Страница 85 из 129
— Хватит!
И, не меняясь в лице, начальник, как всегда, медленно разгладил усы и сорвал висевшую на стене трость. Он решил самолично покарать виновного.
Но высоко занесенная трость не успела еще опуститься, как Тьы вздрогнул, распрямился, глаза его сверкнули…
— И ты, тварь, смеешь еще замахиваться на меня! — крикнул он. — Пну разок промеж ног — и душа из тебя вон! Только и знаешь, что бумагу марать своей поганой кистью! Изводишь всех ни за что ни про что… Я старался, всю ночь ехал без передышки, даже в ушах звенит. Да ты обязан мне исхлопотать наградные! Какого черта тычешь в меня своей палкой!? Наплевать мне на тебя! Выходи — сразимся!
Слова его прозвучали, словно зловещий свист клинка.
Гонцы, пробудившиеся ото сна, толпились за дверями у очага, на котором закипал рис.
Они зашумели:
— Это кто там дал жару начальнику?
— Тьы!
— Молодчина!
— Пойду-ка подсоблю ему…
— Стой, куда ты!
— Лучше не связываться…
Ни один не подошел к двери, но вдруг из толпы кто-то крикнул:
— Эх, оборвать бы усы «его милости»! За такое и пострадать не жалко…
Вдалеке снова послышался стук копыт.
Начальник застыл с поднятой тростью и прислушался.
Лошадь шла шагом: значит, это не гонец. Скорее всего, едет важный чиновник — только гонцам да чиновникам разрешалось въезжать в город верхом.
Небо совсем посветлело.
Запоздавшие на кормежке выпи поднялись с затянутого туманом озера Линьдыонг и пронеслись над землей, точно подброшенные кем-то вверх пучки вымолоченных колосьев.
Копыта цокали уже у самых ворот.
Во двор заглянула чья-то голова в ноне с железным навершием. Это был стражник, из тех, что палками расчищают путь перед выездом вельможи.
— Кто там поставил клячу поперек дороги?! — заорал он. — Вам что, жизнь надоела?
Один из гонцов выбежал из ворот и привел за узду коня, на котором приехал Тьы. Конь шел понурясь, грива свисала мокрыми космами. Гонец завел его в конюшню, тщательно привязал возле ясель и, взяв в углу охапку травы, бросил ее коню.
Мимо ворот проехали два стражника.
И дорога снова опустела — чистая и гладкая, как бумажный лист.
Но вот тишину нарушил шум шагов. И в проеме ворот на фоне серого неба показались крытые носилки, задернутые шторами цвета лепестков оранжевых лилий. Медленно прошли четыре носильщика, следом за ними шагал стражник с рупором в руке — мимо станции «Рыбий хвост» проезжал сам королевский наместник.
Тьы выбежал за ворота и кинулся ничком на дорогу прямо перед носилками.
Начальник станции глядел на него из дверей. Оробев, он не знал, на что решиться. Будь его воля, он приказал бы скрутить смутьяна и надеть на него колодки, но сейчас это было рискованно. Тьы вздумал жаловаться наместнику, а тому ничего не стоит стереть в порошок какого-то там начальника станции. Начальник пошатнулся и ухватился за дверной косяк, трость его упала наземь.
Ехавшие впереди стражники, услыхав за спиною шум, обернулись. Но туда уже подоспели солдаты, что шли позади носилок. В блестящих нонах из ананасовых листьев и кафтанах с ярким кантом, угрюмые и злые, они шагали, держа наперевес свои палаши.
Собравшиеся у ворот гонцы, оторопев, глядели на эту процессию.
Вдруг из носилок раздался усиленный рупором голос:
— Кто ты? Зачем лег на пути?
— Ваше сиятельство! — вскричал Тьы. — Позвольте недостойному припасть к вашим стопам.
— Мы слушаем, — отозвался рупор, — говори.
Тьы, не поднимая головы, заговорил громко, чеканя слова:
— Ваше сиятельство, взгляните просвещенным взором… Я вез «молнию», старался из последних сил, устал смертельно, а он избивает меня…
Голос из рупора перебил его:
— Дозволяем тебе встать!
Тьы, поднявшись с земли, выпрямился во весь рост.
— Лживый бес! — закричал голос. — Ты здоров как буйвол, а лжешь, будто с ног валишься. Тебе до смерти еще далеко! Государь поставил начальников блюсти закон и порядок, и челобитные подаются предписанным свыше путем. Как смеешь ты самовольно заступать нам дорогу? Смотрителя сюда!
Начальник, кивая и кланяясь, выбежал из ворот.
— Схватить наглеца! — вновь загремел голос. — Отсчитать ему пятьдесят палок и отправить к командующему войсками, в уезд! Пускай пошлет его служить в горы!..
На дороге в этот ранний час не было ни души, но стражники, ехавшие впереди носилок, гарцевали и размахивали палками, словно расчищая путь в многолюдной толпе. Солдаты, положив палаши на плечо, снова зашагали по обе стороны носилок. Стражник, принявший рупор, с почтительным поклоном приподнял шторы носилок, чтобы наместник мог видеть, что происходит снаружи. И носилки двинулись дальше, мимо ворот станции, где начальник, встав на колени, отвешивал земные поклоны. Один лишь Тьы успел заглянуть за занавески, но в темноте не разглядел ничего, кроме кафтана из красной парчи, меча да нона с серебряным навершием. Мгновение спустя шторы опять опустились.
Едва наместник проехал, начальник, громко крича, созвал гонцов и приказал им схватить Тьы. Его не стали связывать и растянули на земле прямо посреди дороги. Один гонец держал его за шею, двое за руки, еще двое за ноги. И на распростертое тело посыпались удары, порой заглушавшие даже голос, отсчитывавший единицы и десятки. Начальник старался вовсю, дабы его сиятельство имел удовольствие слышать, как неукоснительно выполняются его повеления.
Тьы отделали на совесть. Но когда его доставили в уезд и бросили в темницу при доме воинского начальника, гнев и ярость бессилия терзали его сильнее, чем боль от побоев.
Через день конный гонец из города прискакал в общину Быои. Ни одна душа здесь, конечно, не ведала о событиях, приключившихся на станции «Рыбий хвост», люди полагали, что это их земляк Тьы снова приехал по важному делу. Когда же ветер унес пыль, они разглядели, что на коне сидит другой, никому не известный парень.
Гонец передал деревенским старостам письменный приказ собрать с общины подать, причитающуюся на содержание почтовых станций, и доставить деньги в уезд. Когда прочли список гонцов, поставленных на довольствие, деревенские старосты не услышали среди них имени Тьы. На все расспросы нарочный отвечал, что Тьы исключен из списка.
Вручив старостам бумаги, гонец выехал за деревенскую изгородь и направился к помосту, где месили и промывали бумажную массу. Там он отыскал Ха. Слушая его певучий выговор, Ха подумала, что он, наверно, родом из Нгиадо. И не ошиблась.
— Сам я, — сказал ей гонец, — из соседних краев, из Нгиадо. Тьы просил, если вы любите его, хранить верность и ждать его год, а может, два или три. Он непременно вернется.
Потом гонец опустил свою сумку, сбросил накидку и снял с плеча ружье.
Опять ружье!..
— Тьы велел отдать это вам, — продолжал гонец. — Он просил вас никому не говорить про ружье, даже под страхом смерти, и сразу отнести его учителю До. Увидите учителя — передайте, что через месяц ему привезут еще. Мне самому нельзя видеться с ним, так что, прошу вас, сходите к нему этой же ночью.
Итак, Ха снова увидела ружье. Она сама понесет его учителю До, пойдет к нему вместо Тьы. Она и знать не знала, какие дела бывают у мужчин, воюющих против тэй, но ружье и связанная с ним тайна обретали в ее глазах особую важность. Ведь от них зависели ее любовь и будущее счастье.
Как всегда, во втором месяце года готовились к празднику в храме Бронзового барабана.
Невесело начался этот год. Наместник приказал согнать тысячи людей и снести городские стены — от западного угла в Хангхоа до Кхотхана и Конгви. Люди работали день и ночь, ломая укрепления и разбирая кирпичи. В городе сносили старые здания королевских ведомств и палат и самые большие храмы. Кирпич отправляли затем в новую столицу, где по высочайшему указу возводили цитадель Фусуан.
С тех пор как еще при Зиа Лаунге[130] столица была перенесена на землю Тхыатхиена[131] и до царствования нынешнего государя Ты Дыка[132], высокородные господа из дома Нгуен с опаской и неудовольствием поглядывали на Тханглаунг[133]. Они не доверяли вольнолюбивым жителям Севера и потому разрушали старую столицу, каждый в меру своих сил и возможностей. Теперь решено было сровнять с землей городские стены.
130
Зиа Лаунг — тронное имя Нгуен Аня, основателя династии Нгуен (1802–1945).
131
Тхыатхиен — округ, а ныне провинция в Южном Вьетнаме, где находится город Хюэ.
132
Ты Дык — государь династии Нгуен (годы царствования 1848–1883).
133
Тханглаунг («Взлетающий дракон») — древнее название вьетнамской столицы, основанной в 1010 г.; в 1831 г. город был переименован в Ханой.