Страница 42 из 90
— Сеньора дель Форте, вы разрываете свое сердце невероятным, жестоким вымыслом! Вествуд не убийца. Он ранен сам и очень страдает от потери жены и ребенка. Поверьте, он на грани безумия. Врачи поддерживают его сильными транквилизаторами… Умоляю вас, подумайте, взгляните на вещи трезво. Мы располагаем неопровержимыми данными, свидетельствующими о виновности в убийстве некой Кристины Лариной, гражданки России… Все время своего пребывания в Риме эта девушка преследовала Вествуда любовными домогательствами. Известие о намерении Вествуда жениться на Рите взбесило ее… Вернее, когда Ларина устроила публичный скандал на балу во дворце Тинтури, обвиняя Вествуда в измене, он был уже мужем вашей дочки. Только считал нужным не разглашать данный факт.
— Да. Невзирая на траур по мужу, я благословила этот брак — Рита уже была беременна. Мы не устраивали празднества — скромная церемония, узаконивающая их отношения перед Богом и людьми… У меня не было выбора. Дочь просто светилась счастьем….
— Откуда же тогда эти мысли… эти фантазии… Вы заметили в поведении Вествуда что-то неладное? — мягко задал вопрос Курбе, понимая, что имеет дело отнюдь не с истеричкой, способной очернить неугодного зятя. Нет, эта женщина все основательно продумала, прежде чем поделиться своими выводами с посторонним, тем более, с лицом, представлявшим правосудие.
— Все было очень пристойно. Очень мило… — Спокойно согласилась Паола. — Не знай я о репутации Вествуда, о Ларе Арман, с которой у него продолжались отношения… Да, и к тому же «голубой принц»… Алчность, это страшное чувство. Страшнее чумы и СПИДа. Она разъедает совесть, ум. Она превращает человека в зверя.
— Мне известно, сеньора, что легендарный камень хранился в сокровищнице дель Форте из поколения в поколение, переходя по наследству мужчинам этого рода. Лишив отцовского благословения Леонардо, синьор дель Форте отрекся от сына и переписал завещание — камень предназначался Рите, а затем, в случае её гибели, — членам её новой семьи.
— Ах, уважаемый инспектор, если бы вы знали, как мало волновали Риту деньги и материальные блага! К своему наследству она относилась пренебрежительно, имени, дающего положение в обществе, чуралась, а в отношении «голубого принца» была непреклонна. Рита настаивала, чтобы камень оставался в этом доме. «Лишь мой сын, похоронив меня, решит, где держать свой фамильный талисман. Но это будет очень нескоро, «- говорила она, смеясь… Словно накликая беду…
— По преданию, этот камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать «голубого принца», насколько мне известно, нельзя, — проявил Курбе свою осведомленность. Недаром же о чуть не до утра читал «Популярную историю аристократических родов Италии».
— Ни продать, ни украсть, — сказала Паола. — Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству, «голубой принц» обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. — Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от фамильной реликвии.
— Прекрасная легенда, сеньора делла Форте. Воспитывающая честность и бескорыстие… Однако, в эпоху торжествующего цинизма и лицемерия, порождающих жестокость, предания о вере и чести сильно обесценились. Курбе смущенно пожал плечами, будто признавал свою вину в деградации нравственных устоев общества.
— Я рада, что нашла в вашем лице союзника. — Графиня слегка понизила голос и властно посмотрела на собеседника. — Вы уже почти согласились со мной, сеньор Курбе, что Элмер Вествуд, циник и лицемер по своей человеческой природе, был способен на жестокость… Он мог превратиться в зверя под влиянием обстоятельств и он сделал это… Он уничтожил наследников «голубого принца» и завладел камнем!
— Не хотите ли вы сказать, что бриллиант пропал из вашей сокровищницы? — поинтересовался Курбе, сдерживая дрожь нетерпения: чутье ищейки подсказывало, что он вышел на верный след.
— За пять дней до Рождества Рита с супругом приезжали сюда, чтобы поздравить. Они принесли извинения по поводу того, что не смогут провести праздничную ночь со мной… Их пригласили к себе какие-то очень важные для карьеры Элмера друзья… — Паола взяла четки, стараясь вернуть сдержанность и самообладание. — Я способна понять это. И даже то, что Рита попросила у меня «голубого принца». Она сказала, что с этого дня камень «будет жить дома, оберегая их очаг и будущего ребенка»… — Слезы вновь покатились по щекам Паолы. Четки не помогли, — она с силой сжала агатовые нити в ладони.
— Ваша дочь решила хранить бриллиант дома?! Где же он сейчас, в квартире Вествуда? — подскочил Курбе, не ожидавший такого поворота событий.
— Разумеется, нет. Рита отнесла камень в сейф банка «Грамо», где мы всегда хранили наши бумаги. Директор банка подтвердил это. Перед Рождеством, когда я справлялась о визите дочери. Да, да, перед самым Рождеством.
Курбе едва удержался, чтобы не кинуться к телефону немедля. Но он постарался сохранить спокойствие.
— Кто может извлечь «голубого принца» из вашего фамильного сейфа? спросил он Паолу, уже представляя себе ответ.
— Теперь я. Конечно же, я. Или… тот, кому могла перепоручить полномочия сама Рита. — Паола значительно посмотрела в глаза инспектора. Легкая улыбка искривила её бледные губы.
Курбе торопливо раскланялся и с ощущением холода в животе покинул старинное поместье, дотошно описанное в главе «История провинции Андрия».
Инспектор мчался в Рим, прокручивая в голове возможные варианты ожидавших его в банке известий. Мысленно он чертыхнулся, проклиная свою доверчивость, когда директор банка «Грамо» положил перед ним доверенность сеньоры Маргариты Гватичелли дель Форте, в соответствии с которой сделанный сеньорой вклад был вручен её наследнику, вдовцу Элмеру Вествуду. Два дня назад. «Вполне возможно, что эту русскую девчонку кто-то здорово подставил», — подумал инспектор, вспоминая упорное молчание Лариной на последних допросах.
Отделение женской тюрьмы Мантеллатэ, где содержали заключенных в ходе предварительного следствия, произвело на Кристину хорошее впечатление. Однажды ей приходилось навещать бабушку в московской районной больнице и это печальное место надолго запечатлелось в её памяти. Многоместные палаты, набитые дурно пахнущими, измученными старухами, койки в коридорах, где мимо распростертых под капельницами страдалицами сновали люди в пальто и злые санитарки, выносящие судно. Все находящиеся здесь боялись пуще всего другого пропустить серию телефильма с участием Вероники Кастро, а также сквозняков. Поэтому в холле, где находился телевизор, собирались на полчаса раньше, а окна и форточки накрепко задраивали. Богатые плакали, а здесь задыхались, изнемогая от вони и беспомощности, бедные.
Помещения Мантелаттэ регулярно проветривали, а в камере с Кристины оказалась всего лишь одна соседка — пожилая арабка, говорившая по-итальянски совсем плохо. Кровати располагались как полки в вагоне СВ и были застелены темно-голубым чистым бельем. Такого же цвета «джнсовый» костюм был выдан и Кристине вместо её кружевного платья. И полукеды, совершенно новые, вкупе с синими хлопчатобумажными носками. Унитаз скрывала обложенная кафелем стена, а на зарешеченное окно можно было опустить пластиковые жалюзи.
Насмотревшаяся ужасающих фильмов, Кристина по дороге сюда измышляла способы самоубийства, в том случае, если в перенаселенной камере на неё нападут садистки-лесбиянки. Очутившись в компании арабской бабки, она не могла поверить в свое счастье: старуха, плачущая и стонущая по ночам, сама дрожала от страха, забившись в угол. После десяти дней допросов Кристина поняла, что следствие движется к завершению. Ее вина практически доказана. Предстоял суд, а после суда, увы, «санатория не жди, такой житухи, как здесь, не будет», объяснил ей помощник Курбе. Кристина надеялась на заступничество российского посольства, но в случае столь серьезного преступления, как убийство беременной женщины, представительницы аристократического рода, рассчитывать на смягчающие обстоятельства ей не приходилось.