ребенок. Выполняя свой долг как никогда четко, размеренно и осторожно, хотя в отдалении от Заринэ в нем опять несколько раз просыпался хищник, необузданный и кровожадный, воин вернулся целым и невредимым, пылая в душе желанием увидеть того, ради которого, ему казалось теперь, совершал он последние восемь лет все свои деяния. Ради невинного младенца, ради тысяч невинных младенцев, из которых вырастут счастливые и благородные люди, если дать им беззаботное и безоблачное детство и подарить им мир вокруг и над головой.

Заринэ, подучившая немного корейский язык и постепенно совершенствующаяся в нем, хоть и с трудом, кричала в один из июльских жарких вечеров на родном фарси, призывая на помощь Аллаха и всех возможных покровителей, каких могла вспомнить. Начавшиеся на неделю раньше срока роды давались юному организму не слишком просто, но мастер Ли и сам настоятель Хенсок разбирались в народной медицине и врачевании, и потому сумели удачно завершить это событие. Выдохшаяся персиянка простонала и, тяжело дыша, стала погружаться в полудрему, в то время как на протянутых руках Лео заорал во всю глотку красный трёхкилограммовый человеческий детёныш. Хенсок с улыбкой разглядывал неуловимые черты вопящего личика, в котором ещё нельзя было распознать сходство с кем-либо из родителей. Лео, будто остолбеневший, застыл в неестественной позе, не в силах пошевелиться или моргнуть. Он смотрел и смотрел на ребенка, на мгновение озарившийся мыслью, что, к счастью, никаких признаков тигриного гена не наблюдается. Это самый обычный, на первый взгляд, малыш. Но с другой стороны – это его собственные плоть и кровь, и они незримо, но крепко, насмерть сковывали и связывали две души, одну взрослую, и одну ещё ничегошеньки не понимающую.

- Поздравляю с сыном, - похлопал его по спине Хенсок. Лео всё ещё не реагировал, начав чуть покачивать на руках мальчика, чтобы он успокоился. Сын… его сын… у него сын! – Говорят, что судьба людей определяется ещё при рождении, - промолвил Хенсок. – Какую бы ты хотел для него, Лео? Как бы ты хотел воспитать его? – Наконец услышав что-то, но, не переставая смотреть на сына, Тэгун задумался. Какую судьбу он хочет для этого мальчика? Какую долю он бы избрал своему сыну? Конечно же, не такую, какая была у него самого в детстве… никогда, ни за какие деньги не должен он увидеть всей порочности и дряни взрослой жизни, пока не повзрослеет сам. Он хочет дать сыну счастье, простое, каким бы оно ни было, но чтобы он был счастлив… но что есть счастье для человека? Лео стал пытаться сообразить, что же это такое, вспоминал свою жизнь, искал в ней ответы, быстро покосился на Заринэ, потом подумал о Хонбине и Эне, которые, в отличие от него, были при выполнении операции где-то в безымянных пустынях сейчас. Друзья… дружба всегда приносила радость и успокоение. Выполненный долг и спасение кого-либо приносили удовлетворение. Жизнь в Тигрином логе дарила счастье. Развернувшись к Хенсоку, Лео склонил голову и протянул ему сына, но руки не дрогнули. – Ты хочешь, чтобы он стал золотым? – полюбопытствовал старик, правильно ли понял жест воина? За стенами хижины поднялся теплый ветер, и какая-то ветка поскребла по крыше. Плач ребенка утих, и Лео, посмотрев в чуть разгладившуюся мордашку, увидел, что открылись маленькие темные глазки. Они с интересом смотрели на него взглядом крошечного инопланетянина, настолько необычным было видение Тэгуном новорожденного. Глаза, кажется, тоже ждали ответа от него, вместе с Хенсоком. Какую сильную любовь в груди ощутил в этот момент Лео! Его жгло изнутри отцовской любовью, умилением и нерастраченной лаской и нежностью, которую хотелось обрушить на создание, притихшее в его руках. Его сын обязательно будет золотым, только так. Он будет непобедимым воином, ещё более могучим, чем отец. Лео кивнул, но в этот момент, играя в переглядки с сыном, у него опять что-то начало происходить в голове, с памятью. Шло это откуда-то из сердца, ощутившего всю эту тонну нежности и тепла. Неисчерпаемая любовь, притяжение… чьи-то руки, на которых ему представлялся ребенок… Удержав младенца, Лео упал на колени, прижав его к груди. – С тобой всё в порядке?! – наклонился к нему взволнованный Хенсок. Железное здоровье Лео никогда не заставляло в нем усомниться, поэтому слабость была чем-то из ряда вон для него. Тэгун не смог подать никакого сигнала. Что-то приближалось к нему, из какой-то черной глубины, что-то светлое и легкое из темного и вязкого. Хруст и скрип, не то листвы и деревьев, не то чего-то в мозгу… разрозненные кусочки мозаики сползались к центру, как будто на спинах невидимых жуков, собирались в цельную картинку, прорисовывая чей-то взгляд, но это не были глазки крохи на его руках, хотя он смотрел в них. Как через зеркало, в этих глазах, которые полюбил самой чистой родительской любовью, Лео вдруг увидел девушку, остриженную под мальчишку. «Ну, привет, принц Персии» - прозвучало внутри него. Принц Персии… его маленький сын… так и есть, ведь он наполовину перс, наполовину кореец. Но что это за девушка? Это её голос… откуда она может знать? Воронка закрутилась, узел под диафрагмой стал затягиваться туже. Любовь – это ахиллесова пята… нужно избавиться от неё, чтобы быть бесстрашным… это же его собственные мысли? Да. Вот он открывает калитку, когда был привратником, и за ней стоит та девушка, с короткой стрижкой… дни закрутились перед глазами, один за другим, осень, сентябрь, октябрь, и она, всё время рядом, такая упорная, настойчивая, необыкновенная, добрая и внимательная, отзывчивая… как она вкусно его кормила! Как стеснялась и боялась… вот он сторожит её у бани, а вот у себя в сторожке привратника… Будда, да она же жила в Тигрином логе! И они… они ушли с ней вместе из него… поехали в город, какую-то гостиницу… и он говорил… он умел говорить тогда. «Я абсолютно счастлива» - её голос. «Настолько счастливыми быть нельзя» - его голос. «Почему?» - она лежит на его плече и хлопает влажными глазами, знающими, что через пару часов они расстанутся навсегда. «Потому что после этого ни одна радость не покажется счастьем. Всё будешь сравнивать с абсолютным счастьем» - тихо произнес он. «Буду. Но для того, чтобы запомнить его, найти и оно бы повторилось». А на утро они, действительно, расстались. Это было около восьми лет назад… Картинки перестали мелькать, и Лео увидел только своего сына, ничего больше.