Страница 2 из 17
Она выключила освещение, обошла мойку и вошла в прихожую.
Там лежала собака.
Сначала она решила, что это другой пес. Он выглядел таким маленьким. Смерть как бы высосала его изнутри. Вся та энергия, которую он излучал при жизни, покинула его, и сейчас он напоминал брошенную на ковре тряпку с персидским узором. Ей обычно не удавалось навести нужную чистоту при помощи пылесоса, всегда приходилось использовать еще и роликовую швабру. Кровь собаки не впиталась в искусственные нити, а растеклась сверху и, высохнув, превратилась в коричневую лепешку.
Ее дыхание участилось. Под мышками выступил пот, как с ней обычно случалось, когда уровень шума зашкаливал, если, например, ученики ее старой школы уставали смотреть в книги и принимались стучать каблуками по полу. Она попыталась взять себя в руки.
Она никогда не любила эту собаку. Ее звали Стефан. Как можно дать животному такое имя?
Она продолжила путь, почти прижимаясь к стене, и вышла в гостиную. Шторы были опущены. Она моргнула несколько раз в темноте. Там было пусто, воздух застоявшийся, спертый. Она сглотнула комок в горле. Ей надо убираться отсюда. Немедленно.
Собаку наверняка убили. Не о несчастном же случае шла речь. Но зачем кому-то понадобилось это делать?
Послышался какой-то звук. Кто-то стонал. Или, пожалуй, кашлял. Глухой звук. Мужчина.
Она замерла на полушаге.
Звук долетал откуда-то сверху, из спальни.
Она посмотрела в направлении лестницы.
Муж не должен был увидеть ее. Как она смогла бы объяснить свое здесь нахождение? Впрочем, дверь стояла открытой, незапертой. Кто угодно мог войти.
Она снова бросила взгляд на собаку.
Он, наверное, и убил ее? Зачем ему это понадобилось? Что-то случилось с детьми? А вдруг они находятся там, наверху?
Она вроде бы услышала какой-то шум на втором этаже, но, возможно, ей показалось.
Как же поступить? Дом должен был стоять пустым. Запертым и без света.
Она оставалась в прихожей несколько минут или того меньше. Потом вытерла взмокшие ладони о брючины, быстро прошла мимо собаки и поспешила вверх по лестнице, прежде чем успела передумать. Она перешагнула пятую и седьмую ступеньки, которые скрипели.
Дверь в детскую комнату была закрыта, она осторожно отворила ее, знала, что та не скрипнет. Сама смазала петли маслом всего несколько недель назад. Жалюзи с кроликами оказались опущенными. Игрушечные зверюшки лежали в своих кроватках. Детские же кровати, Исака, Самуэля и малышки Элизабет в самом дальнем от окна углу, застелены и нетронуты. Она вздохнула с облегчением, закрыла за собой дверь и направилась к большой спальне.
Главу семьи она обнаружила на двуспальной кровати, если, конечно, это был он. Она видела его лишь на свадебной фотографии и сейчас не могла узнать. Рот был открыт, передние зубы отсутствовали. Тело лежало в неестественной позе, она и представить не могла, что руки и ноги могут принять такое положение. Он был в брюках и рубашке. Никаких носков. Подошвы ног сплошь в ранах.
Она уставилась на мужчину и почувствовала, что ее тело наполняется тяжестью и теплотой, они исходили откуда-то изнутри и, вырываясь наружу, не давали ей нормально дышать.
Кто-то сделал это с ним. А вдруг изувер еще находится в доме?
Из горла мужчины послышался булькающий звук. У нее начали подгибаться колени, она, покачиваясь, спиной вперед вышла в холл второго этажа, восстановила равновесие и, миновав детскую комнату, спустилась по лестнице, обогнула труп собаки, прошла в кухню и далее в чулан-прачечную. Пот струился по ее телу, когда она возилась с пуговицами пальто. Она плакала, запирая за собой заднюю дверь, от тоски и, пожалуй, немного от чувства вины.
Лифт звякнул, затормозил и с характерным звуком распахнул двери. Нина Хофман с сомнением посмотрела на цифровое табло: туда ли она приехала?
Она шагнула наружу; двери закрылись у нее за спиной. Глухой низкий звук поведал о том, что лифт исчез, растворился в этом герметично закрытом здании. Она осталась одна в тишине.
Ну, все правильно, нужная лестничная площадка и нужный этаж.
Слева от нее находилась стеклянная дверь с сигнализацией и кодовым замком.
Нина подошла к ней и нажала на кнопку, которая, по ее мнению, служила звонком. Никакого звука.
Она стояла и ждала, во рту у нее пересохло. Один из лифтов проехал мимо, она не смогла оценить, направлялся он вверх или вниз. На мгновение ей стало не по себе от этой неопределенности. Что, собственно, она делает? Неужели действительно собирается войти в ту же реку снова?
Потом она услышала приближавшийся приглушенный стук каблуков. По другую сторону стеклянной двери внезапно появилось лицо. Нина невольно отступила на шаг.
– Нина Хофман? – Перед ней стояла миниатюрная блондинка с пышными формами на высоких каблуках. Вылитая кукла Барби. – Добро пожаловать в Государственную криминальную полицию. Входи.
Нина шагнула в находившийся за дверью коридор. Потолок в нем оказался очень низким. Где-то жужжал вентилятор. Пол был отполирован до блеска.
– Мне надо пройти вводный курс, – объяснила Нина. – Ты, пожалуй, можешь подсказать, куда мне сейчас…
– Шеф нашей разведслужбы захотел сразу же переговорить с тобой. Ты знаешь, где он сидит?
Откуда ей могло быть это известно?
– Нет, – ответила она.
Кукла Барби объяснила.
На каждый шаг Нины пол реагировал глухим звуком, который, как ни странно, не сопровождался эхом. Она проходила мимо открытых дверей. До нее долетали обрывки разговоров. Дневной свет попадал внутрь через окна, расположенные под самым потолком. В конце коридора она повернула налево и попала в угловую комнату с видом на Бергсгатан.
– Входи, Нина.
Комиссар К. поднялся по служебной лестнице. Он покинул отдел насильственных преступлений полиции Стокгольма и стал шефом КРС Государственной криминальной полиции – Криминальной разведслужбы.
Она вошла в комнату, расстегнула куртку.
– Добро пожаловать в ГКП, – сказал он.
Это явно была стандартная фраза для приветствия новых сотрудников.
– Спасибо.
Она изучала мужчину, сидящего за письменным столом, стараясь делать это незаметно. Его пестрая гавайская рубашка резко контрастировала с окружающей обстановкой. Им приходилось общаться раньше, когда полицейского Давида Линдхольма нашли убитым (когда она нашла Давида убитым), и ей стало интересно, упомянет ли он об этом. Его письменный стол был абсолютно чист, за исключением кофейной чашки, ноутбука и двух тонких папок. Шеф КРС поднялся, обошел его и поздоровался с ней за руку.
– Уже научилась ориентироваться в нашем лабиринте? – спросил он и показал на стул для посетителей.
Когда бы она успела это сделать? Появилась здесь пять минут назад.
– Нет еще.
Нина повесила куртку на спинку стула и села. Стул оказался жестким и неудобным. Комиссар вернулся на свое место, отклонился назад и внимательно посмотрел на нее.
– Ты должна пройти вводный курс сегодня, не так ли?
Ей сказали, что на это уйдет целая неделя.
– Да, все правильно.
Он подтянул к себе одну из папок, надел очки, взял первую страницу и прочитал вслух из ее резюме.
– Школа полиции. Потом полицейский округ Катарины в Сёдермальме, стажер, аспирант, инспектор. Затем учеба снова, Стокгольмский университет, двести сорок пунктов по поведенческим наукам. Криминология, социальная психология, курс этнологии. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Почему поведенческие науки?
«Потому что я запуталась, потому что хочу понимать людей».
– Это показалось… интересным.
– Ты говоришь по-испански, насколько я понял? И по-немецки, и по-португальски?
– Я выросла на Тенерифе. Мой отец по национальности немец. Я понимаю по-португальски, но говорю не особенно хорошо.
– Английский?
– Угу.
Комиссар закрыл папку.
– Принимая эту должность, я настоял на праве набрать сюда немного моих собственных людей. И хочу видеть тебя здесь.