Страница 27 из 48
Летом здесь на сотни километров вокруг — ни одного человека. Приедет кто в эти края, и сразу знают о нем все.
Но осенью становится здесь многолюдно. С далекой Кубани, из Приазовья, с Донщины, Ставрополья, из-под Сталинграда приходят в степь колхозные чабаны с тысячными отарами каракульских овец.
В Бугровом появляются охотники. Москвичи нанимают у местных жителей бударки, дербентцы приплывают на каюках, грозненцы привозят лодки на автомашинах.
Оживленнее становится на взморье. Плоскодонные суденышки снуют по мелякам, пробираются по редким протокам, становятся на якоря около зарослей. Охотники встречают зори, подстерегая пернатых на воздушных тропах.
…Не впервые шел в прикаспийские степи Федор Терновский со своей отарой. Путь от ростовских земель долог и труден. Надо пройти не одну сотню километров по дорогам Кавказа, Ставрополья, охраняя овец от всяких случайностей: заболеваний, падежа, бескормицы; не потравить зеленеющие озимые, не тронуть дозревающую на полях кукурузу; сохранить отару в сухих степях, где вода на вес золота. Нелегок путь на земли, где раскинулись обильные зимние пастбища и заготовлены впрок огромные скирды сена.
Федор два раза в году проходил от Азовского моря до Каспия и видел, как с каждым годом хорошеют земли. Там, где раньше стоял хуторок, дымит завод, где коловертью взвивалась горячая пыль, начинают плодоносить сады под защитой лесных полос… Война по этим краям промчалась вихрем и огнем — все разметала, разрушила, выжгла. И вновь человек поднял все из развалин. Исчезли землянки, встали дома колхозников там же, где веками жили их деды. Молодые сады весной провожали чабанов кипенью цветов, а осенью кланялись обилием плодов.
Когда позади осталось Ставрополье, Федор с нетерпением начал вглядываться в даль. Слышал он, что этим летом густ травостой, но хотелось увидеть самому — таков ли он? Терновскому достаточно хоть одним глазом взглянуть на степь, и он скажет, что ожидает его на зимовке.
«Каково этот год будет с водой?» — думал он.
Пока не выпали снега, надо поить овец, и многомиллионные стада толпятся вокруг двух артезианских колодцев. В сухие осени и поздние зимы отары овец около водопоев вытаптывают пастбища, превращают их в пустыню, хотя вокруг есть еще много нетронутых земель. Но туда не уйдешь, там нет воды. До снегопадов можно бы располагаться у побережья — многоводные Волга и Урал оттесняют соленые воды Каспия до самой Махачкалы. Вода здесь пресная, пригодная для любых нужд, но около взморья нет обильных пастбищ. Пуще глаза берегут чабаны источники воды.
Степи встретили Федора неласково. В ночь с Каспия приплыли тяжелые, черные тучи. Дикий ветер налетел на равнины и, не встречая никаких препятствий, с воем и гиком понесся вдаль. Вырывая с корнем кусты перекати-поля, подбрасывая их вверх, домчался до Федора, стал швырять кусты на сбившуюся в кучу отару. Овцы шарахнулись в сторону, и, мелко дрожа, полезли друг на друга.
Чуя поживу, около отары появилась волчья стая. Злые степные овчарки кинулись ей навстречу. Федор спешился и, еле удерживаясь на ногах, поднял ружье. Расслышав рычание собак, выстрелил в том направлении. Отражая пламя выстрела, мелькнули огоньками звериные глаза, и снова все исчезло в темноте. Остервенело лая, овчарки иногда появлялись рядом, мелькали белыми пятнами в кромешной тьме и тотчас исчезали, будто проглоченные завывающей степью.
— Держи-и-! — то и дело кричал Федор, хотя прекрасно понимал, что, кроме коня, его никто не может услышать.
Спасаясь от собак, один из волков кинулся под ноги Федору. Испуганный конь вздыбился. Федор вцепился в узду и повис в воздухе. Вгрызаясь в волка, заревели собаки, сплелись в рычащий клубок. Конь бросился в сторону, волоча по земле чабана. Лишь когда все осталось далеко позади, Федору удалось остановить коня.
Ветер еще свирепее налетел на степь, тонко засвистел в стеблях высокого, гибкого аржанца, загудел в жесткой полыни, заревел в высоких кустах чернобыла. Кусты сухого бурьяна летели из темени и казались нападающими волками.
«Что с отарой?» — с тревогой подумал Федор, вглядываясь в темноту. Постояв, медленно двинулся навстречу ветру. Напрягая зрение, старался увидеть овец. Внезапно где-то совсем недалеко на короткое мгновение вспыхнул огонек. Федор вскочил на коня и помчался к нему. То потухая, то ярко вспыхивая, огонек быстро приближался.
Около распряженной подводы его помощник, прикрывшись буркой, держал фонарь. Увидя чабана, он радостно закричал:
— Федор Яковлевич! — Отара здесь! Я тебе маячу!
Федор медленно обошел отару. К нему подходили овчарки, ткнувшись головой в ноги чабана, снова отходили и ложились недалеко от вздрагивающих овец.
— Не так просто отстали волки, — устало сказал Федор. — Отбили себе на поживу овец. — Он поднес к фонарю руку. С ободранной при падении ладони сочилась кровь. — Сергей, помоги перевязать, — попросил он помощника.
Шторм бушевал над степью. Вдруг горизонт прорезала ослепительно яркая молния. Переломившись, она вонзилась в землю, и вскоре там будто зарделась заря. Чабаны тревожно обернулись. На юге медленно светлело. Потом вверх огненным полотнищем вымахнуло пламя. Около самых звезд оно зазубрилось острыми языками, опалило рваные тучи, разорвалось на горящие облака, припало к земле и исчезло, словно притаившись. А через секунду пламя огромным клубом снова кинулось к тучам. Ураган налетел на него, разметал красными островами, и по степи стремительно помчалась огненная река. Вскоре она скрылась далеко на юге. Недолго повисев, потухло зарево степного пожара. В темноте еще сильнее завыл ветер.
…Шторм затих к рассвету. Прояснилось, и степи заиграли осенними красками. Чабаны снова тронулись в путь.
К вечеру показались строения фермы около артезианского колодца.
— Вот, Сережа, мы и дома, — сказал Федор идущему рядом помощнику.
— Это наша кошара? — спросил Сергей, указывая на ферму.
— Она, — ответил Федор и, услыхав сигнал автомашины, обернулся. Глядя на машину, медленно объезжавшую отару, сказал: — Похоже, капитана Дубова «Победа».
Машина обогнала отару и остановилась. Из нее вылезли двое — невысокий, полный Дубов и рослый, тяжелый в плечах старший лейтенант Захаров.
— С прибытием, Федор Яковлевич, — протянул руку капитан. — А я думал, вам место зимовки переменили. Ведь вам теперь и у второго колодца пастбища отвели?
— Да, Афанасий Ильич, — ответил Федор. — В этом году наш колхоз на зимовку пригнал на одну отару больше.
— А может, на две? — улыбнулся Захаров.
— Нет, — заспорил Федор. — Точно, пять отар. Голова к голове, десять тысяч! — он виновато вздохнул. — Если не считать наших потерь. Тридцать штук волки ночью зарезали…
— Да, натворил дел ураган, — Дубов помолчал. — А вы знаете, Федор Яковлевич, еще одна ваша отара вышла сюда…
— Перед моим уходом был такой разговор. Потом решили ее оставить дома. Значит, будет здесь? Ну что же, места и ей хватит. — Федор взглядом обвел степь, задержался на ферме, спросил: — Вы, случайно, не знаете, наш представитель отремонтировал мою кошару?
— Нет, — ответил Дубов. — Да для ее ремонта легко плотников найти. К колодцу, к свежей водице, люди едут охотнее. Правильно сделал, что сперва в степи отремонтировал. В воскресенье, пожалуй, в Бугровом наймет людей.
— Наймет, — охотно согласился Федор и спросил: — Много сгорело пастбищ?
— Не меньше тысячи гектаров, — недовольно ответил Дубов.
Федор переменил разговор.
— Что нового в Бугровом? — спросил он.
— Заложили кинотеатр. Рыбаки на капроновые сети перешли…
— Слыхал я от кубанских рыбаков, что капроновые — уловистее и крепче… Кто приехал, переселился?
— Нет, все по-старому. Сейчас, как всегда, наплыв мастеровых да охотников.
— Охотникам — самый сезон. Дичь, поди, валом валит? А что, Афанасий Ильич, не присмотреть ли стаю дудаков? Приедете? — спросил капитана Федор.
— Присмотри, приеду, — согласился Дубов.
Захаров удивленно посмотрел на него, усмехнулся про себя: «После такого пожара?» А капитан продолжал: