Страница 24 из 91
Однажды им повстречался поразивший воображение Фритьофа айсберг:
«Две высоких его вершины, подобно церковным шпилям, вздымались к небу. Довольно высоко на одной из отвесных стен было круглое отверстие, проходившее насквозь через всю махину, и внизу море промыло такие гроты, что в них могло бы разместиться на стоянку небольшое судно. Лёд переливался всеми оттенками синего цвета, кончая самым глубоким и чистым ультрамарином внутри горы. Казалось, перед нами — волшебный эльфийский замок из голубого хрусталя, а вокруг журчали ручейки и ниспадали водопады».
Однако помимо красот поджидали путешественников и неприятности — часто совершенно непредсказуемые. Так, большой проблемой, если не сказать — кошмаром, во время одной из стоянок стали полчища мошкары. Нансен с иронией записал, что если и бывали в его жизни ужасы, то не такие, как в это утро. Когда он проснулся с лицом, облепленным кровососущими паразитами, ему даже показалось, что на лице вырос шевелящийся мох. Путешественники с невероятной поспешностью бросились к лодкам и с трудом «оторвались» от полчищ мошек, которые устремились за ними.
8 августа экспедиция остановилась на ночёвку на острове Сагярусек — «самом очаровательном месте в Гренландии», как отметит Нансен, с ровным зелёным лугом и большим озером с пресной водой. В озере плавали рыбки — вероятно, это были арктические гольцы.
10 августа команда Нансена высадилась во фьорде Умивик. С плавучим льдом и айсбергами восточной Гренландии было покончено, что было отмечено торжественно — горячим кофе.
«У нас были все основания праздновать, — писал Фритьоф, — ведь мы достигли первой своей цели. Конечно, впереди была, быть может, ещё более тяжёлая часть пути, но, во всяком случае, теперь мы пойдём по твёрдой земле, не будет больше тяжёлого труда с лодками, которые могло разбить между льдинами, не будет изменчивого дрейфующего льда».
С 11 августа стали готовиться собственно к переходу через Гренландию. Необходимо было тщательно проверить всю амуницию и научное оборудование, которое предполагалось взять с собой.
Фритьоф решил, что всё снаряжение должно быть лёгким и прочным одновременно, чтобы его можно было бы легко ремонтировать в походных условиях. По специальным чертежам Нансена ещё в Норвегии сделали сани, до сих пор использующиеся в полярных экспедициях, которые так и называют «нансеновские сани». Они имели стальные полозья, весили не более 12 килограммов, а отдельные их части не сколачивались, а связывались кожаными ремнями. По сути, это был модернизированный вариант старинных эскимосских саней. При ударах сани, основная конструкция которых была сделана из ясеня, не ломались, а пружинили и прогибались. Кожаные же ремни в случае необходимости легко было заменить.
Особое внимание уделялось одежде: она была шерстяной с холщовым ветронепродуваемым «футляром», который с тех пор стали использовать лыжники во всём мире. На ногах у членов экспедиции были специальные меховые сапоги из оленьих шкур с подкладкой из сушёного александрийского листа, который хорошо впитывает влагу и может защитить стопы от обморожения.
Спали путешественники в спальных мешках из оленьих шкур, о которых мы уже говорили выше. Специально же для Гренландской экспедиции были изготовлены — опять же по эскизам Фритьофа — особые лыжи.
Тут надо сделать небольшой экскурс в историю лыжного спорта. Лыжные гонки, лыжный альпинизм и горные лыжи имеют общее начало. Достоверно известно, что лыжные гонки произошли от особой техники, которую изобрели в норвежской провинции (фюльке) Телемарк во второй половине XIX века. Первоначально «телемарком» называли и спуск с горы при помощи одной палки, и прыжок с трамплина. Сейчас этот термин применяют только для спуска с гор, который характеризуется особым элегантным поворотом и небольшим скачком.
Именно благодаря Нансену лыжи не только приобрели популярность в Норвегии, но стали одним из краеугольных камней национального самосознания.
Для гренландского путешествия Нансен заказал классический «телемарк» (задник ботинка мог свободно подниматься). Всего было изготовлено девять пар лыж: две пары дубовых и пять берёзовых. Лучше зарекомендовали себя дубовые, поскольку спереди они расширялись до 9 сантиметров, а под ботинком сужались на 3 миллиметра. Длиной они были 2 метра 26 сантиметров; ремни креплений — из толстой жёсткой кожи, а полоса мягкой кожи охватывала и поддерживала ботинок сзади.
Впервые в практике в края лыж по совету Нансена были вставлены стальные полоски, которые придавали им прочность, облегчали переход по рыхлому снегу и торможение на твёрдом льду. К лыжам снизу прикреплялись ещё и куски шкуры северных оленей, чтобы легче было подниматься по ледовым склонам. Это тоже было изобретением Нансена.
Всю жизнь Фритьоф продолжал изучать технику изготовления лыж — их форму, крепления, сорта дерева. Этот интерес остался у него на всю жизнь. Последней работой, которую он писал перед смертью, лёжа в постели, была статья «Скольжение различных сортов дерева по снегу».
Помимо лыж Нансен взял в экспедицию плетёные индейские снегоступы, или так называемые ступающие лыжи, и норвежские «медвежьи лапы».
Снегоступы применяются для передвижения по очень рыхлому снегу и по неровной поверхности, где скользящие лыжи неприменимы. Пятка при каждом шаге в ступающих лыжах из-за особого мягкого крепления отделяется от лыжи, и её передвигают вперёд, как ночную туфлю без задника, висящую на одном только носке, задний же конец лыжи волочится по снегу.
«Медвежьи лапы» — это маленькие овальные лыжи, где кроме носкового ремня сделана ещё высокая петля, в которую ступни всовываются до подъёма, и две широкие петли по бокам ступни. Двумя ремешками, привязанными ко второй петле у подъёма, связывают эти три петли и обвязывают ногу выше подъёма. Техника ходьбы на этих лыжах иная: ими ступают, высоко поднимая ногу.
Еду готовили на специально сконструированной неутомимым Фритьофом печке. Позднее он опишет её в своей книге «Во мраке ночи и во льдах», которая впервые вышла в России в 1897 году, а ныне известна русскому читателю под названием «„Фрам“ в полярном море»:
«Прибор, взятый нами для варки, представлял то преимущество, что в нём почти вся теплота топлива шла в дело. При помощи его мы могли в очень короткий срок варить себе пищу и одновременно с этим в таком изобилии получать из снега воду для питья, что, употребляя её вдоволь и утром и вечером, у нас всё-таки оставался ещё некоторый излишек. Наш кухонный прибор состоял из двух котлов и сосуда для таянья снега или льда; устроен он был следующим образом: внутри круглого сосуда помещался котёл, а под ним лампа. Таким образом, все продукты горения были заключены в пространстве между чашкой и котлом. Над этим сосудом была плотно пригнанная крышка с дырой посередине, сквозь которую должен был проходить тёплый воздух прежде, чем достигнуть плоского плавильника для снега, помещавшегося над сосудом. Отдав часть своего тепла, нагретый воздух должен был спускаться вдоль внешней стороны сосуда благодаря колпаку, покрывавшему собой весь прибор. Здесь он отдавал остающуюся в нём теплоту наружным стенкам круглого сосуда и, наконец, почти совершенно охлаждённый, выходил вон из колпака. Для нагревания мы употребляли шведскую газокеросиновую лампу, известную под названием Primus, в которой нагретый керосин, прежде чем сгорать, обращался в газ. Благодаря этому достигалось гораздо более полное сгорание материала, чем в обыкновенных лампах. Многочисленные опыты, произведённые профессором Торупом в его лаборатории, доказали, что эта горелка при обыкновенных условиях даёт от 90 до 93 процентов того тепла, которое по теоретическим рассмотрениям должен производить сгорающий в ней керосин. Более удовлетворительный результат, мне кажется, едва ли достижим. Круглый сосуд был сделан из немецкого серебра, а крышка, наружный колпак и прочее — из алюминия. Весь прибор вместе с двумя жестяными горшками, двумя жестяными же ложками и жестяным черпалом весил ровно 4 килограмма, а лампа Primus — 800 граммов».