Страница 18 из 39
Нур-ад-дин, услышав эти слова, обнажил голову, выпучил глаза, замахал руками, скривил ноги и начал пускать пену из уголков рта. И Ситт-Мариам сказала девушкам: «Не говорила ли я вам, что это бесноватый? Подведите его ко мне и отойдите, а я послушаю, что он скажет. Я знаю речь арабов и посмотрю, в каком он состоянии, и принимает ли болезнь его бесноватости лечение или нет».
Девушки подняли Нур-ад-дина и принесли его к царевне, а потом отошли от него.
Мариам спросила: «Ты приехал сюда из-за меня, подверг свою душу опасности и притворился бесноватым?» — «О госпожа, — ответил юноша, — разве не слышала ты слов поэта:
Сказали: “Безумно ты влюблен”.
И ответил я:
“Поистине, жизнь сладка
одним лишь безумным!”
Подайте безумие мне и ту, что свела с ума.
И если безумие объяснит, — не корите».
«Клянусь Аллахом, о Нур-ад-дин, — сказала Мариам, — поистине, ты сам навлекаешь на себя беду! Я предостерегала тебя от этого прежде, но ты не принимал моих слов и последовал своей страсти, а я говорила тебе об этом не по откровению, чтению по лицам или сновидению, — это относится к очевидности. Я увидала кривого визиря и поняла, что он пришел в тот город за мной». — «О госпожа моя Мариам, — воскликнул Нур-ад-дин, — у Аллаха прошу защиты от ошибки разумного!». Потом состояние Нур-ад-дина ухудшилось, и он произнес такие стихи:
«Проступок мне подари того,
кто споткнулся, ты —
Раба покрывают ведь щедроты его владык,
С злодея достаточно вины от греха его,
Мучение раскаяния уже бесполезно ведь.
Все сделал, к чему зовет пристойность,
сознавшись, я,
Где то, чего требует прощение великих душ?»
Молодые люди долго обменивались упреками, каждый рассказывал, что с ним случилось, они читали друг другу стихи и проливали реки слез, сетовали друг другу на силу любви, муки страсти и волнения, пока совсем не обессилили. Между тем вечерело. На Ситт-Мариам было зеленое платье, вышитое червонным золотом, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Наряд этот как нельзя лучше оттенял красоту девушки, прелесть и изящество, и отличился тот, кто сказал о ней:
Явилась в зеленом платье полной луной она,
Застежки расстегнуты и кудри распушены.
«Как имя?» — я молвил, и в ответ мне она:
«Я та, что сердце прижгла влюбленных
углем пылающим.
Я — белое серебро, я — золото; выручить
Плененного можно им из плена жестокого».
Сказал я: «Поистине, в разлуке растаял я!»
Она: «Мне ли сетуешь,
коль сердце мое — скала?»
Сказал я ей:
«Если сердце камень твое, то знай:
Заставил потечь Аллах
из камня воды струю».
Когда наступила ночь, Ситт-Мариам спросила у девушек: «Заперли ли вы ворота?» — «Мы их заперли», — ответили те. Царевна обратилась к своим спутницам со словами: «Я хочу войти в эту церковь одна и получить там благодать — я тосковала по ней в мусульманских странах, а вы ложитесь спать, где хотите». — «С любовью и уважением, а ты делай что желаешь», — сказали девушки.
Мариам усыпила их бдительность, а сама отправилась на поиски Нур-ад-дина и нашла его сидящим в сторонке, точно на сковородке с углем, с таким нетерпением он ждал ее появления. Когда девушка подошла, Нур-ад-дин поднялся и поцеловал ей руки, она села и посадила возлюбленного подле себя, потом сняла драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нур-ад-дина к груди, они обнимались и целовались, не переставая, восклицая: «Как коротка ночь встречи и как длинен день разлуки!». И говорили такие слова поэта:
«О первенец любви, о ночь сближения,
Не лучшая ты из ночей прекрасных —
Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.
Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?
Иль сном была для глаз ты воспаленных?
Разлуки ночь! Как долго она тянется!
Конец ее с началом вновь сближается!
Как у кольца литого, нет конца у ней.
День сбора будет прежде, чем пройдет она.
Влюбленный, и воскреснув, мертв в разлуке!»
Когда влюбленные испытали великое наслаждение и полную радость, зазвонили к заутрени.
Мариам поднялась, надела свои одежды и драгоценности, Нур-ад-дин вновь затосковал оттого, что вновь предстояла разлука с любимой, заплакал и произнес такие стихи:
«Розу свежих щек лобызал я непрерывно
И кусал ее, все сильней ее кусая.
А когда приятною жизнь нам стала, когда заснул
Доносчик и глаза его смежились,
Застучали в било стучащие, в подражание
Муэдзинам, зовущим на молитву
И поспешно встала красавица, чтоб одеться, тут,
Боясь звезды доносчика летящей,
И промолвила: “О мечта моя, о желание,
Пришло уж утро с ликом своим белым”.
Клянусь, что если б получил я на день власть
И сделался б султаном с сильной дланью,
Разрушил бы все церкви я на их столбах
И всех священников убил бы в мире!»
Ситт-Мариам прижала возлюбленного к груди, поцеловала в щеку и спросила: «Нур-ад-дин, сколько дней ты в этом городе?» — «Семь дней», — ответил юноша.
«Ходил ли ты по городу и узнал ли ты его дороги и выходы и ворота со стороны суши и моря?» — спросила царевна. — «Да», — ответил купеческий сын. «А знаешь ли ты дорогу к сундуку с приношениями, который стоит в церкви?» — спросила Мариам. И Нур-ад-дин ответил: «Да». Тогда она сказала: «Раз ты все это знаешь, как пройдет треть следующей ночи, пойди к сундуку с приношениями и возьми оттуда что пожелаешь, а потом открой ворота церкви — те, что в проходе, который ведет к морю, — и увидишь маленький корабль, на нем десять человек матросов. Они помогут тебе подняться на борт. Жди меня там, да смотри, не проспи завтрашней ночью».