Страница 7 из 17
Нина несколько секунд сидела молча.
– Если он выживет, у него все восстановится?
– Стопы заживут, даже если на это уйдет несколько недель. Сильные боли в паху будут мучить его несколько месяцев, хотя какие-то из них, возможно, приобретут хронический характер. Мы зашили глаз, хрусталик можно заменить, но нельзя исключить постоянного падения зрения. Плечи, есть опасность, будут работать не в полной мере, помимо боли… Неясно, как сказался на его организме недостаток кислорода. И нам пока еще неизвестно, насколько пострадало его сердце.
Нина продолжала сидеть, не в состоянии пошевелиться.
– А насколько он пострадал психологически?
– Его ждет долгая реабилитация, – ответил врач и поднялся.
Нина потянулась за своим мобильным телефоном, выключила запись и сохранила файл. Ее движения были угловатыми, лишенными обычной ловкости, словно стул для посетителей так действовал на нее.
– Спасибо, – сказала она. – Могу я взглянуть на него? Только через дверь операционной?
Доктор покачал головой.
– Когда он придет в себя настолько, что я смогу его допросить?
Он дал ей свою визитку с прямым номером мобильника, предложив звонить, когда она пожелает.
– Я жду, что супруга пациента даст знать о себе, – сказал врач и направился к двери.
Нина посмотрела ему вслед. Как много он знал? Что она имела право рассказать?
Она шагнула в темный коридор; дверь в смотровую тихо закрылась за ее спиной. Доктор Карарей задумчиво посмотрел на нее. Он казался человеком, которому можно доверять.
– Это пока должно остаться между нами, – сказала она, – но Нора Лерберг исчезла.
Доктор направился к выходу, Нина шла рядом.
– Местоположение трех их детей установлено, – продолжила она, – они находятся у тетки в Викингсхилле, но его жена недоступна для нас, никто не знает, где она.
Они подошли к выходу из отделения.
– А может быть, именно она сделала это? – спросила Нина.
– Если ей помогали, то теоретически подобное, конечно, возможно, – ответил врач, – но, на мой взгляд, маловероятно.
Они обменялись рукопожатиями.
Нина крепко сжимала свой мобильник в руке всю дорогу, пока шла по больнице. Воображение рисовало ей одну картинку за другой: Лерберг со связанными за спиной руками, подвешенный, его душат, бьют… «Все как на подбор известные методы».
Она быстро прошла через большой холл здания, мимо справочного окошка, цветочного ларька и кафетерия, туалета для пациентов и телефона для вызова такси.
Когда ее мобильный зазвонил, она вздрогнула, словно обожглась о него.
– Нина? Нина Хофман?
Этот голос она узнала сразу, не раз слышала его в своих кошмарах.
– Анника Бенгтзон, что я могу для тебя сделать?
Она вышла под дождь, совершенно не заботясь о том, что вымокнет.
– Привет, я просто решила позвонить и поздороваться… Это же тебя я видела сегодня у дома Лерберга? В Солсидане?
Нина открыла свой автомобиль с пульта дистанционного управления сигнализацией и шмыгнула на водительское сиденье.
– Я ничего не могу сообщить о данном случае, надеюсь, ты понимаешь, – сказала она и зажмурила глаза.
«Плечевые суставы вывихнуты с обширными повреждениями тканей».
– Совсем ничего?
Нина открыла глаза, посмотрела на фасад больничного здания.
«Жертву связывали, подвешивали за запястья».
– Я думала, ты в Вашингтоне, – сказала она.
Анника рассмеялась или вздохнула?
– На подобное у газеты больше нет средств. Я вернулась на прежнее место. Репортер новостей бумажной и интернет-версий. Полицейский на месте событий сказал, что Лерберг, пожалуй, не выживет, ты не знаешь, как у него дела?
Нина не ответила. Анника знала, что она сделала. Сама была там, видела, как она застрелила Филиппа, знала, где он похоронен.
Нина тронула машину с места.
– Я еще только приступаю к своим обязанностям, – сказала она.
– Когда ты начала работать в ГКП? – спросила Анника.
Нина включила заднюю скорость и повернулась назад, чтобы смотреть через заднее стекло. Оно было залито дождевой водой и покрыто грязью.
– Пока, Анника, – сказала она.
– У меня остался тот же номер мобильного телефона, что и раньше, если захочешь дать знать о себе, тебе достаточно…
Нина прервала разговор.
Что знал Ингемар Лерберг такое, чего ему не положено было знать?
Почему он не рассказал об этом?
И почему его оставили в живых?
В редакцию Анника вернулась после полудня. Сёдерский тоннель оказался заблокированным, а по Эссингеледен машины едва тащились, как обычно. Время в автомобильных пробках она использовала на поиски материалов об Ингемаре Лерберге и на то, чтобы спокойно разложить их по полочкам у себя в голове. Благо ее никто не торопил.
Она вынула компьютер из сумки, загрузила сделанную камерой видеозапись на сервер, приблизительно замерила длительность отдельных эпизодов и отправила художественному редактору имейл с временными кодами, чтобы он мог выбрать нужные ему кадры для бумажного варианта газеты. Потом принесла себе чашку кофе из автомата и приготовила сюжет для интернет-телевидения продолжительностью одну минуту и двадцать пять секунд об избитом сегодня политике Ингемаре Лерберге. Картинки получились не особенно хорошие, темные и зернистые, какими они были на протяжении всей этой ужасной весны. Из-за ветра камера, вероятно, качалась, пока она говорила, и в результате изображение тоже раскачивалось, как на волнах. А сама она выглядела нездоровой, с запавшими глазами, но в этом ведь не было ничего необычного. Ее манера подачи новости кому-то могла показаться несколько тяжеловесной, но она посчитала, что и так сойдет.
– Полиция столкнулась с полноценной загадкой после покушения на убийство бывшего члена риксдага Ингемара Лерберга, – начала она свой комментарий. – На данный момент нет никаких предположений относительно мотивов столь жестокого избиения, жертве никто не угрожал, и остается неясным, как преступник попал в особняк. Согласно данным «Квельспрессен», пока не обнаружено никаких следов незаконного проникновения в дом, который находится в Солсидане, фешенебельном пригороде Сальтшёбадена.
– Он все еще жив, – сообщил Патрик, склонившись над ней.
– Ужасно жаль, – съязвила Анника. – Мы отправим кого-нибудь в больницу добить его?
Шеф новостей сел на ее письменный стол.
– Звонило руководство христианских демократов. Они хотели бы высказаться о своем коллеге в партийной канцелярии через полчаса, ты не могла бы заняться этим?
Она взглянула на часы:
– Конечно.
– Прокурор подтвердила, что преступление квалифицировано как покушение на убийство?
– Я звонила ей из машины.
– Ты разобралась с псом?
– Псом?
Анника недоуменно уставилась на шефа.
– Стефан, четырех лет, – сказал Патрик. – Его нашли мертвым в прихожей, если верить новостным сообщениям. Ты не подготовишь также его краткую предысторию?
– Собаки?
– Был ли он конфликтный? Угрожали ли ему? Пожалуй, список возможных мотивов? И проверь, почему ему пришлось уйти в отставку, хотя нам, конечно, стоит подождать с публикацией этого материала, пока мы не узнаем, выживет ли он…
Анника ввела в поисковик «ингемар лерберг политик», и Патрик наклонился над ее экраном, чтобы посмотреть результат.
– И называй его топовым политиком. Он ведь какое-то время фактически считался лидером партии, – заметил он.
– Угу, – буркнула Анника, – целых полдня, в передовице газеты «Квельспрессен».
– Давай сейчас не будем об этом, – сказал Патрик и ретировался на свое место.
Она пробежала глазами по заголовкам на экране. Как быстро люди все забывают. Сама ведь помнила, что много читала об Ингемаре Лерберге в те дни, когда его имя постоянно фигурировало в разделе новостей всех средств массовой информации, но, помимо нескольких смутных воспоминаний о какой-то афере с налогами, память ничего ей не подсказала. И почему, собственно, могло быть наоборот?