Страница 7 из 10
Вернемся к событиям 1941 года. США, Лос-Анджелес. Здесь, в секретной лаборатории, американцы работают над проектом «Манхэттен», аналогичным английскому. Уже есть первые успехи. Американцы с присущим им оптимизмом предсказывают, что к концу 1943 года может быть создано мощнейшее оружие с использованием урана-235. Всеми полученными результатами они делятся с английскими коллегами, и это на руку нашей разведке. Английские ученые, а большинство из них выходцы из других европейских стран, в том числе из стран Восточной Европы, идут на контакт с нашей разведкой более охотно, нежели американские, идут на вербовку по идеологическим причинам, а не ради денег. Все агенты – впрочем, ученых называют исключительно информаторами, а не агентами – прекрасно понимают, что любые отношения с представителями СССР могут им стоить не только карьеры, но и жизни.
Закрытые исследования по проблемам ядерного распада проводят и в советских лабораториях, но они носят пока чисто теоретический характер – нашим ученым не хватает средств на дорогостоящие материалы, многие из них полагают, что создание советской атомной бомбы займет от 10 до 20 лет. Они, конечно, не могут и предположить, что разведка уже придает любой информации по атому первостепенное значение.
Когда разведка начинала разрабатывать атомную проблематику, у нее не было никакого контакта с нашими учеными. Для спецслужб явилось новостью, что существует урановый комитет Академии наук, который тоже не предполагал, что разведслужбы могут оказать его работе существенную помощь. Впрочем, комитет с началом войны прекратил свое существование, и теперь все зависело от разведки.
Огромную роль в советском ядерном проекте сыграл человек, который мог бы стать одним из самых известных советских ученых, но его судьба тоже изменилась в 1939 году. Это Леонид Квасников, о котором мы уже рассказывали в нашей книге. Он вовремя обратил внимание на исчезновение публикаций по урановой проблеме, и именно он отправил соответствующую директиву резидентурам США, Англии, Франции и Германии. О цепной реакции наши ученые тогда вообще даже не знали, равно как и сам Квасников. Он просто дал телеграмму, в которой сигнализировал о том, что ведутся работы в области возможности использования атомной энергии в военных целях.
Резидент в Лондоне Анатолий Горский работал под псевдонимом «Вадим». Получив директиву Квасникова, он стал пытаться выйти на тех, кто так или иначе связан с британским урановым комитетом. В разрушенном Лондоне, где постоянно происходила миграция людей, это было почти невозможно. Большая часть агентов была утеряна, кроме того, с поступлением первой информации о реальности появления ядерного оружия возникла острая необходимость специализированной агентурной сети. С учетом этого и началась вербовочная работа.
Конец лета 1941 года, война шла уже и в нашей стране. Многие англичане, будучи союзниками, с радостью были готовы помочь, но среди них не было нужных людей, связанных с атомной бомбой. В резидентуре катастрофически не хватало оперативников. Кроме приоритетной на тот момент научно-технической информации Горскому и Барковскому приходилось добывать и политическую информацию. Тем не менее Барковскому удается завербовать инженера-физика одного из английских университетов, который входил в систему уранового комитета. Условно назовем этого агента, или информатора, Кром.
Кром был идейно близким Советам человеком. Непосредственный участник разработки атомного оружия, он узнал, что эта важная информация хранится в тайне от союзника по борьбе с фашизмом, Советского Союза, и решил эту несправедливость исправить. Кром попытался отправить информацию в советское посольство через близкого Барковскому человека. Этот человек был уже знаком с резидентом, Горским. Он сказал, что есть один ученый, который готов нас проинформировать. К этому моменту Кром уже подготовил доклад, где было подробно описано, что делается в Англии, какие наработки есть у США. Когда наши разведчики увидели эту информацию, то поняли, что это золотое дно.
Итак, уже были установлены первые контакты с учеными, получена первая информация. Однако работа наших разведчиков осложнялась тем, что за ними постоянно, буквально по пятам, следовала британская контрразведка. Постоянно висела угроза разоблачения – провал, высылка из страны, арест агента и международный скандал. Встречи с агентами проходили либо рано утром, либо поздно вечером. Дело в том, что Великобритания и СССР являлись странами-союзниками, значит, проводить разведку на территориях друг друга формально права не имели.
Однажды произошел случай, из-за которого Владимиру Барковскому грозило не только объявление его персоной нон грата, но и гибель. Один из его агентов, за которым велось наружное наблюдение, приводит за собой на встречу сотрудников MI5. Барковский посадил агента в такси и на первом же повороте обнаружил хвост. Прекрасно понимая, что может произойти дальше, он решает прекратить встречу и заявляет агенту, что якобы плохо себя чувствует. Выскочив из машины, Владимир спускается в первую попавшуюся станцию метро. Преследователи выбегают за ним, спасти разведчика может только случай.
Владимир Барковский так описывал этот эпизод: «Когда мы сели в метро, то, на мое счастье, они рассредоточились по концам вагона. А там от конца вагона до крайних дверей довольно порядочное расстояние. Я сел в центре, около центральной двери. На той станции, где поезда расходились, когда двери зашипели, собираясь закрыться, я успел выскочить. Я спокойно встал, вышел из двери, и мне больших трудов стоило остаться на платформе и никуда не бежать, чтобы показать им, что я никуда не тороплюсь, что я скорее всего сел не в тот поезд и что теперь ожидаю поезд в другом направлении. Зато когда состав ушел, я оттуда улепетывал со всех ног».
Ученые секретных лабораторий США и Великобритании живут практически в резервации. Но тем не менее агентура всего лишь за два года добывает 286 секретных научных документов. До появления самого первого образца смертоносного оружия остается всего лишь два года. Через этот промежуток научные эксперименты принесут смерть нескольким десяткам тысяч человек.
Представлял ли человек, стоявший за пресловутым делением урана-235, недавний мальчишка, мечтающий стать военным летчиком, какую роль сыграет его информация в мировой истории, в том числе и в мировой истории атомного шпионажа? Да, представлял, потому что он не только стал блестящим разведчиком, но и по-прежнему оставался блестящим инженером. Один из его агентов стал причиной того, что в течение всей работы Барковский постигал азы прикладной ядерной физики.
«Этот агент пришел сам через своего знакомого к Горскому. Горский с ним встретился, изучил его, проверил и завербовал, а потом передал его мне на связь. На первой же встрече, когда он мне стал с увлечением рассказывать, что такое принципы ядерной физики, как сейчас помню – сечение захвата нейтронов ядрами урана-235, – он убедился, что я ничего в этом деле не понимаю и спросил: «А как же мы будем с вами дальше работать?» Я сказал: «Я думаю, что очень просто. Я буду давать вам вопросы наших физиков, вы будете отвечать». – «Нет, так не пойдет. Я хочу, чтобы в вашем списке был человек, который что-то знает, что-то умеет и что-то понимает. Идите в такой-то книжный магазин, купите там американский учебник «Прикладная ядерная физика», изучите его, и потом мы с вами будем разговаривать», – рассказывал Владимир Барковский.
Мы переходим к важнейшему моменту в создании советской агентурной сети в Англии – той сети, которая с 1935 года почти 20 лет играла ключевую роль во всей мировой политике. Великолепная кембриджская пятерка была одним из основных звеньев в советском атомном шпионаже. Ким Филби, Дональд Маклейн, Энтони Блант, Гай Берджесс. Имя последнего члена пятерки до недавнего времени было закрыто. Это Джон Кернкросс, псевдоним «Мольер». Сенсационный факт – именно Мольер был первым, кто сообщил нашей разведке о работах по созданию атомной бомбы, это произошло в октябре 1940 года. Джон Кернкросс был личным секретарем лорда Хэнки, главы британского комитета по науке.