Кровь фюрера

— Видишь ли, у меня все же ограниченный доступ к компьютерной базе данных, Джо. Информации я накопал немного, так что решил позвонить тому, кто расследовал это дело, но он в отпуске. Я поговорил с одним из детективов из того же отдела, и он рассказал мне все, что мог. Этого, конечно, не достаточно, но вдруг тебе пригодится.

— Расскажешь мне это по телефону?

— Нет, я думаю, нам лучше встретиться, Джо.

— Скажи только где.

— Давай в твоей гостинице. Попьем пива, и я введу тебя в курс дела.

— Когда?

— Через час в баре. Мне тут еще кое-что нужно проверить.

— Хорошо, давай через час.

— Ну, до встречи.

Бар в «Швайцерхофе» был пуст, если не считать двоих мужчин в деловых костюмах, разговаривающих у барной стойки. Спустившись в бар через час, Фолькманн сел у двери, а вскоре пришел Якоб Фишер. Детектив сильно постарел с тех пор, как они не виделись, и, как показалось Фолькманну, немного прихрамывал, но вид у него был по-прежнему боевой. В голубых глазах затаилась усталость, а в пышной копне волос, которой он всегда гордился, проглядывала седина. Пожав руку Фолькманну, он сел в большое кресло напротив.

Фолькманн спросил детектива, успел ли тот пообедать, но Фишер заказал только сэндвич и бокал пшеничного пива. Минут пять они поговорили о старых добрых временах. Доев сэндвич, Фишер вытер рот салфеткой и сказал:

— А в чем суть расследуемого тобой дела, Джо, ты не мог бы мне рассказать?

Фолькманн рассказал ему все, что знал, и Фишер удивился:

— Да уж, это похоже на серьезное дельце! А почему этим занимаются ваши, а не наши?

Фолькманн объяснил ему ситуацию, и Фишер кивнул.

— Ладно, тогда слушай, что я выяснил.

— Рассказывай.

— Сначала кое-что о Раушере, это весьма любопытно. Герберт Раушер родился в Лейпциге. Умер насильственной смертью в возрасте сорока девяти лет. В Берлин переехал двадцать восемь лет назад. Холост, женат никогда не был. До падения Стены работал в крошечном издательстве менеджером. Потом потерял работу. Зарегистрировался как безработный, а через три месяца открыл свое дело. У Штази было на него досье, но что в нем — я не знаю. Многие документы исчезли или были уничтожены после падения Стены. Исчезло и дело Раушера. После убийства нашим удалось выяснить Кое-что у бывших сотрудников Штази. Очевидно, Раушер не был добропорядочным гражданином ГДР, каким казался.

— В смысле?

— Он печатал левые материалы. Порнографию. Глянцевый журнальчик с девчонками, достаточно заводной. Этим же бизнесом он занялся, когда потерял работу. После объединения страны и отмены цензуры его бизнес стал быстро набирать обороты. Кроме того, после падения Стены Раушер приторговывал наркотиками, но не по-крупному. Он купил себе подержанный «мерседес» и переехал в квартиру получше, но все равно в Восточном Берлине. А через полгода его убили. Это произошло вечером, около одиннадцати. Два выстрела в голову. Детектив, с которым я говорил, сказал, что на черепе были ожоги и следы пороха, так что стреляли с близкого расстояния.

— А что эксперты говорят о пулях и оружии?

— Они считают, что использовалась «беретта» с глушителем. Но у меня нет информации по пуле, кроме калибра: 9 мм.

— Где его убили?

— В его квартире. Это неподалеку от музея Пергамон. Его девушка пришла домой и обнаружила труп. Девушку тоже проверили, но ее невиновность была доказана.

— А вы не знаете, где сейчас девушка?

— Я пытаюсь это выяснить, Джо, так как решил, что ты захочешь с ней поговорить. Но пока мне не повезло. Ее зовут Моника Ворх. Это все, что я знаю. — Фишер улыбнулся. — Да еще то, что она позировала для журнальчика Раушера.

— А твои люди ничего нового не накопали насчет смерти Раушера?

Детектив покачал головой.

— Ничего, Джо. Они проверяли обычные версии. Людей из того же бизнеса. Но, по словам детектива, с которым я говорил, ничего не обнаружили. Но Раушер наверняка знал убийцу, так как следов взлома в квартире не было, убили Раушера в гостиной. Один из охранников, дежуривший в тот день, сказал, что ничего не видел. То же говорят и соседи. Детектив подозревает, что Раушер кому-то перешел дорогу. Попытался слишком быстро расширить свой бизнес и кого-то потеснил. После падения Стены уровень преступности в Восточной Германии повысился. Все пытаются заниматься бизнесом, хотят добиться успеха и подзаработать деньжат. Так что, может быть, Раушер кого-то обидел, влез на чужую территорию. Это единственная разумная версия. А вообще-то наши люди зашли в тупик.

— Раушер имел отношение к политике?

Нахмурившись, Фишер покачал головой.

— Насколько известно нашим людям, нет. Судя по тому, каким типчиком был этот Раушер, ответ скорее отрицательный. Он больше интересовался денежками, а не политикой. А что, ты думаешь, Раушера убили за политические убеждения?

Фолькманн помедлил.

— Я не знаю, Якоб.

Он посмотрел в окно. По вечерней улице двигались машины, мимо окна прошли несколько человек с поднятыми из-за холода воротниками. Фолькманн повернулся к детективу.

— А что насчет девушки Раушера?

— В смысле?

— Ты можешь ее для меня найти?

Якоб Фишер пожал плечами.

— Конечно, если она все еще в Берлине. Но это может занять некоторое время. Я думаю, она не оставила этот бизнес. В общем, я поспрашиваю.

— Квартира Раушера по-прежнему свободна? — спросил Фолькманн.

— Думаю, да.

— Можно мне на нее взглянуть?

Фишер улыбнулся.

— Я так и знал, что ты захочешь это сделать. Моя машина стоит перед гостиницей. Допивай пиво, и я тебя подвезу. Надеюсь, благодаря моему полицейскому удостоверению мы сможем проникнуть внутрь.

Около девяти они подъехали к многоэтажке, расположенной недалеко от музея Пергамон.

Это было одно из роскошных зданий, построенных СССР тридцать лет назад для своих высокопоставленных чиновников, проживающих в Восточном Берлине. Дом хорошо сохранился, перед входом был разбит аккуратный садик. Дом был девятиэтажным, а квартира Раушера находилась на последнем этаже.

Перед подъездом горел фонарь, освещавший двойную стеклянную входную дверь. Проигнорировав домофон, Фишер, как настоящий полицейский, начал молотить кулаками в дверь. Через пару минут к ним вышел сутулый мужчина средних лет в потертом синем костюме.

Это был ночной консьерж. После того как Фишер помахал у него перед носом своим удостоверением и сказал, что хочет посмотреть квартиру Герберта Раушера, консьерж, испугавшись наглых ноток в голосе Фишера и его значка, поспешно впустил их и пошел за ключами.

Через пять минут он вернулся, и Фишер сказал, что они сами поднимутся на лифте. Консьерж отдал им ключи, Фолькманн и Фишер поехали на скрипучем лифте на верхний этаж.

На входной двери был прикреплен знак отдела убийств берлинской полиции, запрещающий посторонним входить в квартиру. К тому же в дверь вставили дополнительный замок. Фишеру пришлось спуститься на лифте к машине, после чего он почти полчаса вскрывал дополнительный замок, орудуя отмычками, имевшимися у него в большом количестве на металлическом кольце. Когда они вошли внутрь, Фолькманна поразила роскошь квартиры. Из окон открывался панорамный вид: на первом плане — гранитный фасад Пергамона, а вдалеке виднелись подсвеченная верхушка Бранденбургских ворот и узкие мощеные улочки старого восточного квартала, освещенные желтыми фонарями.

В квартире было душно. Здесь была дорогая полированная мебель темного дерева. В углу стоял телевизор «Сони» и видеомагнитофон, а у окна — дорогая система «хай-фай» фирмы «Вэнг и Олафсен», на которой лежали диски с роком и джазом. В стеклянном шкафчике выстроились в ряд с десяток порнографических видеокассет, а выше висела полка с книгами.

На стеклянном кофейном столике стояла мраморная шахматная доска с серебряными шахматными фигурками, а пол устилали пушистые ковры кремового цвета. Когда Фолькманн подошел к окну, то увидел на полу возле кофейного столика пятно засохшей крови. Пятно было большим и темным, можно было подумать, что кто-то пролил тут красное вино. Полицейские не оставили после себя беспорядка. Фолькманн неторопливо осмотрел две жилые комнаты и остальную часть квартиры.