Страница 109 из 129
— Скорее! Бежим отсюда!
Лишь отбежав на приличное расстояние, мы остановились под ветвистой травой Тха́йла́й. О, как давно не бегал я, не летал и не прыгал! Но крылья мои и ноги меня не подвели. Друзья едва поспевали за мной, так стремительно несся я прочь от «особняка».
Позади меня бежал мой брат Чуи и Тяутяувои; однако их всех, даже Чуи, опередил — кто бы вы думали? — дядюшка Сиентаук. Да-да, «отшельник» Сиентаук из травяного шалаша! Он мчался то скоком, то летом, и невозможно было узнать в нем недавно еще такого унылого и вялого Жука. Я не успел даже толком удивиться, как он расхохотался и, погладив свой рог, произнес:
— Что ж это вы, дорогой Мен! Ушли, ничего никому не сказали. А ведь спустя день или два вернулись Тяутяувои и с ними ваш брат Чуи. Узнав от меня, что вы куда-то исчезли, они очень сокрушались. Должен вас обрадовать, ваш брат Чуи прямо-таки Талант! В прошлый раз Тяутяувои, сколько ни толковали мне про свое Великое Дело и про то, что надо идти утверждать его по всему Свету, так и не сумели меня убедить. Я стоял на своем: загубила, мол, меня злая судьба, и не исцелиться мне теперь никогда от горькой тоски. Но едва Чуи взялся за дело и побеседовал со мной накоротке — я сразу одумался. Одумался и устыдился: как мог я после первых же испытаний, в сущности не столь уж и тяжких, отчаяться и пасть духом?! Я понял: разочарованность в жизни — это дурная черта. И сколько бы ни похвалялись отшельники: у них-де чистый и возвышенный образ мысли, вся их возвышенность на самом деле тунеядство и распущенность! Поняв это, я вытолкал взашей и Бабочек, и Цикад. Все они лгуны и бездельники, и слезливым их песенкам грош цена! А заодно выставил и Улиток, этих прилипал и дармоедов. Я сказал им: пусть кормятся сами своим трудом, ибо нет ничего позорней, чем жить на дармовщину! Я сжег свой шалаш и пагоду, где предавался пустым суесловиям, чтоб и следа не осталось от моего позорного прошлого. И отправился в путь вместе с новыми друзьями…
Чуи представил меня всем:
— Это мой Старший брат Мен! Я столько раз вам о нем рассказывал.
Потом он обратился ко мне с небольшой речью:
— О дорогой Брат! С тех пор как мы с вами расстались, вам, наверно, не раз казалось, что меня уже нет в живых. Думали ль вы о таком дне, как сегодня! Сознаюсь вам, попав в плен, я сразу понял, какие эти Тяутяувои добрые и великодушные Насекомые. Если бы в тот злосчастный день мы сохранили хладнокровие и рассудительность и не допустили, чтобы иные горячие головы увлекли нас своим безрассудным пылом, все, поверьте, сложилось бы по-другому. Надо было лишь проявить немного терпения и доброй воли. Ведь мы могли с самого начала договориться с Тяутяувои мирно и полюбовно. Ах, как жаль, что этого не случилось! Тяутяувои, как и мы, Кузнечики, превыше всего в жизни ценят Независимость и Свободу. Но они оказались мудрее нас. Они поняли, что путь к торжеству Независимости и Свободы труден и долог, ибо на этом пути стоят такие препоны, как Заблужденья, Взаимная Неприязнь, Ненависть, Ложь и Своекорыстье, — и именно в них корень вражды и подозрений, разделяющих все живое…
— Но, — продолжал он, переводя дух, — одного понимания еще мало. Тяутяувои решили действовать! Они убедились: чтобы убрать все препоны, преградившие путь Независимости и Свободе, и сделать этот путь прямым и гладким, надо идти по всему Свету и добиваться взаимопонимания со всеми Живыми существами, которые верят в Справедливость, Разум и Честь, надо утверждать Всеобщее Братство Доброй Воли! Ведь поборники Справедливых и Добрых Дел есть везде и всюду, нужно только объединить их помыслы и усилия. А когда это будет достигнуто, все Живые существа станут соперничать друг с другом лишь в Полезных Начинаниях и Высоких Искусствах. Навек отойдут в прошлое распри и войны, недоверие и обман. И тогда воплотятся в жизнь исполненные великого смысла слова, символ всех наших чаяний и надежд: «Четыре моря-океана — единокровные братья»!
О как я был счастлив, услышав эти возвышенные слова. Нет, нет, не подумайте только, Мен, будто я позабыл о вас, о нашем Братстве. Пусть я ушел добровольно с Тяутяувои, но я верил и знал: настанет день, когда мы с вами встретимся вновь.
Я ждал этой встречи. И вскоре мы вернулись обратно, к Ананасовым зарослям на Плотине. Как я мечтал рассказать вам о своем прозрении, о Великом Деле Тяутяувои! Я был уверен, что вы сразу примкнете к нам, ведь высокие наши цели во многом совпали с теми идеями, которые вдохновили вас на Дальние Странствия. Мне ли не помнить, как вы излагали их перед тем, как мы вышли в огромный мир! Но Муомы и Тяутяу сообщили нам, что вы ушли искать меня по Свету. Когда я поведал им о наших Великих Замыслах, они захлопали в ладоши и пустились в пляс. Ведь если мечты наши стали бы явью, то прежде всего в их стране прекратились бы междоусобицы и кровопролития и перестали бы гибнуть их соплеменники из-за такой малости, как теплые пристанища на зиму.
Потом мы отправились дальше. И заглянули на обратном пути в те края, где благочестиво уединился, уйдя от мира, дядюшка Сиентаук. От него-то я и узнал, что вы дожидались меня, но незадолго до нашего возвращения куда-то исчезли. О, как я обрадовался! Однако дни уходили за днями, а вас все не было. Впрочем, прожив там совсем недолго, я понял: вы ушли оттого, что вам стало невмоготу глядеть с утра до ночи на тунеядцев и праздных гуляк, и ушли насовсем. Поэтому мы с Тяутяувои не стали вас больше ждать и тоже отправились в путь.
Сейчас, дорогой Брат, мы идем в Страну Муравьев. Это великое счастье, что нам удалось встретиться. Наконец-то мы снова вместе!
Я выслушал речь Чуи с истинным удовольствием. Он избавился от мешавшей ему прежде чрезмерной пылкости и говорил теперь, как настоящий оратор — вдохновенно, но рассудительно; каждый довод его был обоснован, каждое слово разило без промаха. Я понял, почему именно Чуи сумел вернуть на истинную стезю заблудшего дядюшку Сиентаука. Да, мой брат стал настоящим Мыслителем и Государственным мужем!
Мы с ним поглядели друг другу в глаза и ощутили оба, как в сердце у нас с новой силой зазвучали слова произнесенной некогда клятвы в верности до гробовой доски…
Потом взял слово один из Тяутяувои. Голос его был чист и звучен, как звон старинного гонга. Впрочем, высокой и мудрой речи его и подобало излиться в благородном звучании старой бронзы. Впервые в жизни чужие слова вот так, сразу, западали мне в душу.
— Друзья и братья! — говорил Тяутяувои. — Вы были правы, когда говорили, что мы идем по тернистому и долгому пути. Но помните: этот путь пролег — из края в край — по всему Свету. Он ведет из страны в страну и от сердца к сердцу. Это — путь Всеобщего Братства!
Мы первыми принесли высокие обеты. Кому же тогда, как не нам, нести повсюду свет Справедливости и Добра?! Кто, как не мы, обязаны открыть нашим братьям глаза на истинные причины их тягот, страданий и бедствий?! Кого, как не нас с вами, Долг и Честь призывают идти вперед и вперед, увлекать за собой единомышленников, вдохновлять нерешительных, убеждать маловеров?! И я знаю, мы с вами, презрев лишенья, опасности и смерть, пройдем этот путь до конца, покуда моря и реки, горы и долы не станут навеки достоянием всех и каждого!
И тогда вся земля будет единым домом под одной крышей!
Пусть труден наш путь и нелегка наша ноша, мы подставляем дружно свои плечи!
Все вокруг молчали. Проникновенное слово освежило сердца, будто глоток благоуханной росы.
— Вот он, мой путь! — взволнованно воскликнул Чуи. — И мне хочется верить, что отныне мы пойдем по нему вместе. Слово за вами, дорогой брат…
Я ласково обнял его и сказал.
— Ах, любимый мой братец! Дорогие друзья Тяутяувои! Помыслы ваши, ваши дела — это ведь предмет и моих давних мечтаний; только я, конечно, многого не додумал, многого не понял. Позвольте же мне отправиться вместе с вами по Свету, чтобы осуществить заветную нашу мечту.