Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 129



Прежде всех появляется на ярмарке хозяйка питейной лавки. Она приносит длинную бамбуковую скамью, расставляет на ней чашки, затем, сняв со спины глиняный кувшин с водкой, опускает его на землю и подтаскивает к скамье большие плоские камни, укладывая их в ряд, чтобы было где присесть гостям. Покупатели валом валят к ней, спеша пропустить первую чарку.

Идут на торжище и стосковавшиеся по соли старики. Они выспрашивают друг друга, кто нынче торгует солью — начальник из крепости или купец Цин — и долгой ли будет торговля. Иной из стариков ходит на ярмарку всякий год, но так за всю свою жизнь не отведал и крупицы соли. Здесь, в Финша, соли просто так не купишь, многие даже вкуса ее не знают. И все они — и те, кто соскучился по соли, и те, кто уже привык без нее обходиться, и те, кто никогда ее не пробовал, — все тянутся к лавчонке с водкой. Они садятся перед скамьей и, подперев щеку рукою, думают свои думы, изредка пропуская по чарочке.

Под большим персиковым деревом привязывают лошадей. С каждым часом их становится все больше и больше, конские хвосты развеваются, будто в танце. На одних лошадях приехали на базар, других пригнали на продажу.

Курильщики опиума лежат развалясь в шалашах и не спеша толкуют о торговле оружием и о контрабандной переправе серебра в далекую Бирму или в Китай.

Неведомо откуда являются на ярмарку эти торговцы редким и тайным товаром. Они стараются укрыть от посторонних глаз свою трапезу — крутой мясной отвар и лепешки, купленные здесь же на ярмарке, — и никогда не присаживаются к бамбуковой скамье, где продает кукурузную водку старуха из племени мео.

День и ночь они пьянствуют в заведении у китайца. Хозяин-китаец, зазывая гостей, выносит узкогорлый фаянсовый кувшин с водкой. Он наливает немного водки себе на ладонь и поджигает ее спичкой. Синий язычок пламени поднимается на ладони, а хозяин скалит зубы в улыбке и выплескивает пламя на землю. Убедившись в крепости напитка, гость, конечно, не отказывается почтить заведение.

Пальба из ружей — на пробу, брань и хохот, крики и плач у лавок продавцов соли, перепевы рожков — все сливается в неясный гул, не умолкающий с утра до ночи…

Ближе к полудню народу становится больше. Особенно много собирается парней и девушек. Юности неведомы заботы и горе. У иного парня ни гроша за душой, а все же и он не день и не два отшагал, добираясь до ярмарки. Всего-то и есть добра, что свирель за пазухой, и домой он вернется все с той же свирелью — нечего ему продать, не на что ему купить, но на ярмарке надо побывать непременно.

Каждый находил здесь вещи нужные, полезные или диковинные, радующие глаз, да не у всякого доставало денег на покупку. Люди любовались бутылями, горшками, фаянсовыми кувшинами, ложками, чашками, привезенными из-за границы китайцами и людьми лы. Мастера из синих мео[11] торговали лемехами, мотыгами, топорами. За новый лемех кузнецы запрашивали три старых да два серебряных донга[12] в придачу, но не всякому это по карману. И возвращался неудачник домой, и снова пахал старым плугом, пока не стачивал его до рукояти.

Самые лучшие и самые ценные товары предлагали те, у кого хватало денег, чтобы задобрить уездное начальство. Например, контрабандисты, продававшие оружие или менявшие его на опиум. Покупатели, пробуя ружья, палили и ночью. Так что даже кони быстро привыкли к ружейному бою — не вздрагивали, не вздергивали голов, а лишь безучастно помахивали хвостами.

У богатого купца Цина от покупателей отбоя нет. Народ битком набивался в его клетушки, стены которых были принесены и поставлены солдатами из крепости, а люди, не попавшие внутрь, обступали лавки снаружи.

В лавках у Цина продавался привычный и нужный всем товар. Соль, керосин и спички, перец и любые иглы, цветные нитки и ткани — черные, красные, синие, белые в клетку мужские головные повязки — это для покупателей попроще. А к фетровым шляпам, к черным зонтам и ручным фонарикам приценивались уездные и волостные чины; мелкая сошка, всякие там деревенские старосты, могла лишь мечтать о подобной роскоши — редко кому из них удавалось призанять или накопить денег на такую покупку.

Цин не оставался в накладе. Не для того вез он товар сюда, в горы, чтобы забрать у местных жителей их последние жалкие медяки, правда, он и медяками не гнушался. Нет, важнейшей частью его торгового дела был вывоз из Финша драгоценных «даров леса». Не зря же он привел с собой сотню лошадей, из которых многие шли сюда налегке. Больше всего забирал он отсюда опиума — товара легкого и прибыльного. Из рогов косуль и оленей, из тигриных костяков, медвежьей желчи и звериных костей тут же, рядом с торгами, варились в особо сложенных печах целебные зелья. А пчелиный мед, шкуры пантер и тигров, льняную кудель, клубни тамтхат[13], кардамон, горечавка… Сколько ни приносили этого добра на ярмарку жители Финша, Цин забирал все без остатка. После него пусто было в Финша — хоть метлой мети.

Людям не на что было покупать, и они несли к Цину дары леса, хотя за целый костяк тигра или обезьяны он давал одну-единственную чашечку соли. Но куда денешься? Ведь на своем веку они не видели других торговцев, кроме богатого купца Цина.

Сам Цин возлежал в доме начальника уезда и весь день курил опиум. Случалось, ближе к вечеру он выходил в одну из лавок, где торговали его сородичи. Но торговаться он брался только с пригожими девицами. Перед хорошенькой девушкой он раскладывал лучшие товары и тут же предлагал ей задаром моток красных ниток. Дело простое — приняла подарок, значит, ступай за купцом, выпей с ним чарку водки.

Девушки боялись этого пуще смерти. Ведь сделать такое — все равно что испить брачную чашу — залог соединения жениха и невесты.

Деревенские девушки, спустившиеся с гор на ярмарку, страшились приблизиться к Цину. И хоть был Цин необыкновенно сладкоречив, хоть и сулил он на выбор самые сверкающие и шелковистые нити, хоть был он сам белолиц и дороден, с полным ртом золотых зубов — истинно богатый человек! — все же редко какая молодка из племени нянг[14], тхай или лы, чиновничья наложница или солдатка, поднявшаяся в горы из Иенбая[15], решалась удалиться с купцом Цином и выпить с ним по чарке.





Больше всего в ярмарочной толпе было зевак да голодранцев, тех, кто отродясь не пробовал соли, но немало сошлось и таких, кто скопом, в складчину приценивались к соли, а кое-кто искал лемехи подешевле.

Соль, привезенную купцом Цином, продавали в конце рядов. Днем и ночью вокруг соляной лавки толпились люди, а уж в лавку набивались плотно, как камни в кладке. Крики, брань, слезные вопли оглашали окрестности, и трех дней не проходило, чтобы какого-нибудь бедолагу, сунувшегося за солью, не придавили в толкучке насмерть. Мертвое тело просто-напросто оттаскивали в сторонку.

Многие старики, явившись на ярмарку, ни на что не глядели и ничего покупать не собирались. Они располагались под открытым небом и до одурения накуривались опиума, а дряхлые жены их, усевшись рядом, прикрывали их от солнца зонтами.

Бродили по торжищу молодчики с испитыми, усталыми лицами и остановившимся взглядом, бродили бесцельно, словно не зная, куда себя деть, но держались поближе к питейным заведениям. Время от времени кто-нибудь из них торопливо выпивал чарку, за ней — вторую и тут же принимался орать до хрипоты, что ему еще не наливали. Опрокинув третью, он тотчас валился наземь и засыпал.

Пьяные валялись повсюду. Жены, покорные и молчаливые, заслоняли зонтами своих непутевых мужей, а те в хмельном бреду бессмысленно размахивали руками — наверно, им казалось, что они тянутся за чашкой с солью… Едва протрезвится такой пьяница, жена спешит купить чашку крутого мясного отвара и, заправив его кукурузной мукой, подает мужу. И только тогда она позволит замешать и себе горсть кукурузной муки и разделить с мужем трапезу.

11

Народность мео, так же как ман и другие горные народности, делится на ветви, различающиеся по цвету одежды или традиционных вышивок на поясах и головных уборах (синие, белые, красные и пестрые мео).

12

Донг — денежная единица во Вьетнаме, равен 10 хао или 100 су.

13

Тамтхат — растение, из листьев и корневищ которого приготовляют лекарства.

14

Нянг — народность тибето-китайско-бирманской семьи.

15

Иенбай — город на Красной реке, центр одноименной провинции в горах Северного Вьетнама.