Рыцарь Шато д’Ор

— Но как же я докажу, что сразил сто сарацин? — воскликнул Ульрих, в глазах которого вспыхнул тогда огонек надежды. — Ведь я едва ли смогу привезти с собой сто отрубленных голов… А вы заявите потом, что я лжец!

— Я пошлю с тобой своего человека, его зовут Марко. Я верю ему, как самому себе, ибо он набожен и предан мне, как верный пес. Он будет считать твои победы. Марко — мой раб, простофиля и тупица, но у него есть два достоинства — хорошая память и неподкупность. Я дарю его тебе. Отныне он твой, и ты можешь делать с ним что хочешь. Можешь убить его хоть сейчас. Но помни: он единственный, кто может подтвердить, что ты убил сто сарацин. Если ты хочешь избавить Шато-д’Ор от вассалитета, то в Палестине должен беречь его больше, чем самого себя.

— Есть одно обстоятельство, мессир маркграф, — сказал Ульрих после некоторого раздумья. — Я буду так далеко от дома, что ни жена… то есть вдова моего брата, ни ее сын, если он все же появится на свет, долгое время ничего не будут знать обо мне. Возможно, что к тому времени, когда я исполню обет, мой племянник успеет вырасти…

— Когда ему исполнится двадцать лет, он станет владельцем замка Шато-д’Ор и моим вассалом…

— Но предположим, что за двадцать лет я не успею убить столько сарацин?! — вскричал Ульрих. — Ведь до Палестины… только в один конец едва ли не три года пути.

— Поторопись! — усмехнулся маркграф. — Ну а если и не успеешь, то полагаю, вы с племянником решите этот вопрос по-родственному… Возможно, это будет вовсе не племянник, а племянница…

— А если племянник?! — запальчиво воскликнул Ульрих. — С какой стати этот парень станет отказываться от замка? Чтобы из вассала маркграфа превратиться в вассала Шато-д’Ора?

— Тогда я обещаю, что вы решите этот спор в честном бою, как подобает воинам.

— Государь! — с горячностью произнес Ульрих. — Государь, я полагаю… Быть может, это и оскорбит вас, но одного вашего слова недостаточно. Это дело требует священной клятвы.

— Что ж, изволь. Эй, кто-нибудь! Позвать сюда святого отца и принести Библию и Святое Распятие! И пусть писец запишет все условия договора между мною и молодым Шато-д’Ором. Одну бумагу отдадим ему, другую я оставлю у себя, а третью отец Михаэль отдаст на хранение в аббатство Святого Иосифа. Ты умеешь читать, Ульрих?

— Да, мессир маркграф.

— Тогда не забудь прочесть все три бумаги, чтобы убедиться, что я тебя не обманываю.

Затем была совершена священная клятва, которую маркграф дал, положив руку на Библию, стоя перед Распятием. Ульрих по складам прочел все три документа и убедился в их идентичности. К тому времени его уже развязали и вернули меч и шлем. Затем Ульрих в свою очередь дал святой обет направиться в Палестину. А потом начался пир, в котором приняли участие все уцелевшие и легко раненные участники битвы при Оксенфурте. Победители пили с радости, побежденные — с горя.

Направившись в Палестину, Ульрих вскоре понял, что шансов на успешное возвращение домой у него не так уж много. Дорога до Константинополя растянулась на годы, поскольку юноша он был увлекающийся, довольно дерзкий и к тому же компанейский. Маркграф послал в Палестину добрую сотню юношей из лучших родов своей марки[2]. Вместе с оруженосцами, лучниками и слугами этот отряд составил почти пятьсот человек. О, это была веселая компания! Под предлогом получения благословения его преосвященства папы римского весь отряд завернул в Рим, где молодые люди проводили время не столько в постах и молитвах, сколько в кутежах и драках, стоивших некоторым жизни. Удостоившись благословения, оставшиеся в живых направили свои стопы (а точнее, копыта коней) на север, где на два месяца застряли на каком-то турнире. Здесь Ульриха вышибли из седла, и он провалялся со сломанной ногой еще около девяти месяцев, пользуясь гостеприимством хозяина замка, название которого в его памяти не сохранилось. Хозяин был старый барон, хлебосольный и добросердечный рогоносец, мечтавший о наследнике, но не имевший сил его приобрести. Он даже хотел усыновить Ульриха, но тот с Божьей помощью успел поправиться раньше, чем юная, но, увы, распутная жена хозяина — родить младенца, сильно походившего на Ульриха. Ульрих, конечно, и не подозревал, сколько радости он доставил хозяину и сколько горячих молитв о спасении его души было прочитано старым бароном.

Отблагодарив таким необычным образом гостеприимного хозяина, Ульрих сел в Венеции на корабль, отплывающий в Константинополь. Правда, этому предшествовала еще одна романтическая история в Венеции, где юный озорник познакомился на рынке с прекрасной простолюдинкой, очаровал и соблазнил ее, упившись ее молодостью и свежестью. В море он ушел, уже опробовав все прелести прекрасной девы. Он не рассчитывал с ней вновь увидеться, однако судьбе было угодно вновь свести их. В Ионическом море корабль разбился о скалы, и Ульрих принужден был бросить все свои деньги, имущество и вооружение, не говоря уже о коне, дабы вытащить из воды самое ценное — не умеющего плавать Марко. Им удалось доплыть до небольшого островка с дружелюбным населением, где им пришлось в течение года дожидаться корабля. В продолжение этого времени они работали вместе со здешними общинниками, в поте лица добывая хлеб свой насущный. Дождавшись наконец корабля, Ульрих и Марко принуждены были вернуться в Венецию, так как корабль плыл именно туда, а не в Константинополь. В Венецию он прибыл в качестве вольного матроса на галере, а потому — почти без денег и в рваной одежде. Волей-неволей ему пришлось искать кров у своей прежней возлюбленной, и он нашел ее в жалкой лачуге: она качала в колыбели младенца. Отец, узнав о ее грехопадении, выгнал несчастную из дому. Ульрих явился к ее отцу, простому торговцу рыбой, и попросил руки его дочери. Рыбнику нужен был помощник, и он согласился на этот брак. Более года отпрыск графского рода Шато-д’Оров принужден был таскать на своем горбу ящики с вонючей рыбой, катать бочки, торговать с лотка. То же проделывал наравне с хозяином и Марко. Единственной отрадой Ульриха были жена и маленький сын, который при крещении получил имя Франческо. Быть может, со временем Ульрих смирился бы со своим новым положением, если бы не горячее желание вернуть себе замок Шато-д’Ор и освободить свое графство от унизительной зависимости. Он искал возможности вернуться в свое сословие. И вот через год эта возможность ему представилась: Венеция в очередной раз сцепилась с Генуей. Ульрих нанялся в войско венецианского дожа простым солдатом. Он участвовал во многих битвах, пролил немало крови, но при этом сумел награбить (лучше называть вещи своими именами!) вполне достаточно, чтобы приобрести коня, снаряжение и вооружение, а также чтобы оплатить дорогу от Яффы. На сей раз обошлось без приключений, если не считать стычку с пиратами у острова Кипр.

В Палестине Ульрих примкнул к одному из отрядов крестоносцев и наконец-то приступил к исполнению своего обета. Он долго и успешно сражался во имя истинной веры. Количество сарацин росло. Однако все зависело от Марко — тот засчитывал только тех врагов, которых хозяин убивал у него на глазах. После боя Марко подходил к сарацинам, пораженным Ульрихом, выламывал у каждого по одному зубу, а затем, провертев в этих зубах отверстия, нанизывал на нитку. Таким образом получалось нечто вроде четок. Кто угодно мог подойти к Марко, указать на любой из многочисленных зубов, нанизанных на нить, и Марко во всех подробностях рассказывал о сражении, в котором его господин уложил бывшего обладателя зуба, а также о том, как именно он это проделал. Однако Ульрих стремился уберечь Марко от превратностей воинской судьбы и потому старался держать его подальше от самых жарких участков битвы, где обычно находился сам. В результате большая часть сарацин убивалась вне поля зрения Марко, и, стало быть, тот не мог их зафиксировать. Парадоксально, но факт: двадцать сарацин, убитых Ульрихом в том бою, когда он бился один против двух десятков врагов, Марко не засчитал, так как его на месте схватки не оказалось. Этот раб был настоящим тираном своего хозяина. Много раз Ульриху приходила мысль плюнуть на все и уложить этого педанта на месте, но неизменно перед его глазами вставал замок Шато-д’Ор, и он опускал меч, уже готовый обрушиться на голову слуги. Единственное, что позволял себе Ульрих по отношению к Марко, так это грубая брань. Но он даже не порол его ни разу, хотя иногда Марко и впрямь заслуживал экзекуции. В тех же случаях, когда слуге угрожала смерть, Ульрих готов был заслонить его своей грудью. Он спасал Марко при кораблекрушении, он дважды отсасывал яд из его тела: один раз, когда слугу укусил скорпион, другой раз — после змеиного укуса. Ульрих подставлял свои латы под удары сарацинских сабель, закрывал Марко от стрел и трижды вызволял его из плена. Нельзя сказать, что все это объяснялось лишь той ролью, которую Марко предстояло сыграть в деле о правах на замок Шато-д’Ор. Марко был вполне надежным парнем, во всяком случае, при свете дня. Ночью же он боялся нечистой силы, покойников и привидений, хотя с реальным врагом всегда бился отважно. Его тяжелый лук вовремя посылал стрелу туда, откуда Ульриху грозила смерть. Сколько раз на дорогах Европы эти стрелы сбивали с дубов притаившихся там разбойников, сколько лихих наездников-сарацин вылетели из седла, насквозь пробитые ими! А если уж вопреки стараниям хозяина Марко все же попадал в рукопашную схватку, то горе тем, кого он доставал ножом или топором! Кроме того, Марко умел быстро остановить кровь, приготовить обед, соорудить шалаш. Хозяина он оберегал не меньше, чем хозяин его. Марко иногда морщился, когда Ульрих принимался бранить его и угрожать поркой, но не потому, что всерьез обижался, а потому, что Ульрих частенько повторял одни и те же угрозы по нескольку раз. Когда Ульрих орал, что сдерет с Марко всю шкуру на заднице или исполосует ему всю спину, Марко знал, что в худшем случае ему дадут пинка по мягкому месту или разок вытянут плеткой поперек спины. Иногда и Ульриху доставалось от Марко. Разумеется, такое случалось реже. Впрочем, не так уж и редко, поскольку напивался Ульрих довольно часто, а именно в такие дни ему перепадало от слуги. Если Ульрих в пьяном виде принимался крушить все подряд или слишком уж лихо размахивать мечом и лезть в драку, то Марко принимал самые решительные меры к пресечению буйства, то есть связывал хозяина, при этом даже мог поставить несколько синяков на хотя и опухшую от вина, но все же благородную физиономию мессира Ульриха.

2

Марка — в средневековой Германии административный округ во главе с маркграфом.