Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 26



Не менее интересно содержать в домашних условиях подземного муравья — желтого лазиуса, для которого достаточно большой стеклянной банки, наполненной землей с высеянными растениями. Периодически в банку можно пускать дождевого червя, которым муравьи немедленно воспользуются, да ставить рядом с нею мелкую тарелочку с раствором меда. Гнезда желтого лазиуса легко найти во влажных лугах. Они похожи на кочки и хорошо заметны. Этот вид муравья содержит на подземных корнях тлей, которых необходимо захватить вместе с дерном.

Для воспитания в неволе других видов муравьев существуют многочисленные системы так называемых формикариев — искусственных помещений, изготавливаемых главным образом из гипса. В камерах и ходах таких формикариев располагаются муравьи, а под стеклянной крышкой за ними очень интересно наблюдать.

Лучше всего содержать тех насекомых, которые длительное время живут во взрослой фазе. У автора в крошечных аквариумах долгое время жили различные плавунцы, клопы-кориксы, водяные скорпионы, а в небольших клеточках — неприхотливые жуки-бляпсы.

Превосходно выносят неволю очень забавные богомолы и кузнечики. Иногда насекомых, воспитываемых в неволе, используют с практической целью. Так, уже упоминавшийся Шарп сообщает, что в окрестностях Мельбурна (Австралия) местные жители сажают на оконные шторы одного из распространенных видов богомола, который поедает большое количество мух. Но богомолы и кузнечики живут в общей сложности недолго, с наступлением зимы они погибают, оставляя после себя яички или личинки.

В жарких с редкой растительностью пустынях Средней Азии, как только солнце опускается за горизонт, раздаются песни многочисленных сверчков и кузнечиков. Ночами в пустынных горах нежными серебряными колокольчиками звенят всевозможные кузнечики.

В каменистой пустыне через большие расстояния перекликаются очень редкие кузнечики — Зичии. Музыкальное разнообразие стрекотания сверчков и кузнечиков наших южных степей и пустынь запоминается на всю жизнь, как и запах терпкой полыни, полыхание солнечных закатов, синева далекого горизонта.

А когда на дворе метель и мороз, кто ни прислушивался к нежному стрекотанию домового сверчка, раздающемуся из укромного уголка.

В последние десятилетия песни насекомых стали изучать ученые. На эту тему написаны и строгие научные трактаты и поэтические произведения. Оказалось, что, например, пение сверчков представляет сложную и очень разнообразную сигнализацию. Это и сообщение о погоде, и предупреждение об опасности, и зов подруги, и сигнал соревнования. Особенно много звучащих насекомых в жарких странах. Ночью пустыни, горы и степи звенят от песен сверчков и кузнечиков, а днем им на смену приходят кобылки и цикады. Вот как, например, пишет о пении цикад и зеленых кузнечиков американский поэт Уолт Уитмэн в книге «Листья травы»: «…Резкое однообразное пение цикад, либо стрекотание зеленых кузнечиков, — последних я слышу по ночам, первых — круглые сутки. Я всегда восхищался утренним и вечерним щебетом птиц, но этих странных насекомых, оказывается, могу слушать с неменьшим наслаждением. Сейчас, в полдень, когда я пишу, пение одинокой цикады раздается с дерева, что стоит в двухстах футах от меня, — долгое, протяжное и очень громкое жужжание, расчлененное на отдельные вихри или колеблющиеся круги — до известного момента возрастающие в силе и стремительности, а потом постепенно, легко сходящие на нет. Каждая фраза длится одну-две минуты. Песня цикад очень подходит к обстановке — она разливается, полная значения, мужественная, напоминающая доброе старое вино, не ароматное, но гораздо лучше всех ароматов на свете.

А кузнечики! Как описать мне их задорную речь? Один из них поет, сидя на иве прямо против открытого окна моей спальни, в двадцати ярдах от дома: последние две недели он каждую ночь, при ясной погоде, убаюкивал меня.

На днях я совершил вечернюю прогулку верхом, проехав с полмили по лесу, я слышал мириады кузнечиков; это было любопытно, но я предпочитаю своего одинокого соседа на дереве.

Мне хочется сказать еще несколько слов о пенье цикад, пусть это будет повторением. Протяжные, хроматические трепетные кресчендо, словно медный диск, гудит, кружась без конца, посылая в пространство звуковую волну за волной, сперва в довольно сдержанном, но затем все более убыстряющемся и все более четком темпе или ритме, достигая предела, энергии и выразительности, и, наконец, торопливо, грациозно замирая и растворяясь в пространстве. Это не мелодия певчей птицы, — совсем не то; заурядный музыкант, быть может, подумает: здесь вовсе нет никакой мелодии, но более тонкий слух уловит неповторимую гармонию, но какой размах в этом медном гуде, наплывающем вновь и вновь, подобно ударам цимбалов или вихревому движению медных метательных колец».



Впрочем, иногда однообразное пение некоторых насекомых, особенно там, где их много, может и раздражать. Известный польский путешественник Аркадий Фидлер, описывая свое путешествие в Бразилию, сообщает, что когда наступала прохладная ночь, он чувствовал громадное облегчение, о причине которого он не сразу догадался. «Оказывается, назойливые певцы субтропических лесов — цикады — почти умолкли. В течение всего дня их тысячные массы производили неустанный сверлящий шум, который словно острой сталью пронизывал человеческие нервы и раздражающей болью отдавался в мозгу».

То же пишут чешские путешественники Ганзелка и Зикмунд про цикад в Панаме. «Нет, это не знакомые нежные бубенчики, это цикады ужасные и назойливые, вездесущие днем и ночью, издающие резкие визгливые звуки, которые человека со слабыми нервами способны довести до сумасшествия или заставить его бежать. Когда такая цикада заберется в крону дерева как раз под окном вашей комнаты и преследует всех, у кого есть уши, своим нудным скрипящим голосом с утра до вечера, вы проклянете всех цикад на свете и возненавидите поэтов, которые воспевают цикад в стихах».

Путешествуя по пустыням Средней Азии, автор иногда досадовал на цикад, когда приходилось проезжать мимо их сборища. В это мгновение не было слышно даже работы мотора машины, к звуку которого всегда прислушивается каждый водитель.

Песни насекомых ценятся с далеких времен. Так, цикад держали в неволе в Древней Греции и Риме. В Италии и сейчас содержат в клетках полевых сверчков. Очень большие любители пения сверчков китайцы и японцы, у которых накоплен богатый опыт воспитания этих насекомых в неволе. Поздним летом там устраивалось что-то вроде фестивалей по прослушиванию пения сверчков. Да и поныне во многих домах можно видеть клетки со сверчками, а отправляющийся в небольшой путешествие по железной дороге путник нередко в числе прочих дорожных вещей захватывает с собой и клеточку со сверчком. Многие специально разводят сверчков в отдельно отведенных комнатах и достигают большого умения, основанного на тонком знании образа жизни этих насекомых.

Ради пения в клетках держат большого кустарникового сверчка, относящегося к роду Мокопода, а также самцов цикад[3]. Художественно опивал пение цикад в стихах поэт Оуянг-хси почти девять веков тому назад.

Статью о сверчках, содержащихся в неволе, написал В. Стариков в журнале «Юный натуралист» в 1959 году. Приводим из нее некоторые сведения.

Китайцы воспитывают различные виды сверчков. Их они называют «сишуай», а в Пекине — «гуагуар», что в переводе на русский язык значит «шумливые». В этом городе в конце мая на улицах появляются торговцы сверчками. В это время они стоят дешево. К концу октября цена на них резко поднимается. В конце же августа в Пекин привозят особенных сверчков, которых специально разводят в городе Ичжоу. Этих сверчков называют «цзинь чжунэр» (золотые колокольчики) за очень приятное и мелодичное пение. В конце же августа появляются местные сверчки «цюй-цюй», которые ценятся уже не за пение, а за особенные боевые качества. Стоят они дорого, но к осени цена на них начинает падать, так как способность драться к этому времени исчезает. Есть еще один вид сверчка «юй-хулу» (масляная тыква-горлянка). Эти крупные лоснящиеся насекомые, наоборот, к осени становятся наиболее ценными, так как рвение к пению у них возрастает.

3

Самки цикад не поют. Это дало повод греческому поэту Ксенарху не без язвительности заметить: «Счастлива жизнь цикад, так как у всех у них безголосые жены».