Страница 8 из 90
Уже перед самым конкурсом очень волосатый и очень мрачный визажист-американец, хмурясь и брезгливо кривя губы, сделал Кристине «типаж». Оказывается, для фотомодели иметь глаза и волосы одного цвета просто недопустимо. И если уж у девушки карие глаза (что вообще-то не лучший вариант), то следует сильно поднажать на волосы, добиваясь желаемого контраста.
Заехавший за Кристиной Эдик остался доволен: — «Рашен стайл», наивная «Маша-несмеяша». Свежесть деревенского утро! Реклама «Милкивей», да и только… А как появились веснушки? Майкл — ты волшебник! Вива, Америка…
Волосы Кристины, искусно окрашенные «под солому» во все оттенки золотистого — от льняного до медного, казались естественно выгоревшими на солнце. Вместе с загаром и макияжем «a la naturelle» они создавали образ очаровательной темноглазой простушки, сквозь который загадочно сквозила подлинная индивидуальность Кристины. Веснушки Майкл изобразил при помощи какого-то состава, вызывающего пигментацию, а по контуру губ провел тонкую линию татуировки, подчеркивающую рисунок. Месяца два можно не волноваться макияж сохранится даже после хорошей сауны.
— Ладушки, пока все путем. Теперь бы не потерять скорости на финише… — явно нервничал Эдик, гоня машину ко Дворцу Молодежи, где должен был происходить заключительный этап конкурса.
На предварительных просмотрах и отборочных экзаменах Кристина не присутствовала. Она появилась лишь накануне, на репетиции, ознакомившись со сценарием и показавшись нужным людям.
— Не трусь. Все знают, что ты от меня. На титулы не претендуешь, выйдешь пару раз в шоу и, конечно, в финале. Платьице, по-моему, сногсшибательное. Я сам у Юдашкина выбирал, — инструктировал её Эдик, странно вдохновленный своей бескорыстной акцией. Страстными любовниками они так и не стали. В постели вообще встречались несколько раз и то ненадолго.
— Эд, все — таки я не понимаю, что тебе дает это участие в конкурсе? допытывалась Кристина.
— Игра, зайчик, игра! И тебе, и мне в случае удачи крупно перепадет… — темнил Эдик.
…За кулисами, в отведенной девушкам уборной, Кристина быстро переоделась в «русский костюм», успев рассмотреть конкуренток. Четырнадцать красоток разных мастей, искоса поглядывая на «блатную», наряжались в псевдонациональные костюмы Со слов Эдика Кристина знала, что места уже заранее распределены и, наверно, призерши знали об этом.
Как ни странно, Кристина оказалась не в последней пятерке, хотя намеренно не выставлялась на первый план и не мозолила глаза зрителям. Три выхода — в русском сарафане, в купальнике и — под занавес — в вечернем туалете. Платье из черного муара с пышными рукавами, тесным лифом и огромной, шуршащей юбкой, выглядело по-королевски. Она подколола на макушке волосы, оставив пару длинных закрученных щипцами прядей. Гримироваться Кристина, соответственно указанию Эдика, не стала, лишь чуть-чуть оттенила глаза и губы.
В финале, после того, как были коронованы три девушки и ещё две получили специальные призы зрителей и прессы, ведущий торжественно пригласил в центр сцены «Кристину Ларину — студентку института иностранных языков», объявив, что она удостоена чести быть отмеченной итальянской фирмой ювелирных изделий и бижутерии. Солидный синьор в сопровождении переводчицы вышел из первых рядов партера, чтобы преподнести Кристине награду — диадему и колье из стразов, а также зачитать документ, в котором говорилось, что фирма «Карат» заключает с синьоритой Лариной контракт на три месяца работы в Риме в качестве фотомодели.
Синьор возложил на голову Кристины сияющую диадему и дрожащими пальцами защелкнул на шее колье.
— Благодарю вас, синьор, я очень рада вашим подаркам и вниманию, ответила она по-итальянски, заливаясь краской и блестя навернувшимися от волнения слезами. Синьор Руффо Строцци обнял Кристину, прижавшись к щеке влажными губами, а кто-то сбоку передал ей огромный букет белых хризантем.
Ошарашенная девушка искала глазами Эдика, который сидел весь вечер у прохода в третьем ряду. Теперь это место занимала незнакомая дама.
Эдик поджидал Кристину за кулисами с её сумкой и муаровой пелериной на ярко-малиновой подкладке, прилагавшейся в ансамбль к вечернему туалету.
— Быстренько пошли отсюда. Он ждет в машине.
На площадке полутемной лестницы, по которой они спускались к служебному выходу, Эдик вдруг опомнился:
— Стой! — Поднявшись на пару ступенек, он снял с Кристины подаренную бижутерию и отдал ей, — Спрячь хорошенько. Потеряешь, — могут обидеться. Эти фирмачи — народ занудный. Даже итальянцы.
Ужинали они втроем в ресторане гостиницы «Марко Поло», где остановился Руффо Строцци. После нескольких тостов «за дружбу и бизнес», «за красоту и большое искусство», мужчины раскрепостились, наперебой заигрывая с прекрасной дамой.
Руффо попросил Кристину называть его отныне запросто по имени и, подняв бокал шампанского, значительно заглянул ей в лаза. Строцци представлял как бы импортное и усовершенствованное «издание» Эдика — тот же тип и тех же, наверно, годы, но массивнее и шикарнее. Его словно покрывал лоснящийся глянец благополучия, который отличает иностранцев.
— Руффо теперь твой шеф. С этого вечера переходишь в его полное распоряжение. Чао, бамбина! Добрый дядюшка Эдуард I свое дело сделал. Хотя и без страсти, но, согласись, очень профессионально.
— Не знаю, как благодарить тебя, Эд… До сих пор не верится… Может, это все шутка?
Эдик хмыкнул и сжал её локоть:
— Ты молодец. Хорошая девочка… Благодарностей не жду — я свой кайф уже словил. Ну, а если будет грустно, черкни письмишко «До востребования, Бороде»…
— Может, приедешь в гости? Рим — это сказка! — Кристина нежно смотрела на своего благодетеля.
— Куда мне… — шутливо вздохнул Эдик и процитировал с пафосом, нараспев: — Италия! Еще одна страна, где я не нужен… — Засмеялся и разлил вино — Хлопнем за удачу, лапуся!
Бокалы чокнулись с рассыпчатым новогодним звоном, предвещая начало чего-то неведомого, снежно-чистого, радостного…
Контракт с фирмой «Карат» вступал в действие с 1 сентября и уже через три дня после звездного вечера во Дворце Молодежи Кристина в сопровождении синьора Строцци, заняла свое место в бизнесклассе самолета компании «Alitalia», отправляющегося прямым рейсом в Рим. В Шереметьево, как в столбняке, Кристина двигалась за своим шефом, ожидая, что вот-вот кто-то все же догадается, что все это неправда — то ли виза окажется фальшивой, то ли билет не в порядке, а может, и сам Строцци — международным преступником, находящемся в розыске. Но чиновники равнодушно пропускали их все дальше и дальше в недосягаемые большинству граждан недра международного аэропорта. Не считая маленькой заминки: заполняя декларацию, Кристина показала Руффо браслет на руке — бабушкина фамильная реликвия — единственное украшение, которое Кристина хотела прихватить с собой. Дутый обруч из потемневшего серебристого металла, был усыпан мелкими, неровно ограненными гранатами разных оттенков.
— Зачем ты это взяла? — возмутился Строцци, — а вдруг вещь имеет антикварную ценность — формальностей не оберешься.
— Это дешевая вещица, даже не знаю, серебро ли, да и камни не дорогие. Но лет сто, наверно, ей есть. — Кристина нежно потрогала браслет. — Для меня он — вроде — любовного талисмана.
— Тогда пиши: «мельхиор с гранатами» и не спорь с таможенником, если скажет, оставишь браслет здесь.
Но таможня ценностью Кристина пренебрегла.
Когда самолет набрал высоту и стюардесса предложила пассажирам напитки, Руффо потребовал для своей спутницы двойную порцию коньяка и настойчиво вложил бокал в её дрожащие пальцы.
— Выпей, бамбина, тебе надо прийти в себя. А то подумают, что я насильно похищаю русскую красавицу! — он захохотал, поглаживая себя по животу.
Кристину, действительно, периодически знобило с того самого момента, как она подписала контракт и увидела авиабилет со своей фамилией и датой вылета. Мать только ахала, не решив еще, пугаться внезапной перемены в судьбе дочери, или радоваться. То она начинала вспоминать про мафию и пугать Кристину подозрениями насчет чистоты намерений её патрона, то взахлеб расхваливала страну, в которой так и не побывала.