Синий луч (сборник)

Кондрашов побледнел, до крови прикусил губу. Постояв, уверил себя, что задание пустяковое и ему ничего не грозит, что через две недели он будет недосягаем.

Сперва медленно, а потом все быстрее зашагал Кондрашов в Бугровой.

…Когда Дубов, познакомив Кондрашова с обстановкой, сказал ему, что он должен выехать в степь, на Черные Земли, тот еле заметно прикрыл глаза. Потом все время спокойно следил за рукой Дубова, который указывал на карте пункты, где лейтенант должен был побывать.

— Степь стоит сухая. Проверить, как опаханы скирды, подсказать чабанам, что дело это очень важное. Надо сделать так, чтобы случайный степной пожар не пробился через пахоту к стогам. Поговорите с зимовщиками, — Дубов назвал несколько фамилий. — Этим скажите, чтобы присматривались к новым людям. Кто первый раз пришел на зимовку, познакомьтесь поближе. Присмотритесь к мастеровым. Выезжайте на мотоцикле.

— По-моему, — спокойно возразил Кондрашов, — надо бы организовать вторую поисковую группу во главе со мной и начать искать диверсантов и… Черненко в зарослях.

«Вот и этот сюда рвется. А они не будут там ждать, пока их начнут искать. Они уже орудуют в степи», — подумал Дубов и тихо сказал:

— Выезжайте в степь.

У Кондрашова чуть вздрогнули худые, с длинными пальцами руки, вытянутые по швам.

— Слушаюсь! — ответил он и быстро спросил: — Разрешите с дороги умыться?

— Да.

Кондрашов четко повернулся и вышел. Дубов встал, задержал взгляд на стекле. Ясно видя свое измученное лицо, подумал: «Сказываются года. Бывало, стоило час уснуть и снова на сутки в своей колее. Года», — он вздохнул и пошел домой обедать.

За столом восьмилетний Павлик еле сдерживал себя. У него сияли глаза, а лицо, казалось, так и говорило: а ты, папа, не знаешь того, что я знаю! Но отец сегодня не обращал на него внимания, и он не вытерпел, громко сказал:

— А Ленька Зуек с дедушкой Михеем едут дядю Антона искать!

Отец ласково усмехнулся. Посмотрел на сынишку.

— Ленька говорит… все равно они найдут дядю Антона. Мы, говорит, с дедушкой все по камышинке переберем, а отыщем. По следам. Папа, можно найти по следам? Можно?

— Если они есть… можно. Охотники любого зверя так находят.

— Папка, и я буду охотником. Буду?

— Подрасти немного, — рассмеялся отец.

— Я зимой уже ходил с Ленькой за зайцами. В степь. Их мало было. Мороз, холодно, вот они в камыши все и ушли.

— Обожди, Павлик, — остановила мать сына и, обращаясь к мужу, сказала: — Афанасий, ляг отдохни немного.

Дубов снял сапоги, расстегнул воротник, распустил поясной ремень и прилег на диван.

«Откуда унесло лодку?» — мелькнула последняя мысль.

Кондрашов вышел во двор, остановился, подумал: «Почему же лодка оказалась в море?» — потом махнул рукой и облегченно рассмеялся. Все шло хорошо, даже лучше, чем он ожидал. «Раньше двух недель вряд ли разберутся с лодкой, а меня уже не будет! Я буду „там“… Свободен!.. Все хорошо!.. Очень!.. Теперь можно смело идти и спросить Прохора Зуйкова, куда они выбыли». Тревожные мысли о возможности провала еще здесь, в Бугровом, разом отошли в прошлое. Прохор Зуйков не выдаст!

Высокий, худой, Кондрашов пошагал за околицу.

В пять часов вечера Дубов вошел в кабинет и вызвал дежурного.

— Когда выехал Захаров?

— В пятнадцать ноль-ноль. Как только вы ушли, прибыл с фермы дед Михей, погрузились на машину и уехали… А вы знаете, товарищ капитан, старик Леньку с собою взял.

Дубов наклонил голову.

— Михей Васильевич сказал, чтобы без Антона не ждали.

— Когда выехал лейтенант Кондрашов?

— В шестнадцать ноль-ноль. Лихо помчал на мотоцикле: видно, мастак ездить.

Глава седьмая

Дед Михей, Захаров, сержант Волин и Ленька искали Антона Черненко.

Много же знал старик-охотник. В воздухе еле покажется вдали птица, а он уже определил: гусь ли, утка, и если утка, — то какой породы, где кормится, где отдыхает, а то и — где гнездуется. В темноте он точно угадывал летящих птиц по шорохам над головой и те, подтверждая это, отзывались на его крик. Он подражал любой птице, заставлял ее снижаться, а потом, чуть изменив крик, пугал, и она кидалась прочь или взмывала круто вверх, — как говорят охотники, «лезла свечой». В зарослях он подзывал камышовок, на заводях к нему плыли утки, с отмелей шли осторожные гуси, даже лебеди отзывались на его призыв. Ночью он вызывал волков — они тоскливо начинали выть в ответ. Ему откликались еноты, сердито оттявкивались лисы. Сторожкие в зарослях кабаны, прислушиваясь к его охам и фухам, спокойно паслись рядом. По следам на тропе он объяснял, когда и кто по ней прошел.

Остаток первого дня был истрачен на осмотр окрестностей лагеря Антона. Быстрыми, ловкими движениями старик завязывал узлы из осоки, заламывал пучок камыша с какой-нибудь особо пушистой махалкой, поднимал обломки досок, шестов и ими обозначал свой путь. Где он прошел, дед Михей поручился бы головой, что там нет Антона.

Небольшого роста, сухощавый старик обладал завидной выносливостью. К вечеру не только Ленька, но и привычный к пешим переходам Захаров обезножили и еле добрались до стана. А дед Михей, как ни в чем не бывало, развел костер. Готовя ужин, посмеивался в усы, успокаивал:

— Ничего, это без привычки. Лет шестьдесят по земле походите, как я, обвыкнете.

Утром он поднял всех затемно и к рассвету уже вывел всех к берегу Даргинского протока, чтобы оттуда начать поиски. Захаров остановил его.

— Михей Васильевич, давайте-ка посмотрим, не приставала ли к берегу лодка? — сказал он.

— Думаете, Антон в море с кем-нибудь уехал? — спросил дед Михей.

— Думай, что хочешь, но и такое возможно, — ответил Захаров.

Дед Михей осмотрелся, заметил:

— Длинен он, этот проток. День на нем убьем, а за это время много можно осмотреть.

— Давайте-ка все-таки пойдем к протоку, — попросил Захаров.

— Ну что ж! — согласился старик.

Часа через три трудного пути он остановился. Захаров, Ленька и сержант, тяжело отдуваясь, стали рядом.

— Эге, вот он где, наш Антон, — засмеялся дед Михей, глядя себе под ноги. — Опять укатил в Кизляр! Ну, человек! Смотри, Ленька, и ты, старший лейтенант, примечай, — обернулся он к Захарову, которого он иначе не хотел называть, хотя знал его давно и не раз бывал с ним на охоте. — Видишь, здесь стояла лодка, вот отпечаток на песке. — Он нагнулся и вдруг сердито замахал рукой на Леньку, беспокойно топтавшегося рядом. — А ну постой смирно, не мути воду! Так, так… Значит, я ошибся, выходит? Лодка пришла сюда… здесь ее разгрузили. Да, разгрузили. Вот смотрите. Два раза ее вытягивали на берег. А почему? Груз снимут — лодка поднимается, на плаву ее неудобно разгружать. Снова подтянут на берег.

Захаров посмотрел на дно, куда указывал дед Михей. Ленька все-таки шагнул вперед и нагнулся над водой.

— А может, это они грузились? — спросил он. — Положат вещи и спихнут подальше, а потом опять кладут, а?

— Нет, — протянул дед Михей. — Гляди сюда. Каблуки-то сильнее вдавливались, чем носки, значит, вытаскивали.

— А потом? — заторопил Ленька.

Захаров внимательно осматривал место. Глухие, нехоженные заросли, а за ними острова, заросшие ивами. Прямо вдали — голубоватое рассветное море, там ни паруска, ни лодки, только огромные черные острова отдыхающих птиц, да редкие белые всплески чаек над меляками. Над головой громко закричал селезень, и, не видя людей, с шумом сел на проток. Дед Михей потащил с плеча ружье.

— На котел надо добыть, — прошептал он. Потом, когда крякаш показался поверх мушки, дед вспомнив, что его придется весь день таскать с собой, опустил ружье и закричал: — Тю! Лети!

Ленька и сержант рассмеялись. Старший лейтенант тронул за локоть старика.