Любовный дурман

Когда путешественники добрались до места, где лежало в пыли тело чернокожего раба, подобного ифриту, Мариам велела спутнику снять с него одежду и забрать оружие. Нур-ад-дин же, изумившись отваге девушки, ответил, что не станет раздевать и брать оружие у мертвого раба.

Они отправились дальше, ехали жестоким ходом остаток ночи, а когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, и распространилось солнце над холмами, влюбленные достигли обширного луга, где паслись газели, и края его зеленели, и плоды на нем всюду поспели. Цветы там были, как брюхо змеи, укрывались на лугу птицы, ручьи текли на нем, разнообразные видом, как сказал поэт:

Долина вас от зноя защитила,

Сама защищена деревьев гущей.

Мы сели под кустами, и склонились

Над нами они, как мать над своим младенцем.

И дал поток нам, жаждущим, напиться

Водой, что слаще вин для пьющих вместе.

Деревья гонят солнце, как ни взглянет,

Вход запретив ему, позволив ветру.

Путают камни жемчугом убранных,

И щупают они края жемчужин.

Или, как сказал другой:

И когда щебечет поток его и хор птиц его,

К нему влечет влюбленного с зарею,

И раю он подобен — под крылом его

Плоды и тень и струи вод текучих.

Путники остановились на отдых в этой долине.

Они пустили коней пастись, сами поели ее плодов и напились из ее ручьев. И Нур-ад-дин с Мариам сели и начали беседовать и вспоминать свое дело. Потом влюбленные стали рассказывать друг другу о злоключениях в разлуке. Вдруг поднялась пыль, застилая края неба, послышалось ржание коней и бряцание оружия.

Оказалось, что отец Мариам поутру решил навестить дочь и ее мужа. Придя в покои дочери в новом дворце визиря, он увидел того лежащим на постели в беспамятстве.

Не найдя во дворце Мариам, правитель разгневался, велел принести горячей воды, крепкого уксуса и ладана и дать понюхать эту смесь визирю, чтобы привести его в чувства. Когда же тот пришел в себя, правитель спросил о том, что произошло и где Мариам.

«О царь величайший, я ничего не знаю, кроме того, что Мариам своей рукой дала мне выпить кубок вина, и после того я пришел в сознание только сейчас и не знаю, что с ней случилось», — ответил визирь.

Помрачнел царь, в гневе выхватил меч и зарубил визиря. Потом послал за конюхами, и когда те явились, потребовал двух своих коней. Конюхи ответили: «О царь, кони пропали сегодня ночью, и наш старший тоже пропал вместе с ними. Утром мы нашли все двери отпертыми». — «Клянусь моей верой, — воскликнул царь, — коней взял не кто иной, как моя дочь, — она и тот пленный, что прислуживал в церкви! Он похитил мою дочь в первый раз, я узнал его, и избавил мальчишку от смерти кривой визирь, которому уже воздано за поступок!».

Призвал правитель Афранджи трех сыновей — а это были доблестные богатыри, каждый из которых стоил тысячи всадников в пылу битвы, — и велел седлать коней. Вместе с сыновьями и несколькими приближенными отец Мариам отправился в погоню за беглецами и настиг их в той долине.

Когда Мариам увидела погоню, она вскочила в седло и, обнажив меч, спросила Нур-ад-дина, готов ли он к сражению.

«Я устойчив в стычке, как устойчив кол в отрубях», — вздохнул юноша и промолвил:

«О Марьям, брось корить меня так больно.

И смерти не ищи мне с долгой пыткой.

Откуда мне, скажи, воякой сделаться,

Когда пугаюсь я карканья вороны?

А когда увижу внезапно мышь, так пугаюсь я,

Что лью со страху я себе в одежду.

Люблю бои я только в одиночестве,

И знает кусс весь пыл и ярость зебба.

Вот это — правильное мнение! Всякое

Другое мнение правильным не будет».

Царевна рассмеялась и ответила: «О господин мой Нур-ад-дин, я избавлю тебя от их зла, хотя бы их было числом столько, сколько песчинок. Садись на коня и будь за моей спиной, а если мы побежим, старайся не упасть, ибо твоего коня не настигнет настигающий». Девушка выпустила из рук конец поводьев, и конь понесся, точно дующий ветер или вода, когда она изливается из узкой трубы. Мариам была из храбрейших людей своего времени, бесподобная в ее век и столетие, ибо отец научил ее еще малолеткой верховой езде и погружению в море боя темной ночью. Царь узнал дочь и сказал старшему сыну: «Бартут, о прозванный Рас-аль-Каллут! Это твоя сестра Мариам. Она несется на нас, готовая к битве. Сразись же с нею, и если одолеешь, не убивай сразу, а предложи христианскую веру. Если она вернется к древней вере, приведи пленницей, а если нет, то убей ее и того проклятого, который с нею». Бартут ответил: «Внимание и повиновение!».

Он поскакал навстречу сестре. Когда они сошлись, Бартут сказал: «Мариам, разве недостаточно того, что из-за тебя случилось, когда ты оставила веру отцов и дедов и последовала вере бродящих по землям? (Он подразумевал веру ислама.) Клянусь Мессией и истинной верой, если ты не вернешься к вере царей, твоих отцов и дедов, я убью тебя!» Мариам засмеялась в ответ и воскликнула: «Не бывать, чтобы вернулось минувшее или ожил умерший! Нет, я заставлю тебя проглотить сильнейшую печаль! Клянусь Аллахом, я не отступлю от веры Мухаммеда, сына Абд-Аллаха, чье наставление всеобъемлюще, ибо это есть истинная вера, и не оставлю правого пути, хотя бы пришлось мне испить чашу смерти».

И начался бой между ними. Погрузились они в долины, широкие и длинные, и терпели страдания, и устремились на них взоры. Гарцевали всадники долго и долго сражались. Всякий раз как открывал Бартут против Мариам какой-нибудь способ боя, она превосходно отражала атаки. Воительница вымотала поединщика, ослабел он, пропала решимость и разрушилась твердость. Тогда Мариам изловчилась и зарубила соперника мечом, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).

Победительница стала требовать поединка, выкрикивая: «Есть ли боец, есть ли противник? Пусть же не выходит ко мне ленивый или слабый! Пусть выходят ко мне только богатыри врагов веры, чтобы напоила я их из чаши позорной пытки! О поклонники идолов, обладатели нечестия и непокорства, сегодня день, когда побелеют лица людей веры и почернеют лица тех, кто не верит во всемилостивого». Увидел царь, что старший сын убит, стал бить себя по лицу, разорвал на себе одежду и, кликнув своего среднего сына, сказал ему: «Бартус, прозванный Хар-ас-Сус, выезжай, дитя мое, скорее на бой с Мариам! Отомсти за брата и приведи ее ко мне пленницей, посрамленной, униженной». И Бартус отвечал: «О батюшка, слушаю и повинуюсь!»

Выступил он против своей сестры и понесся на нее. Началось сражение сильнее первого. Понял брат, что он слаб, и захотелось ему убежать, но не мог он удрать из-за сильной ярости противника. Всякий раз, как хотел Бартус положиться на бегство, Мариам приближалась к нему и теснила. А потом отправила его вслед за старшим братом и проскакала по полю боя, выкрикивая: «Где витязи и храбрецы, где кривой и хромой витязь, обладатель искривленной веры?». Еще сильнее зарыдал отец, видя гибель второго сына: «Она убила моего среднего сына, клянусь Мессией и истинной верой! О Фасьян, младший мой сын, прозванный Сельхас-Сыбьян, выходи на бой с сестрой и отомсти за братьев!».