Страница 4 из 13
— Опять у меня шалит сердце, — проговорил старик однажды вечером в Сиколе, сидя с ним вдвоем на фордеке.
— Вы слишком много двигаетесь, — ответил кок, — вы бы пошли к себе и отдохнули.
М-р Листер, который не ожидал такого совета, заерзал на стуле.
— Мне, пожалуй, лучше бы пройтись и подышать свежим воздухом, — многозначительно начал он, — дойду-ка я до "Вороного Коня" и назад. Недолго уж буду я с тобой, мой мальчик.
— Да, я знаю, — сказал кок, — это-то меня и волнует.
— Не волнуйся за меня, — проговорил тот, положив ему руку на плечо, — я этого не стою. Не огорчайся, сынок.
— Есть у меня на душе одна вещь, Джем, — сказал кок, пристально глядя в одну точку.
— Какая такая вещь? — спросил мистер Листер.
— Вы помните, как рассказывали мне о своих болях? — начал кок, не глядя на него.
Джем со стоном схватился за бок.
— И что смерть была бы облегчением, продолжал тот, — но что у вас не хватает мужества покончить с собой?
— Ну? — промычал м-р Листер.
— Это долго мучило меня, — продолжал кок с некоторой торжественностью, — я часто говорил себе: "Бедный Джем! Зачем ему страдать, если ему хочется умереть? Как это несправедливо!"
— Это, действительно, несправедливо, — согласился м-р Листер, — но что же из этого?
Тот не ответил, но, впервые подняв глаза, посмотрел на него с озабоченным выражением лица.
— Что же из этого? — многозначительно повторил м-р Листер.
— Ведь вы говорили, что хотите умереть, правда? — спросил кок, — ну, а если… если…
— Если… что?! — резко переспросил старик, — почему не говоришь ты прямо, раз начал?
— Если бы, — сказал кок, — если бы кто-нибудь, кто любил бы вас, Джем, — понимаете? — любил бы вас, — слышал бы, что вы много раз повторяете это, и видел бы, как вы страдаете и стонете, — и не мог бы ничем облегчить ваши страдания — если не считать нескольких шиллингов на лекарства и нескольких стаканов рома, — если б такой человек имел приятеля аптекаря…
— Ну и что же, — прервал его тот, бледнея.
— …Приятеля, который бы знал разные яды, — продолжал кок, — такие яды, которые можно незаметно принимать в пище; как, по-вашему, было ли бы грешно, если б такой близкий друг положил вам в пищу яд, чтобы кончились ваши страдания?
— Грешно?! — взревел мистер Листер со стеклянными глазами, — грешно! Вот что, повар…
— Ничего такого, что доставило бы ему боль, — сказал кок, — Ответьте на мой вопрос. Страдали ли вы последнее время, Джем?
— Неужели ты хочешь сказать, что…
— Ничего я не хочу сказать, — ответил повар. — Ответьте мне на вопрос: были ли у вас последнее время боли?
— Ты клал яд в мои харчи? — дрожащим голосом спросил м-р Листер.
— Ну, а если бы так? — проговорил кок с упреком в голосе, — неужели вы хотите сказать, что были бы недовольны?
— Недоволен?! — убежденным тоном воскликнул м-р Листер, — недоволен? Да я бы добился, чтобы тебя повесили!
— Но вы же сами говорили, что хотите умереть, — удивился кок.
М-р Листер разразился необычайно внушительной руганью.
— Тебя бы повесили, — повторял он угрожающе.
— Меня? — невинно спросил повар, — да за что же?
— За то, что ты отравлял меня, — продолжал обезумевший м-р Листер. — Неужели ты надеешься обмануть меня своими обиняками? Ты думаешь, я тебя насквозь не вижу?!
Тот сидел с таинственной улыбкой сфинкса на устах.
— Докажите, — пригрозил он. — Ну, а если бы кто-нибудь давал вам яд, то хотели бы вы принять какое-нибудь противоядие?
— Я бы охотно выпил целый штоф противоядия, — лихорадочно воскликнул м-р Листер.
Кок сидел в глубокой задумчивости, старик с волнением наблюдал за ним.
— Жаль, что вы так непостоянны, Джем, — сказал он наконец, — но это, конечно, ваше дело. Однако, лекарство это очень дорогое.
— Сколько? — спросил тот.
— Они продают не больше, чем на два шиллинга в один прием, — ответил кок, стараясь говорить небрежным тоном, — но еслиб вы дали мне деньги, то я сейчас сбегал бы к аптекарю и купил бы первую порцию.
На лице м-ра Листера ясно отражались следы борьбы противоположных чувств, которые тщетно старался расшифровать кок. Наконец он медленно вытащил из брючного кармана деньги и передал их коку.
— Я сейчас же пойду, — с жаром проговорил последний, — и никогда больше не буду верить слову человека, Джем.
Он весело взбежал на палубу; спустившись на берег, он "на счастье" плюнул на обе монеты и спустил их в карман. А внизу, в баке, сидел м-р Листер, подперев лицо руками, полный бешенства и страха.
Кок не особенно стремился к обществу, поэтому он пропустил два кабака, в которых находились остальные члены команды, и выпил на радостях, забежав на обратном пути, после того, как купил детский порошок, с которого снял этикетку. По гулу голосов, доносившихся с фордека, он понял, что экипаж уже вернулся.
При приближении кока говор сразу прекратился, три пары глаз в угрюмом молчании уставились на него.
— В чем дело? — спросил он.
— Что ты сделал с бедным стариком Джемом? — строго спросил Хеншоу.
— Ничего, — кратко ответил кок.
— Ты его не отравил? — спросил Хеншоу.
— Конечно, нет! — воскликнул тот.
— По его словам, ты сам сознался ему в этом, — сказал Хеншоу, — он говорит, что дал тебе два шиллинга на лекарство. Ну, а теперь уж все равно поздно.
— Что?! — пробормотал кок.
Он с волнением окинул взглядом людей. Все были мрачны, и молчание их становилось тягостным.
— Где он? — спросил кок.
Хеншоу обменялся взглядом с остальными.
— Он сошел с ума, — медленно проговорил он.
— Сошел с ума? — повторил кок с ужасом и, заметив отвращение товарищей, отрывочно рассказал им, каким образом оказался он жертвой Листера.
— Ну, как бы там ни было, — сказал Хеншоу, когда он кончил, — теперь ты доигрался. Он совсем рехнулся.
— Да где же он? — спросил кок.
— Там, куда тебе не войти, — медленно проговорил тот.
— На том свете? — робко спросил несчастный.
— Нет, в капитанской каюте, — пояснил Ли.
— Га! И туда-то мне, по вашему мнению, не войти? — воскликнул кок, поднимаясь, — я его живо оттуда вытащу.
— Оставь его лучше в покое, — сказал Хеншоу, — он так буянит, что мы ничего не можем с ним поделать, — поет, хохочет и плачет, — я был уверен, что он отравлен.
— Клянусь, что я ему ничего не сделал, — сказал повар.
— Ну, во всяком случае он из за тебя сошел с ума, — возразил Хеншоу, — а когда вернется капитан и увидит его в своей постели, то будет скандал.
— Так помогите мне сделать так, чтобы он не увидел его там, — сказал кок.
— Я не хочу впутываться в это дело, — ответил Хеншоу, покачав головой.
— И не думай даже, Билль! — посоветовали остальные.
— Прямо не знаю, что скажет капитан, — сказал Хеншоу, — но во всяком случае это будет сказано тебе, а не нам.
— Я пойду и вытащу его, будь он хоть трижды сумасшедшим, — об'явил кок, сжав губы.
— Тебе придется нести его, — сказал Хеншоу. — Я тебе, кок не желаю зла, так что, пожалуй, посоветую убрать его, пока не вернулся капитан или штурман. Если б я был на твоем месте, я знал бы, что нужно сделать.
— А что именно? — спросил кок, еле переводя дыхание от волнения.
— Я бы натянул ему на голову мешок, — внушительным тоном посоветовал Хеншоу, — иначе он будет кричать, как чорт, когда ты к нему притронешься, и поднимет всех на берегу. Кроме того, благодаря мешку у него руки будут связаны.
Кок горячо поблагодарил его и, схватив мешок, бросился на палубу.
Это послужило сигналом м-ру Хеншоу и его друзьям для столь спешных приготовлений ко сну, что они почти носили характер паники.
Кок, бегло взглянув на берег, беззвучно спустился вниз с мешком в руках, нащупывая в темноте дорогу к каюте капитана.
Звук глубокого и ровного дыхания успокоил его. С излишней торопливостью раскрыл он мешок и приподнял голову спящего.