Страница 84 из 91
«Проблема беженцев стала актуальной только в XX веке. Тому послужили два основных повода: Первая мировая война и Октябрьская революция 1917 года в России. Глобальный передел мира и связанные с этим беженские потоки из одной страны в другую регулировались в достаточной степени Версальско-Вашингтонской системой договоров и в ходе последующих мирных конференций, — пишет профессор 3. С. Бочарова.
Только российские и армянские беженцы, бежавшие от новых политических режимов в своём отечестве, создали для мирового сообщества множество проблем, никогда ранее не возникавших.
Исход из пределов бывшей Российской империи был самым массовым и интенсивным. Ситуация усложнилась появлением апатридов — лиц без гражданства.
„Ликвидация беженской проблемы“ (именно так она была сформулирована) легла на плечи Лиги Наций. Пути её решения виделись в следующем: расселение и трудоустройство, репатриация и урегулирование правового положения беженцев.
Однако исчерпать её до конца так и не удалось. Появлялись всё новые категории беженцев: из Германии, Австрии в межвоенный период, после Второй мировой войны и бесконечные их волны в современном неспокойном мире. Таким образом, истоки и начало опыта разрешения беженской проблемы лежат в 1920-х годах. Однако русские беженцы не только положили начало проблеме, но и стояли в основе её разрешения, участвуя в подготовке документов международного уровня.
Сложность расселения, репатриации, адаптации русских беженцев состояла в том, что они в странах-реципиентах образовали такую категорию иностранцев, к которым трудно было применить обычно практикующийся принцип взаимности либо национальный режим. Многие выходцы из России утратили своё гражданство в силу изменений в личном статусе. Старое русское право после 1917 года формально перестало быть действующим. Новое государство — РСФСР (СССР) — подавляющая часть эмигрантов не признавала. Потеряв гражданство Российской империи, они не стали и гражданами Советской России. За рубежом появился достаточно широкий слой лиц без гражданства российского происхождения, нуждающийся в международной защите. Таким образом, российские эмигранты-апатриды не только обладали меньшим объёмом прав и свобод, чем граждане страны пребывания, но и были лишены возможности обратиться к дипломатической защите.
Только Лига Наций могла стать гарантом прав и свобод для лиц без гражданства или считающих себя русскими гражданами, но не имеющими за собой страны.
Впервые определение понятия „беженец“ появилось в июле 1922 года на Женевской конференции представителей правительств. Тогда речь шла только о русских беженцах. В результате „русским беженцем“ признавался беженец „русского происхождения, не принявший никакого другого подданства“. Затем Женевское межправительственное соглашение от 12 мая 1926 года уточнило это понятие, и им считалось „всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее другого подданства“.
<…> Инициатором привлечения Лиги Наций к беженским проблемам стал Международный комитет Красного Креста (МККК). 20 февраля 1921 года он по настоянию Российского общества Красного Креста (старая организация) обратился с письмом в Совет Лиги Наций, в котором указывал на бедственное положение выходцев из России за границей и на необходимость назначения комиссара по делам русских беженцев. Отмечалось, что его заботой могло бы стать:
1) определение правового положения беженцев;
2) возвращение их в Россию или трудоустройство вне России; и
3) объединение и координация усилий помощи беженцам.
26 февраля Совет Лиги Наций признал вопрос важным, однако исключил финансовую ответственность и практическую помощь беженцам, оставив за ней только функции посредника и координатора. После обстоятельного изучения положения дел было решено, что некоторые категории беженцев будут находиться на попечении постоянного органа Лиги Наций.
27 июня того же года сессия Совета, заслушав доклад представителя Франции Ганото, приняла решение создать должность Верховного комиссара по делам русских беженцев (с тем условием, чтобы он не был русским и чтобы ни один русский не мог быть приглашён в качестве технического советника Верховного комиссара или в секретариат по беженским делам) и собрать конференцию представителей заинтересованных правительств. В докладе говорилось, что Верховным комиссаром должен быть человек, пользующийся высоким личным авторитетом, находящий поддержку в правительствах и среди русских организаций. Подчёркивалось также, что вопрос о российских беженцах — это вопрос не только „политическо-социальный, но по преимуществу — финансовый“.
20 августа 1921 Фритьоф Нансен — известный полярный исследователь и общественный деятель, возглавлявший в 1920–1921 годах комиссию Лиги Наций по помощи беженцам и военнопленным, — дал согласие быть Верховным комиссаром по беженским делам, а 12 сентября приступил к своим обязанностям.
Кандидатура Нансена не являлась бесспорной. Совмещение им двух должностей — Верховного комиссара по борьбе с голодом в России и Верховного комиссара по беженским делам — не удовлетворяло не только российскую эмиграцию, но и европейские страны. Нансен считался сторонником большевиков и потому неудачной кандидатурой для защиты интересов беженцев. Нансену, поддержанному только представителем Англии Р. Сесилем, пришлось предъявить ультиматум: если его действия не будут одобрены, то он откажется от звания Верховного комиссара по беженским делам. Его помощник, представитель МККК, Е. Фрик, полагавший, что спасение России и будущее влияние в ней не принадлежит эмиграции, также, с их точки зрения, не мог принести пользы беженцам. Российские эмигрантские организации предпочитали, чтобы дело беженцев возглавил американец. Однако США запрещали кому-либо из своих граждан принять назначение Лиги Наций, устав которой они не ратифицировали. Звучали предложения просить испанского короля взять на себя роль Верховного комиссара.
11 сентября 1923 года в берлинской эмигрантской газете „Руль“ было опубликовано обращение к Лиге Наций русских эмигрантских организаций в Лондоне от 13 августа того же года: „Интересы, стремления и мораль русских эмигрантов так диаметрально противоположны целям и моралям (так в тексте. — З. Б.) советского правительства, что нельзя с равной симпатией сотрудничать с этими двумя враждующими лагерями. Вот почему мы считаем себя обязанными привлечь Ваше внимание к практической и моральной невыгодности совмещать в лице д-ра Нансена обязанности Верховного комиссара, работающего с советским правительством. Мы убедительно просим Лигу Наций пересмотреть этот важный вопрос и назначить другого Комиссара для русских беженцев“.
22–24 августа 1921 года состоялась конференция уполномоченных заинтересованных правительств в Женеве под председательством представителя Сербии М. Йовановича, председателя кассационного суда в Белграде, члена Постоянной палаты Международного суда. Нансен всё ещё находился в России по делам голодающих. На конференции были сделаны попытки выработать общую точку зрения на правовое положение беженцев. Сложность заключалась в том, что государства стремились сохранить свою независимость и избежать переделки своего законодательства во благо российских беженцев. Однако конференция примечательна тем, что на ней впервые был поставлен вопрос о предоставлении паспортов для россиян-апатридов с тем, чтобы обеспечить им действенную правовую защиту и законное право на труд и проживание наравне с подданными государств-реципиентов. Особую активность проявили эмигрантские русские гуманитарные организации, с которыми Верховный комиссар предполагал иметь „фактические, а не юридические отношения“. Они хотели привлечь к себе внимание и повлиять на судьбу беженцев, подав меморандум 14-ти русских организаций, содержавший главу о юридическом положении беженцев, а всем членам конференции раздали письмо за подписью представителей русских гуманитарных организаций в Женеве. Дипломатические круги, т. е. Совещание послов, представлял Гулькевич. Именно с ним непосредственно контактировал секретарь Верховного комиссара. Представителем РОКК при международных организациях в Женеве являлся Ю. И. Лодыженский. Земгор 10 мая 1921 года назначил своими представителями С. В. Панину и Н. И. Астрова (приступили к работе с 4 июня). Гулькевич 20 декабря 1921 года из Женевы писал Гирсу, что своей миссии они приписывают „наивно-трогательное значение“ и „все трое производят чрезвычайно добропорядочное впечатление“.
Однако беженский вопрос имел в Лиге Наций второстепенное значение. Он был сосредоточен в Пятой комиссии по социальным вопросам. Деятельность комиссии не привлекала особого внимания этой международной организации. Наряду с беженским в ней решались вопросы об эсперанто, о торговле женщинами и детьми, о продаже опиума, о борьбе с порнографией и т. д. Поэтому её члены мало интересовались проблемами беженства, полагаясь всецело на Нансена и оставляя их практически в его единоличном ведении.
3–5 июля 1922 года в Женеве состоялась конференция представителей правительств, на которой был принят сертификат для беженцев, получивший позже название нансеновского паспорта. Однако первоначальный проект документа, разработанный юристами-эмигрантами и одобренный Советом Лиги Наций 24 марта 1922 года, по настоянию Франции был изменён, и, к сожалению, в худшую сторону. Если первый вариант исходил из необходимости предоставления русским беженцам прав, равных с правами других граждан, включая свободу передвижения, трудоустройства, с тем чтобы они не стали предметом заботы благотворительных организаций, то конференция заняла иную позицию. Хотя и не отрицалось особое юридическое положение русских беженцев и задача принятия для них оригинального документа (во избежание „отождествления с подданными РСФСР“), представители стран заботились в первую очередь о своих собственных интересах. Поэтому из первоначального варианта было исключено всё то, что сколько-нибудь связывало правительства стран, принявших беженцев, и налагало на них обязательства. По оценке представителей русских организаций, „юридическое качество выработанного сертификата оказалось много ниже первоначального проекта“.
Вопросы практического применения паспортов были поставлены на первом съезде русских юристов за границей.
1 октября 1922 года. Б. Л. Гершун, открывая съезд, сказал: „Мы должны дать ответ на вопрос о нашем публично-правовом положении“.
В августе 1922 года Верховный комиссар по делам русских беженцев разослал правительствам стран мира письма с предложением высказать своё отношение к удостоверениям личности, принятым на Женевской конференции 5 июля 1922 года, и присоединиться к межправительственному соглашению. Практически все государства отозвались на эти письма. Выяснилось, что для ряда стран присоединение к соглашению значило бы усложнение уже существующего режима проживания и передвижения россиян-эмигрантов. К ноябрю 1922 года система удостоверений личности, предложенная Женевской конференцией 5 июля 1922 года, была одобрена 12 европейскими государствами.
В 1925 году вновь встал вопрос о пересмотре паспорта Лиги Наций. Проблема была поднята в связи с изысканием финансовых источников для организации переселения российских беженцев в Южную Америку. Инициатива исходила от директора Международного бюро труда (МВТ) А. Тома. С 1 января 1925 года трудоустройство беженцев было передано именно этому ведомству. На Верховном комиссариате по делам русских беженцев оставались обязанности по урегулированию правового статуса беженцев. План Тома предусматривал использование громадных пространств Южной Америки и „спроса государств этой страны на сельскохозяйственную колонизацию (так в тексте. — З. Б.) для расселения русских беженцев, находящихся в избытке в Европе“. При участии сотрудников Верховного комиссариата Проктора и Т. Ф. Джонсона на Американский континент была направлена особая миссия для исследования условий колонизации. Результаты её работы и план колонизации были доложены Лиге Наций. Выявилась необходимость кредита для учреждения должностей двух агентов МВТ в Буэнос-Айресе и Рио-де-Жанейро, и предлагалось создать оборотный фонд в размере 100 тыс. фунтов стерлингов для покрытия расходов по перевозке переселенцев и для обустройства их на месте. Был поднят вопрос и об изменении условий выдачи сертификатов. Основное правило выдачи — проставление отметки „без права возвращения в страну, выдавшую его (сертификат. — З. Б.)“ — оказывалось несовместимым с организацией переселения. Южноамериканские государства это правило отвергали. Внесение поправок диктовалось и тем, что практика выдачи сертификатов не была унифицирована. В некоторых случаях с беженцев взимались совершенно непомерные сборы. Предполагалось также привлечь самих беженцев к участию в деле переселения, установив таксу в 10 золотых франков при выдаче и возобновлении сертификатов. Из этого сбора половина должна была поступать в оборотный фонд переселения. После долгого обсуждения этого плана в комиссиях Лиги Наций был выделен кредит на образование двух временных должностей агентов МБТ. Вопросы же о создании оборотного фонда и изменении режима сертификатов планировалось обсудить на межправительственной конференции.
В связи с созывом этой конференцией в конце 1925 — начале 1926 г. Центральная юридическая комиссия в Париже, состоящая из эмигрантов, направила Джонсону, секретарю Верховного комиссара Лиги Наций, записку, содержащую 14 пунктов пожеланий, которые должны были войти в предполагаемую будущую конвенцию, и замечания на циркулярное обращение к членам созываемой Верховным комиссариатом межправительственной конференции об улучшении действующей системы беженских удостоверений личности.
На межправительственной конференции в Женеве в мае 1926 года 24 государства приняли участие в обсуждении данных проблем. Устанавливался годичный срок действия сертификатов (вместо предлагаемых пяти). Предложение о превращении их в нормальный полноценный паспорт конференция отвергла. Таким образом, беженцы-апатриды оставались выделенными из общего числа полноправных граждан. Конференция изменила прежнюю формулировку в отношении лица, имеющего право на получение сертификата („русского происхождения, не принявший никакого другого подданства“). Она давала возможность в ряде стран (Германии, Польше и др.) ограничить круг лиц, имеющих право на нансеновский паспорт, и не выдавать его выехавшим из России с советским паспортом, родившимся на территории, отошедшей от России, прибывшим после определённого срока и т. д. Новая формулировка („всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее другого подданства“) не делала различий между теми, кто утратил советское гражданство, и теми, кто отказался от покровительства советских представительств СССР за границей, и поэтому позволяла всем эмигрантам получить сертификат. Конференция вводила общий принцип: выездная виза должна сопровождаться выдачей визы на право обратного въезда в страну, выдавшую сертификат.
Как докладывали Нольде и Рубинштейн, правительства не склонны были принимать участие в образовании оборотного фонда и ассигновании средств для него. 12 мая конференция приняла решение о сборе 5 золотых франков в оборотный фонд, взимаемых как с сертификатов, так и с других документов, получение которых для беженцев было обязательно. Управление фондом находилось в руках особого органа в составе представителя Совета Лиги Наций и представителя Административного совета МБТ. Тогда же Нольде и Рубинштейн от имени Центральной юридической комиссии по изучению положения русских беженцев подали через Гулькевича Джонсону записку с пожеланиями участия русского представительства в расходовании средств фонда и облегчения получения беженцами въездных виз. По предложению Нансена в состав постоянной комиссии при Верховном комиссариате, контролирующей особый фонд, с совещательным голосом был избран Гулькевич.
Эмигрантские организации добивались участия в расходовании средств особого фонда. Так, во Франции половина нансеновского сбора шла в Женеву, место пребывания Лиги Наций, а другая половина поступала в распоряжение Распределительного комитета в Париже, который входил в состав образованного в 1924 году Эмигрантского комитета во главе с В. А. Маклаковым, защищающего интересы российских беженцев во Франции. Распределительный комитет состоял из председателя — В. Н. Коковцова и двух членов — Н. Д. Авксентьева и Н. В. Савича. Избирался он один раз в три года Эмигрантским комитетом и утверждался Министерством иностранных дел Франции. Средства, полученные от нансеновского сбора, Распределительный комитет направлял в адрес русских гуманитарно-благотворительных организаций во Франции. Но во многих странах эти деньги целиком шли в Женеву.
Правовой вопрос не исчерпывался урегулированием проблем удостоверения личности, передвижений из страны в страну. Главное — упорядочение правового статуса беженцев. Но за первые шесть лет своего существования Верховный комиссариат по делам русских беженцев добился только введения нансеновского паспорта, а к вопросу о статусе беженца подошёл лишь в конце 1920-х годов. Прежде он решался постольку, поскольку имел значение для основной задачи, которую ставила перед собой Лига Наций: учёт и расселение беженцев по странам и их трудоустройство.
В связи с этим Центральная юридическая комиссия по изучению положения русских беженцев разослала анкеты со 110 вопросами для выяснения реального правового состояния эмигрантов. Ответы должны были прийти к 15 января 1927 года. На их основе предполагалось выработать общие универсальные рекомендации.
Для координации и урегулирования этих усилий с 1927 года начала работу межправительственная совещательная комиссия по делам беженцев при Верховном комиссариате в составе представителей 14 правительств и 8 экспертов (в том числе трёх юристов-эмигрантов (Гулькевича, Рубинштейна, Нольде) с правом совещательного голоса) для рассмотрения правовых и организационных вопросов. Председателем Комиссии был назначен французский делегат, дипломат Навайль (de Navailles). Его доклады ежегодно зачитывались на Ассамблеях Лиги Наций.
„Конференция о правовом статусе беженцев“ прошла 28–30 июня 1928 года под эгидой МВТ. В ней приняли участие представители 15 заинтересованных стран, российский и армянский юристы-эксперты, а также помощник Верховного комиссара Джонсон и помощник директора МВТ Б. Г. Балтер. 30 июня 1928 года было подписано межправительственное соглашение о юридическом статусе русских и армянских беженцев, Оно состояло из двух частей. Первая часть (1 статья) касалась представительств Верховного комиссара в различных странах, которые должны были выполнять для эмигрантов функции, лежащие обычно на консульствах. Порядок их назначения был аналогичен порядку назначения иностранных консулов. Таким образом, вводился совершенно новый институт, не имевший прецедентов в мировой практике. Во второй части (2–9 статьи) оговаривались личные права эмигрантов.
В связи с предстоящей ликвидацией нансеновского офиса межправительственная совещательная комиссия по делам беженцев стала готовить вопрос о заключении правительствами — участниками конференции 28–30 июня 1928 года конвенции о юридическом положении русских и армянских беженцев, являющейся для них обязательной. 30 сентября XII сессия Лиги Наций приняла резолюцию, коей „Административному Совету Международного офиса Нансена, сообща с межправительственной совещательной комиссией, поручено изучить вопрос о целесообразности выработки конвенции, имеющей целью обеспечить покровительство беженцев по ликвидации офиса“.
В октябре 1931 года Международный офис по делам беженцев им. Ф. Нансена разослал членам своего Административного совета, Совещательного комитета, частным организациям, своим делегатам на местах анкетный лист о положении эмигрантов в разных странах. Составление проекта конвенции было поручено председателю межправительственной совещательной комиссии Навайлю.
Конвенция о юридическом статусе русских и армянских беженцев была подписана представителями 12 государств 28 октября 1933 года. Из 23 статей конвенции 15 касались непосредственно вопросов юридического положения, остальные содержали постановления общего порядка (об условиях подписания, ратификации, денонсирования и т. д.). Ст. 2 подтверждала, что нансеновские паспорта выдаются на срок не менее года, а цена виз должна устанавливаться по самому низкому тарифу (для неимущих — бесплатно). Что касается права на труд, то подчёркивалось, что законы по защите национального рынка труда не должны ограничивать беженцев, проживающих не менее двух лет в стране; женатых на подданных данной страны; имеющих детей — подданных страны; бывших участников первой мировой войны. По вопросам образования, организации обществ взаимопомощи, налогового режима и т. д. русские беженцы приравнивались к местным гражданам или к наиболее привилегированным иностранцам. Однако конвенция вступала в силу лишь при условии ратификации её определённым числом государств. Страны-реципиенты не торопились ни ратифицировать её, ни привести в соответствие с ней свои законы. Несмотря на это, российские эмигранты высоко ценили принятие Конвенции 1933 года и были обеспокоены предстоящей реорганизацией международных беженских учреждений, предусмотренной § 15 конвенции.
Положение осложнялось тем, что с 1934 года СССР стал членом Лиги Наций и членом Совета Лиги Наций и выступал против участия русских эмигрантов в учреждениях, причастных к работе Лиги Наций, и против помощи беженцам из России. Компромиссное решение должна была принять комиссия, состоявшая из представителей Англии, Франции и Боливии. Было очевидно, что „помощь русским спасти можно, только связав её с помощью другим (беженцам. — З. Б.)“. По сведениям начальника управления по делам российских эмигрантов в Югославии В. Н. Штрандтмана, из названия реорганизованного учреждения должно было исчезнуть не только „упоминание имени Нансена, одиозного для большевиков, но и упоминание о защите русских беженцев, против чего большевики в Женеве постоянно“ протестовали. Было ясно, что влияние российских эмигрантов на решение беженских вопросов значительно уменьшится.
С 1936 года Международный офис по делам беженцев им. Ф. Нансена возглавлял норвежский юрист М. Ханссен. Ему в соответствии с решением семнадцатой Ассамблеи Лиги Наций (октябрь 1936 года) было поручено подготовить план ликвидации офиса и разослать его правительствам стран мира с целью обсуждения на очередной сессии в сентябре 1937 года. Между тем к этому времени представители Международного офиса по делам беженцев им. Ф. Нансена в ряде стран уже свернули свою работу. Ликвидация этой международной беженской организации последовала в конце 1938 года. Вместо неё была создана Международная организация по делам беженцев (МОБ) с кардинально иной структурой и функциями».