Страница 36 из 53
В результате этой ревизионной операции Клим получил хорошие деньги и должность артельщика для подготовки всего, что необходимо к следующей весне, когда они с Родюковым решили начать серьёзные работы по добыче золота. Он же должен был подобрать десять-двенадцать рабочих на будущую шахту.
Начатое дело настолько захватило Родюкова, что он подумал о поездке за границу. В это время уже прошёл пик «золотой лихорадки» в Калифорнии , где в 1852 году было добыто 94 тонны золота, а к середине шестидесятых годов добывалось около 30 тонн. «Золотая лихорадка» Калифорнии была связана с добычей россыпного золота, однако во второй половине шестидесятых годов там же были открыты месторождения рудного золота в золото-кварцевых жилах, и так называемая Материнская жила была золоторудной зоной, тянущейся на десятки километров вдоль гор Сьерра-Невада. Здесь уже действовало много шахт по добыче драгметалла. Из этой зоны было добыто 400 тонн золота.
В двух десятках километров от Материнской жилы к северо-западу в районе Грасс-Вэлли за 100 лет добыли 324 тонн металла.
Андрей Дмитрич отрядил Клима Бутенева в Иркутск, где тот должен был организовывать базу снабжения для будущего предприятия, а сам отправился в Калифорнию. Попасть в Калифорнию особого труда не составляло из города Владивостока, основанного в 1860 году.
За время поездки в Америке он посетил города ГрассВэлли, Невада-Сити, Офир, Эльдорадо, Эврика и главные рудники по добыче золота. Там же он встретил российского горного инженера Новикова Валерия Петровича, который после учёбы в Германии, где окончил Фрайбергскую горную академию, и работы на шахтах, попал в Калифорнию. После знакомства Родюков показал земляку кусок золотой руды, который взял с собой в поездку за рубеж. У того глаза на лоб полезли. За двадцатилетнюю практику он ещё такого феномена по количеству золота в породе не видел. Уровень содержания золота в месторождениях Калифорнии изменялся от 9,0 до 10–15 граммов на тонну породы. В куске руды из месторождения в Сибири было в 10–15 раз больше. Не называя места, откуда был образец богатейшей золотой руды, промышленник рассказал о своих планах шахтной добычи золота. Новиков, сам родом из древнего города Калуги, уже двадцать лет не был на родине и о том, что в России началась эпоха открытий и разработки золота, почти ничего не знал.
Страшно удивлённый тем, что на родине появилась необходимость в специалистах по разработке шахтным способом, предложил свои услуги Родюкову. Они быстро договорились обо всём. Назад во Владивосток приплыли вдвоём.
Перед отъездом в Америку Андрей Дмитрич отправил куски с золотой рудой, купленной у Клима, в золотосплавную лабораторию, которая по заказам извлекала драгоценный металл из руды и концентратов. Она же определяла пробу извлечённого золота и определяла пробу самородков, сплавляла и переплавляла старые изделия из золота.
Хозяин лаборатории — дипломированный во Фрайберге сын купца первой гильдии Сурова, Александр Константинович, был фанатиком золотопромышленного дела и уже лет пятнадцать был известен, как лучший в Сибири специалист и весьма честный человек. Его отец Константин Демьяныч построил в Иркутске для сына двухэтажный кирпичный дом по чертежам, привезённым из Германии, и закупил всё необходимое для плавки золота известное тогда лучшее оборудование, инструмент, химические реактивы.
На четверть лаборатория была загружена золотом, которое скупал и добывал оборотистый отец. Единственным условием отца при начале организации золотосплавного дела, семейного предприятия, было то, чтобы Александр Константинович никогда, если отец сам не скажет, не задавал вопроса — откуда Константин Демьяныч получает сырьё и шлиховое золото для плавки. На этом сын целовал крест и на всю жизнь забыл, как он потом понял, страшный, тянущий за собой непредсказуемые и таинственные последствия вопрос. Его жизненным принципом стало иметь дело только с пробами и металлом официально зарегистрированных фирм, товариществ, частниками, имеющими документы на добычу золота. Его лаборатория, включённая в сферу государственной статистики по золотосплавным лабораториям, ежегодно представляла отчёт о своей деятельности в Горный департамент.
О делах отца в этот отчёт включалось только то, что сам Суров-старший сочтёт необходимым. Где-то через пару лет работы сын, зная, сколько золота реально проходит через руки его родителя, кое-что стал соображать и благодарил Бога за то, что отец взял с него клятву ни о чём не спрашивать.
Ещё до загранпоездки Андрей Дмитрич оформил товарищество по разработке золота и получил, а вернее, купил документы, делавшие его владельцем двух небольших
участков в одном из самых глухих мест Дальней Тайги. Один участок проходил под названием «Звёздочка», а другой «Троица». Последнее имя участку придумал Клим, так как точно на пятидесятый день после Пасхи он оказался на горе, где обнаружил жилу с золотом. Он ещё тогда подумал о благостной силе, приведшей его именно в этот день к будущему богатству, а когда они составляли бумаги для заявки, высказался о названии вслух. Родюков тут же согласился.
Заглянув в лабораторию к Александру Константиновичу, они были знакомы не один год, он получил три слиточка золота и один поменьше серебра. Общий вес золота составил 12,2 кг, а слиток серебра весил 1,4 кг.
— Металл у тебя хороший, его пробность 900, — сообщил металлург. — Я взвесил руду, которую ты мне доставил. Она весила 24,57 кг, а металла из неё выплавил 13,8 кг. После разделения его на золото и серебро получилось то, что ты теперь имеешь. Из 100 пудов такой руды можно выплавить почти пятьдесят пудов металла. При этом ты получишь почти 5 пудов серебра и 4,5 пуда золота. Подобной руды мне ещё никто для плавки не привозил.
— Да по моим сведениям, нигде в России такие руды не известны.
— Неужто она из наших краёв?
Андрей Дмитрич только улыбался в ответ.
— Ладно, ладно, ни о чём больше не спрашиваю. Расскажи мне лучше, что в Америке видел.
Дальше хозяин и клиент беседовали за столом, и Родюков рассказал, как американцы уже используют изобретения П. Р. Багратиона — российского спеца по извлечению золота из руды цианидным способом.
— Я слышал о нём, но цианиды — страшный яд, а своё открытие Багратион сделал ещё в 1843 году. Наша российская недоверчивость к новостям в науке и «серость» многих владельцев шахт ещё долго, а может и вообще не будет понимать выгод от работы по-новому.
Он оказался прав. Только в 1896 году была построена первая цианидная фабрика на Урале.
Рассказал Родюков и о том, что выписал себе из Америки российского горного инженера, когда-то учившегося во Фрайберге и долго работавшего в Калифорнии на месторождениях Материнской жилы.
— А как его зовут? — поинтересовался Суров.
— Дак Новиков.
При этом хозяин осведомился:
— Уж не Валерий ли? Нас, русских, во Фрайберге, когда я там учился, было всего двое. Он родился где-то недалеко от Москвы, вот города не помню.
— Да! Валерий Петрович Новиков, и учился в Германии.
— Невероятно, я его не видел... лет, наверное, двадцать пять. Меня-то отец послал во Фрайберг, а он сам приехал, продав для поездки на учёбу небольшую усадьбу и землю где-то между Москвой и Санкт-Петербургом. Студентами жили в одной квартире и дружили, пока он не уехал, окончив курс на год раньше меня. Я учился металлургии, а он шахтной геологии и рудному делу. Он учился, как будто ничего другого и не хотел. Я себе позволял с братией гулять по пивным и нередко, а он упёртый, то в библиотеке, то за книгой. Жил скромно, денег не занимал и ещё каких-то немецких недорослей учил русскому языку и истории. Копил на поездку в Америку, где началась «золотая лихорадка».
Так нечаянно Родюков свёл старых товарищей, и Валерий Петрович почти всё свободное время, будучи в Иркутске, проводил в семейном кругу Сашка (как он его называл в юности) Сурова.