Страница 84 из 123
Затем 13 августа Карл Густав фон Розен, шведский граф и легендарный пилот, приземлился на четырехмоторном «DC-7» на маленькой грязной взлетно-посадочной полосе в Биафре. Самолет с десятью тоннами продуктов и лекарств на борту достиг Биафры по новому маршруту, находившемуся вне зоны действия корректировавшихся радарами нигерийских зенитных орудий.
Фон Розен впервые прославился, оказавшись в сходной роли в 1935 году, когда бросил вызов силам итальянской авиации и сумел доставить по воздуху первую помощь Красного Креста в блокированную Эфиопию. В 1939 году, будучи волонтером финских ВВС, в ходе советско-финляндской войны он совершил немало бомбовых налетов на Россию. А во время Второй мировой войны он в качестве курьера еженедельно совершал перелеты между Стокгольмом и Берлином.
Благополучно приземлившись в Биафре, фон Розен отправился затем на Сан-Томе, маленький португальский островок у побережья Нигерии, где громоздились склады продуктов, медикаментов и снаряжения, приготовленных для жителей Биафры. Там он проинструктировал летчиков относительно воздушного коридора в Биафру, обнаруженного им. Он пролетел по нему дважды, чтобы удостовериться в безопасности. В первый раз это было при дневном свете, хотя
такие полеты были делом неслыханным из-за возможности перехвата силами нигерийских ВВС. Но фон Розен пояснил, что ему нужно было осмотреть местность, прежде чем отправляться в ночной полет. Он сказал, что его не интересует, что будут доставлять в Биафру пилоты, пищу или оружие. «Жителям Биафры нужно и то и другое, если они хотя выжить». Высокий скандинавский летчик с голубыми глазами и седой головой назвал происходившее в Биафре «преступлением против человечности... Если нигерийцы будут продолжать стрелять в самолеты с гуманитарной помощью, то путь должен быть защищен «зонтиком» из истребителей. Тем временем мы намерены продолжать полеты, и другие авиакомпании присоединятся к нам».
Корреспонденты, которым удалось попасть в Биафру, сообщали о том, что боевой дух местных жителей чрезвычайно высок; репортеры часто слышали от них: «Помогите нам победить». Нигерийцы предприняли серию еще более опустошительных обстрелов тяжелыми снарядами, но биафранцы продолжали удерживать свою территорию, используя во время обучения вместо оружия палки и сражаясь в условиях, когда против них использовался весь ассортимент оружия, представленный на европейском рынке. Но к августу территория, удерживаемая биафранцами, сократилась до трети от той, которая принадлежала им год назад, когда народ объявил о своей независимости. Одиннадцать тысяч тонн продуктов было готово для отправки из нескольких пунктов, а сотни детей умирали ежедневно голодной смертью.
Одумегву Оюкву, тридцатичетырехлетний глава государства, бывший полковник нигерийской армии, получивший образование в Англии, сказал: «Я прошу мир только об одном: пусть на нас смотрят как на людей, а не как на негров, которые сталкиваются между собой лбами. Когда три русских писателя попадут в заключение, весь мир негодует, но когда во время резни погибают тысячи негров...»
Правительство США заявило репортерам: помогать Биафре бесполезно, поскольку нет никаких гарантий, что страны «третьего мира» не сочтут это за вмешательство в африканскую гражданскую войну. Было непонятно, учитывалось ли при этом впечатление, которое произвело на мир уже свершившееся вмешательство в гражданскую войну в Азии. Однако факт оставался фактом: в Африке нарастало возмущение по поводу помощи, которую Запад оказывал Биафре. Неудивительно, что особенно это было характерно для Нигерии. Один нигерийский офицер сказал работнику швейцарской службы помощи: «Нам не нужен ваш крем и белый хлеб. Здешним людям нужна рыба и гарри. И мы можем дать им это. Так почему бы вам не поискать голодающих белых, чтобы накормить их?»
Глава 15
СИЛА СКУЧНОЙ ПОЛИТИКИ
Да, Никсон по-прежнему был душой телевидения. Он все так же «болел» идеей массовой коммуникации: он думал, что может использовать телевидение для того, чтобы обшаться с массами.
1968 год был годом, когда в Америке должны были состояться очередные президентские выборы, а в такие моменты в стране разворачивается борьба, напоминающая сражения на фронте, причем столь жестокие, что другие демократии взирают на это зрелище в смущении, но не в силах оторваться. Однако помимо политических игр, разнузданных амбиций и неумеренного лживого позерства, существуют избиратели, которым позволено надеяться один раз в четыре года. В 1968 году надежда скончалась в последние дни весны на кухонном полу в Калифорнии. После убийства Роберта Кеннеди романист Джон Апдайк сказал, что, кажется, Бог лишил Америку своего благоволения.
Весь мир наблюдал за тем, как в 1968 году Бобби медленно, но неуклонно завоевывал позиции. Рост был заметен с каждым новым интервью, с каждым выступлением. Его решимость и энергия были редки даже для американской политики. Толпы с плакатами «Бобби, поцелуй меня» провожали его, и он срывал с себя одежду и ботинки, словно был рок-звездой. Он научился так хорошо держаться на телевидении, что Эбби Хоффман не без зависти назвал его «голливудским Бобби». Хоффман сказал с разочарованием: «Джин* был не слишком интересен. За него можно было порадоваться про себя, как радуются за Метса. Легко догадаться, что ему никогда не победить. Но Бобби... Каждый вечер мы включали телевизор и видели там молодого рыцаря с длинными волосами, протягивающего нам руку... Когда длинноволосые молодые люди рассказывали что
Бобби подстригся, чувствовалось, что «Йиппи!» по-настояще-му обеспокоены». Том Хейден, не склонный восхищаться кандидатами из политического истеблишмента, писал: «И все же в тот год, когда царила неразбериха, я понял, что единственным заслуживающим внимания политиком в Америке был младший брат Джона Ф. Кеннеди».
Евтушенко описал глаза Кеннеди как «два сгустка воли и тревоги». Когда Кеннеди встретился с русским поэтом, Евтушенко предложил тост и хотел разбить рюмки. Кеннеди захотел сменить их на более дешевые. Но дешевые стаканы были из толстого стекла и при ударе об пол не разбились, что русский поэт воспринял как дурное, пугающее предзнаменование.
Все видели в Роберте нечто фатальное, что, по выражению Лоуэлла, было «вплетено» в его нервы. Видел это и он сам. Узнав об убийстве брата, Бобби сказал, что его ожидает та же судьба. Вдова его брата, Джеки, говорила историку Артуру Шлезингеру на званом обеде: «Знаете, я думаю, что с Бобби случится то же, что с Джеком». За две недели до гибели он беседовал с французским писателем Роменом Гари и сказал: «Я знаю, что на меня рано или поздно будет покушение. Не столько по политическим причинам, сколько из-за морального разложения, из-за соперничества».
Во-первых, существовал чисто политический вопрос: мог ли он победить? Часто говорили: его убьют, если покажется, что он может одержать победу. 4 июня он выиграл предварительные выборы в Калифорнии, победив Маккарти при соотношении 45%:42%; Хамфри набрал лишь 12% голосов. В тот момент Бобби окончательно обогнал Маккарти, бывшего бесспорным лидером предвыборной гонки. Ему оставалось лишь переиграть Губерта Хамфри на съезде в Чикаго. «Теперь нам предстоит Чикаго, и давайте победим там», — сказал Бобби. Через несколько минут он был убит выстрелом в голову. Бобби был вынужден пройти через кухню, поскольку поклонники преградили дорогу, которую он выбрал до этого. И там, на кухне, на этом случайном пути, его ждал человек с пистолетом в руках.
Его убил некто по имени Серхан Серхан — странное имя, звучащее бессмысленно для уха американцев. Кто был Серхан Серхан? Посыпались неудовлетворительные ответы. Иорданец, араб с оккупированного берега Иордана, палестинец, но не «боевик». В его преступлении нельзя было различить ни «арабского следа», ни какого бы то ни было иного. Человек из числа «перемещенных лиц», по-видимому, с неустойчивой психикой. Мы знаем, кто совершил убийство, но никогда не узнаем причин.