Сен-Симон

Факт этот сам по себе является лучшей оценкой позитивизма и наиболее справедливым приговором его создателю как социологу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Учитель умер раньше, чем создалась его школа.

Но духовно Сен-Симон пережил сен-симонизм.

Во весь свой рост певец индустриализма виден только с далекого расстояния — таков последний парадокс этой столь богатой парадоксами жизни.

Современники не поняли и не оценили его.

«…В нем видели только нечто вроде странного безумца, не знающего, как размотать свои деньги и свою жизнь…»

Он встречал «…лишь насмешки и неблагодарность; люди проходили мимо него с иронической улыбкой или просто отворачиваясь; ни единого одобрения, ни одного дружеского жеста…»

Таковы отзывы прессы в год смерти великого мыслителя.

В судьбе его особенно поражает: все боготворившие философа его же и предали; любимые им ученики приложили максимум стараний, чтобы исказить образ учителя и вызвать у потомков отвращение к памяти о нем.

Его первый ученик Тьерри собственноручно выдирал у сотен экземпляров своей книги титульный лист, на котором некогда подписался как «приемный сын Сен-Симона».

Его второй ученик, Конт, как мы видели, пошел много дальше. Восторженный почитатель, прежде расточавший неумеренные восторги в адрес Сен-Симона, кончил тем, что величал своего учителя «развратным жонглером». «Сердце и ум этой личности, — писал Конт, — точно обрисовываются в циничной характеристике, какую он сам дал своей жизни: он делил ее на две половины, одна из которых посвящалась покупке идей, другая — продаже их…»

Исходя из подобных оценок, Анфантен имел все основания называть Конта «новым Иудой», предавшим того, кому был обязан всем.

Впрочем, сам Анфантен, а вместе с ним и другие «правоверные» сен-симонисты причинили учителю не меньшее зло, чем ученики, от него отступившиеся.

Все биографы Сен-Симона единодушно жалуются на трудности, связанные с попытками восстановить жизненный путь социолога, и в первую очередь на отсутствие конкретных фактов, необходимых для биографии.

Эти жалобы справедливы. Фактов действительно не хватает. Их мало вообще и становится исчезающе мало по мере того, как от зрелых лет социолога мы переходим к его формированию, к юности и детским годам, столь важным для понимания его личности.

На первый взгляд это кажется странным. Анри Сен-Симон принадлежал к известному дворянскому роду. Жизнь подобных ему, проходя у всех на виду, всегда оставляла многочисленные следы не только в документах, но и в воспоминаниях, записках, мимоходом брошенных репликах современников. Даже если бы он и не стал знаменитым впоследствии, о нем должно было остаться много сведений. Возьмем, к примеру, современника Сен-Симона, такого же, как и он, аристократа, такого же, как и он, участника Американской войны, неоднократно упоминавшегося в этой книге герцога Лозена. Биограф[50] этого ловеласа, позднее неудавшегося генерала революции, сумел восстановить его жизнь если не день за днем, то, во всяком случае, год за годом. Не менее хорошо известна жизнь и деятельность кое-кого из родственников Анри, в частности его предка, герцога Луи де Сен-Симона.

А вот с ним самим дело обстоит совсем иначе.

Но почему же?..

…Быть может, именно потому, что впоследствии он стал слишком знаменитым. Он создал школу, ученики которой смотрели на него как на бога. И поэтому именно ученики сделали все для того, чтобы исказить образ своего бога в его прошлом. Бог должен быть благим. У бога не может быть отрицательных черт. Бог не может совершать необдуманных поступков. Бог должен быть окружен сиянием. Прошлое бога должно соответствовать будущему…

Понятно, при таком подходе все в прошлом, что не отвечало определенным канонам (а не отвечало им весьма многое), полностью отметалось и игнорировалось.

Поздний сен-симонизм не постоял в этом смысле даже перед прямым подлогом. Анфантен, готовя к печати сочинения учителя, вымарал из них все места, где Сен-Симон скептически отзывался о боге и церкви. Еще бы! Отцам новой церкви никак нельзя было допустить, чтобы ее идейный авторитет, пророк и даже бог мог оказаться маловером!..

Одним словом, ученики Сен-Симона навели такой «порядок» в его жизни, что вот уже больше столетия историки не могут в ней разобраться.

Действительно, вплоть до сего дня в мировой историографии не было сделано ни одной серьезной попытки создать научную биографию Сен-Симона.

Все, кто писал о нем, четко распадаются на две группы:

хулители, ненавидящие, враги

и

почитатели, обожающие, друзья.

Враги искони не жалели пыла и чернил, чтобы ославить ненавистного «жонглера». Чаще всего они и в глаза не видели сочинений Сен-Симона, но, черпая все из десятых рук, произносили свой приговор с твердостью неподкупных судий.

При этом, если одни из них, наиболее умеренные, только утверждали, будто в учении Сен-Симона «нет ни одной самостоятельной идеи», поскольку «все свои наиболее здравые мысли он почерпнул у Конта»,[51] то другие не останавливались и перед тем, чтобы, невероятно искажая жизненный путь философа и его взгляды, делать из него какое-то чудовище, превращать его этику и мораль в подлинный букет лицемерия и лжи. Оказывается, он и «хладнокровно спекулировал на общественных бедствиях», и, в качестве «позорного ренегата традиций XVIII века», «льстил каждой новой власти», и «прославлял теологическую реакцию», и добивался «союза капитала с интеллигенцией против невежественного и бедного класса».[52] Этой традиции следуют даже те из современных контистов, научный аппарат которых безукоризнен и которые всячески выставляют напоказ свою «объективность».[53] Находились, наконец, авторы не без остроумия сопоставлявшие Сен-Симона с Оуэном и Фурье, но имея одну только цель: доказать, что все трое одинаково «презирали лучшее в людях и потворствовали самым низменным страстям» в целях установления «всеобщего рабства».[54]

Для всех этих направлений, какими бы оттенками они ни отличались друг от друга, характерно нечто общее: они сваливают в одну кучу и Сен-Симона и сен-симонистов, чтобы, обыгрывая слабости и комические стороны последних, тем прочнее обесславить первого и взвалить на его плечи все вины, не имеющие к нему никакого отношения.[55]

Так и друзья философа, его верные почитатели и ученики, организаторы и члены сен-симонистской церкви в этом плане принесли только вред своему учителю.

Но еще больший вред принесли они Сен-Симону как авторы его жизнеописаний.

Агиография философа начала складываться сразу же после его смерти. Его энтузиасты-ученики наметили первые ее черты. Две ранние и считающиеся классическими биографии социолога были составлены при их прямом или косвенном участии. Первая, принадлежавшая перу Г. Юббара, была просмотрена Родригом (опубликована в 1857 году). Вторая, написанная Г. Фурнелем (1833), давшим наиболее подробную для своего времени библиографию сен-симонизма, целиком следовала устным традициям школы. Эти биографии похожи друг на друга, как две родные сестры. Им свойственны одни и те же тенденции, одни и те же авторские приемы. Обе они одинаково напыщенны и бесцветны, обе в равной степени проникнуты духом фатальности, обе почти не дают конкретного материала, зато переполнены вневременными анекдотическими подробностями. Они легли в основу большинства позднейших аналогичных работ; отсюда и очевидная скудость последних.

Известный перелом произвела лишь книга Леруа «Подлинная жизнь графа Анри де Сен-Симона», вышедшая в 1925 году.

50

Г. Могра.

51

Э. Литтре.

52

И. Робине.

53

А. Гуйе.

54

М. Рейбо.

55

Этому смешению в какой-то мере, по-видимому, обязано и сравнительно слабое распространение сен-симонизма в России. Но, конечно, главное — «индустриальная» теория была совершенно чуждой русской действительности того времени и поэтому могла привлечь в какой-то мере лишь наиболее передовые слои интеллигенции. Сен-симонизмом увлекались Герцен и Огарев; Герцен оставил об этом проникновенные страницы в «Былом и думах». Впрочем, и Герцен позднее разочаровался в сен-симонистском учении, указывая на его «религиозную форму» как на явный упадок. Первая серьезная работа о Сен-Симоне и сен-симонизме была написана в России И. Ивановым в 1901 году.