Страница 20 из 48
С высокой меловой горы, у подножья которой расположился лагерь, открывался вид на реку. Здесь Донец, наткнувшись на насыпь, под прямым углом поворачивал к востоку и там, за мощным обгорелым дубом, промыв себе новое русло, недолго пробирался лесом и вновь выбегал к меловым кручам. На правом берегу реки по вершинам гор бесконечной змеей извивались окопы, к ним вели то полукольцами, то изгибаясь спиралями ходы сообщений от далеких блиндажей и укрытий. Здесь, зарывшись в меловые горы, фашисты хищными глазами рассматривали необозримые дали Левобережья.
За рекой, по самому обрыву берега, стояли русские, и даже котелок воды из Северного Донца фашистам стоил жизни. Белые россыпи берегов были устланы трупами в серо-зеленых мундирах…
Прошло несколько лет. Остались в меловых горах окопы, валяются в ходах сообщения простреленные немецкие каски, заржавевшие тесаки, разнесенные в щепы приклады. Обладатели их разгромлены.
А просторные дали остались. Зарубцевались бугристыми наростами раны на деревьях, зазеленели вершины на высоких дубах, из пеньков потянулись молодые сильные ветви, выросли буйные травы на Левобережье, закрывая бывшую линию обороны.
Саша и Коля с волнением и гордостью рассматривали рубеж, где стояли советские бойцы, и с презрением отшвыривали с дороги заржавевшие каски фашистов.
Горчаков, не интересуясь, почему именно здесь остановились, со злой тоской взял ружье и, переправившись на левый берег, направился к лесу. Выстрелил в воздух. Слабый выстрел в лесу показался ребятам далеким-далеким. Горчаков, прячась в мелколесье, подполз к самому берегу и стал наблюдать за тем, что делали на берегу подростки.
Саша и Коля с киркой и лопатой приблизились к насыпи, долго осматривали ее подножье, потом перешли к обрывистому берегу. Посоветовавшись о чем-то, они приступили к работе. Подростки рыли две узкие траншеи параллельно бывшему руслу Донца.
«Соображают, замухрышки! — удивился Горчаков. — Ишь, рассчитали, что лодка могла стоять носом к берегу — такими траншеями они быстро наткнутся на нее… А впрочем, сегодня они ее не найдут, а там посмотрим».
Горчаков отполз в густые кусты, поднялся и направился в глубь леса. Он не обращал внимания на солнечные полянки, на взлетающих из-под ног зябликов, чижей, не слышал ласкового воркования горлинки, его не трогал плач желтой солнечной иволги. Вдруг он остановился.
Высоко приподнявшись, зажав в пасти неоперившегося птенца иволги, на него смотрела большая змея. Горчаков отступил немного назад и с любопытством стал следить за ней. Змея пристально глядела на него, и он еще отступил, чтобы не испугать ее. Успокоившись, она опустилась и поползла своей прежней дорогой. Горчаков наблюдал, как в траве извивалось сильное тело пресмыкающегося. По сторонам плоской змеиной головы жалко свисали беспомощные крылья задушенного птенца.
«Попался, замухрышка! — обрадовался Горчаков. — Разве можно избежать удара этого сильного, хищного и ловкого тела?» Змея выползла на солнечную полянку, поспешно проглотила птенца и, свернувшись кольцами, замерла. «Переварит и еще добудет. Потом еще, — Горчаков задумчиво улыбнулся. — Как она его, а? Раз — и нет. Вот это по-моему!»
Вдруг над головой Горчакова зашумели сильные крылья. Над змеей взметнулся крупный коршун, и через секунду в его когтях переломленной плетью повисла змея.
Горчаков вскинул приклад к плечу и, поймав на мушку птицу, дернул спуск. Сильная птица вздрогнула, но не выпустила змеи. Тогда Горчаков, прицелившись еще, медленно нажал на спусковой крючок. Птица выронила змею и, медленно взмахивая крыльями, полетела к вершине высокого дуба.
Черное тело пресмыкающегося глухо ударилось о пенек и свалилось в траву. Горчаков, со злостью проводив взглядом птицу, быстро подошел к змее. Она с размозженной головой, извиваясь, издыхала на земле.
Горчаков быстро вернулся к лодке. Переехав на правый берег, решительно направился к ребятам. Они бросили работу на насыпи, как только показался Горчаков. Взяв кирку, он подошел к траншеям, сильно взмахнув, вонзил ее в землю.
— Я вам помогу, — хрипло сказал он.
— Да мы так… — начал было Саша.
— Для упражнения мускулов, — заторопился Коля.
— Саша, я все знаю, — ворочая глыбу, сказал Горчаков. — Ты ищешь вещи отца. Правильно делаешь. Молодец! Каждый юноша… настоящий советский юноша поступил бы по-твоему. Я помогу тебе!
Коля растерянно посмотрел на Сашу: я, мол, тут ни при чем. Саша нахмурился и принялся отгребать землю из-под широко расставленных ног Горчакова.
К вечеру от усталости ребята валились с ног, а Горчаков все ухал и ухал в такт ударов киркой. Он предложил рыть пока одну траншею и, если удастся наткнуться на лодку, откопать ее, вырыв вокруг котлован.
Поздно ночью полусонные ребята еле подносили ко рту ложки, потом, не успев прильнуть к подушке, набитой высушенной травой, уснули таким сном, что можно, было рядом палить из пушек.
Горчаков залил костер, посидел около палатки, потом тихо сошел вниз к реке. При свете луны осмотрел обрыв бывшего берега Донца. «Все правильно», — заключил он и вернулся в палатку.
На третий день Коля, бросив лопату, со стоном опустился на землю. Все тело ломило от усталости. Саша, до боли прикусив губу, продолжал рыть. Они уже проходили третью траншею, но лодки пока не нашли.
Горчаков, бросив косой взгляд на Сашу, невольно вздрогнул — перед ним стоял Тропинин! Тот, который выдерживал муки гестаповских застенков. Горчаков закрыл глаза и обессиленный присел на камень.
Саша продолжал работать.
— Не найдем, — со слезами в голосе сказал Коля. — Разве все это перероешь? — Он указал на огромную насыпь, протянувшуюся от меловой горы до обгорелого дуба. — Земли здесь вон сколько.
— Найдем! — сквозь зубы бросил Саша, откидывая землю. — Пока я не найду, я… — Саша выпрямился, — я шага не сделаю отсюда.
— Правильно, Саша, — поддержал Горчаков. — Только пора отдохнуть денек-другой. Так работать — мы быстро ноги вытянем.
— Я не устал, — упрямо мотнул головой Саша.
«Откуда они такие берутся?» — со злобой подумал Горчаков, поднимаясь с камня.
— Корчагину не так трудно было, — прошептал Саша. — Молодогвардейцам труднее было, а не сдались… а ты… — он так взглянул на Колю, что тот сразу приподнялся, — а ты раскис! А еще клятву дал стоять, как лейтенант Смирнов!
…Поздно вечером кирка Саши стукнула по дереву.
— Она! — закричал Саша, отваливая огромную глыбу.
Из земли показался борт лодки. Коля кинулся к ней, но оступился и упал. Еле поднявшись, он прошептал:
— Наконец-то.
Они работали еще час. Горчаков выпрямился, сердито приказал:
— Хватит! Пошли отдыхать. Нельзя так. Куда она денется? Сейчас же спать!
Саша посмотрел на него, отрицательно покачал головой.
— Нет, — прошептал он. — Я не пойду.
Горчаков ушел. Коля возился рядом, потом попросил:
— Санек, пойдем хоть поужинаем, а? Пойдем?
— Иди. Я… после приду.
— Идем, пойдем же.
— Эй, ребята, ужинать! — закричал от костра Горчаков.
— Санек, пошли, а?
— Ты иди, а мне сюда поесть принесешь.
Коля недовольный поплелся к палатке.
— Саша! Саша! — закричал опять Горчаков.
Тот не отозвался.
Коля, поужинав, попросил:
— Дядя Георгий, налейте в котелок супу, я отнесу ему.
— Сейчас, — Горчаков влил в котелок супу, протянул Коле. — Возьми. — Но Коля, прислонившись к пеньку, уже крепко спал. Оттащив подростка в палатку, Горчаков усмехнулся: — Стоит ли вас так нянчить? Может, все впустую для меня? — проворчал он и, в полутьме выбирая дорогу, пошел к Саше.
Тот, привалившись к борту лодки, спал.
«И этот свалился, — подумал Горчаков. Он поставил котелок, хотел вытащить Сашу из траншеи. — Тяни хоть в воду…»
Но как только он дотронулся до Саши, тот заговорил:
— Коля, принес? Давай. Я ничего, я передохнуть присел, — увидев перед собой Горчакова, он протянул: — Это вы, дядя Георгий?