Тайна белого пятна

Михаил Михеев

Тайна белого пятна

ПРОЛОГ

Десять лет тому назад

Спешную почту принесли в четыре часа утра...

В половине пятого хмурый невыспавшийся полковник был уже в своем кабинете. Расшифрованный текст телеграммы лежал на столе. Быстро пробежав его глазами, полковник протянул руку к телефону и набрал номер квартиры краевого прокурора. Прокурор спал крепко, проснулся не сразу и, судя по голосу, тоже не особенно довольный. Но, поговорив с полковником, сказал, что все будет готово через полчаса.

Отдав последние распоряжения, полковник отпустил дежурного и остался в кабинете один.

Чувствовал себя он неважно. Хотелось, спать, тихонько побаливала поясница, напоминая о недавнем приступе радикулита.

Вскоре принесли бумаги от прокурора. Вошел вызванный дежурным лейтенант.

Лейтенанта тоже подняли с постели, и он тоже не успел выспаться, однако был бодр, подтянут и свеж.

– "Молодость!" – с невольной завистью подумал полковник. Он придирчиво оглядел лейтенанта и сказал тихим голосом: – Сейчас полетите в поселок Таежный. Там работает партия геологов-разведчиков... особого назначения. Они ищут урановые руды, – решил пояснить полковник. – Начальник партии геолог Вихорев, заместитель – геолог Грачев. Разыщите в поселке эту партию, – полковник говорил спокойно и обыденно, хотя смысл того, что он говорил, был далеко не мирный и уж совсем не обыденный, – ...поэтому при аресте будьте осторожны, он знает чем рискует и может пойти на все.

– Понимаю, товарищ полковник.

– Все его личные вещи, а главное бумаги -вce до последнего листочка, заберите с собой и вместе c арестованным доставьте сюда. А сейчас садитесь в машину и поезжайте на речной вокзал. Там вас уже ждут.

– Простите, товарищ полковник...

– Ну, что еще?

– Вы сказали – речной вокзал?.. Может, вы хотели сказать – аэродром...

– Вы полетите на гидросамолете. В поселке нет посадочной площадки. Но там есть река.

– Понятно, товарищ полковник. Вопросов больше не имею.

– Тогда отправляйтесь и не задерживайтесь. Учтите, если геологи уйдут в тайгу, вам их уже не найти.

...Вечером из поселка Таежный пришла радиограмма: "Разведгруппа в составе четырех человек: начальник группы геолог Вихорев, старший геолог Грачев и два проводника – вышла в тайгу четыре дня назад. Разыскать группу с самолета не удалось".

Тонкий, только что родившийся месяц робким жиденьким светом озарял застывшую чащу деревьев и каменистые склоны угрюмых гольцов.

В узком, глубоком, как прорубленном топором, ущелий ночная мгла стояла неподвижная и плотная, как вода.

Огромный филин, распустив метровые крылья, неслышно скользил над верхушками кедров. Сытый и отяжелевший, он летел спокойно и неторопливо филин был стар, он много видел и знал, что нет здесь ни птицы, ни зверя, которого нужно бояться. Это – его владения, он один здесь ночной властелин и хозяин.

Чуть шевельнув зашелестевшими крыльями, филин привычно спустился в черную глубину провала... и вдруг испуганно метнулся, круто взмыл вверх и сел на верхушку лиственницы, сломанную бурей. Вытянув шею, опустил вниз огромную ушастую голову, тревожно сверкая зелеными глазищами.

На дне провала, то потухая, то разгораясь, тлела рубиновая звездочка.

Это горел огонь.

Филина беспокоило другое.

Вoзле костра двигались странные тени. Очертания их были необычны – за всю свою долгую жизнь филин не встречал подобных существ.

Он смотрел, не понимал и тревожился.

Но вот рубиновая звездочка костра начала тускнеть и наконец погасла совсем. Все замерло и затихло внизу.

Филин успокоился и принялся чистить свой клюв, покрытый окровавленными клочьями заячьего пуха...

Утром филина разбудил сухой громкий щелчок, похожий на звук сломанного сучка.. Их было двое.

Один спал, повернувшись спиной к потухающему костру, натянув на уши воротник грязной брезентовой куртки. Другой, положив на плоский камень полевую сумку, что-то писал в блокноте карандашом.

Красноватые отблески гаснущего костра освещали его лицо, подчеркивая ввалившиеся глаза, заостренные скулы, глубокие складки на щеках – следы перенесенных тяжелых лишений, гoлода и усталости. Однако почерк его был тверд, буквы четки и разборчивы.

"...Сегодня случайно убили лося, – писал он, сильно нажимая на карандаш, – в пистолете остался один патрон. Зато мяса теперь хватит, чтобы добраться до реки. Из шкуры нарезали ремней и, связав их с остатками нашей веревки, сделали подобие лестницы, по которой спустились в провал к озеру. Мне кажется на берегах его есть золото... Грачева то и дело лихорадит опасный симптом: недавно нас жестоко искусали клещи... неужели это энцефалит?.. Я хотел спуститься один, но Грачев последовал за мной. Мы по-прежнему не разговариваем. Не могу простить ему ошибок, которые привели нашу экспедицию к такому концу... Ошибок ли? В голову навязчиво лезут разные мысли и подозрения..."

Он повернул голову в сторону человека, спящего у костра. Долго смотрел ему в спину. Потом вновь наклонился к тетради и продолжал:

"А может быть мои подозрения просто от усталости, от нервов, расстроенных цепью свалившихся неудач. После того, как я обнаружил уранит, несчастья случались с нами каждый день. С какой-то роковой последовательностью мы потеряли лошадей, снаряжение и, наконец, обоих проводников. Гибель их мучает меня более всего. Это получилось до предела нелепо, если не сказать подозрительно... Теперь Грачев умудрился потерять карту и компас. Карту мне пришлось вычертить самодельную, идем по тайге, ориентируясь по солнцу, по звездам. Сегодня при спуске к озеру, Грачев нечаянно столкнул камень, разбил мне плечо, я плохо владею левой рукой. Что-то уж слишком много случайностей. Если так будет продолжаться дальше..."

Карандаш его запнулся: он подумал, решительно вычеркнул последнюю фразу и закрыл блокнот.

Тихая поверхность озера поблескивала в лучах месяца. Силуэты деревьев застыли недвижимые, четкие, как нарисованные тушью. Возле берега сильно плеснула рыба. По воде разбежались круги и медленно поплыли вдоль берега. Где-то неподалеку шумела вода.

"Любопытное озеро, – подумал он, – проточное и слив воды уходит под землю. В условиях Сибири это далеко не банальное явление. Любопытен и сам провал – у него отвесные стены вокруг, и попасть в него к берегу озера можно только спустившись на веревке. Насколько я помню, ни провал, ни озеро не обозначены на карте".

Он бросил охапку сучьев в потухающий костер, достал из полевой сумки лист бумаги и развернул его.

Карта была нарисована карандашом на четырех склеенных вместе блокнотных листках. Грубые, сделанные по памяти наброски. Болота, горные высотки, речки – приблизительный маршрут их трудного пути. А вот, в устье маленькой, еще никем не названной речонки, крестик. Простой крестик, сделанный карандашом, и возле него несколько слов.

Маленький крестик делал эту грубую самодельную карту бесценной.

Счастливая находка! Обидно думать, что она опять на многие-многие годы может затеряться в тайге.

Он потянулся к рюкзаку, вытащил алюминиевую фляжку и поболтал ею возле уха. Конечно, она пуста!

Последний остаток коньяка – один глоток – выпили еще вчера. Жаль, этот глоток так хороню было бы сделать сейчас.

Неужели они не донесут его открытия до людей?

Он опустил фляжку на развернутую карту. Неведомо почему, вдруг вспомнилась одна, читанная еще в далекой юности книга. Трудно было понять, почему вспомнилась именно эта... В недоумении посмотрел на фляжку, на карту... и сообразил. И тут же усмехнулся.

Однако как ни наивна показалась на первый взгляд мысль, она упорно возвращалась к нему снова и снова, толкая на такой же наивный, мальчишеский поступок.