Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13



Я занимался на кафедре дизайна, которая в архитектурном появилась даже позже моего поступления в институт. Тогда, даже в масштабах страны, это дело было совершенно новым. И я, при своем любопытстве, на год перешел на кафедру дизайна. Объявлен был международный конкурс на проект жилища для пострадавших от стихийных бедствий. То есть, случись какой-то катаклизм, который оставит большое количество людей без жилья, надо срочно позаботиться, чтобы пострадавшим как можно быстрее стало тепло и комфортно. В общем, весьма интересная дизайнерская задача. И вот мы с дипломником Светловым начали кумекать, он-то уже был настоящим дизайнером…

Фактически нашей идеей стал дом-палатка. Казалось бы, любую палатку люди сами могут растянуть, поставить. Но ведь после удара стихии люди измучены, потрясены, может быть, ранены. Поэтому нужно что-то такое, что предельно быстро и минимальными усилиями можно развернуть. Да и не всякая палатка спасет от сильного мороза или ветра. Здесь нужен был целый комплекс, но предельно компактный, функциональный, легкий, простой в установке.

За работой над дипломным проектом

И вот к чему мы в итоге пришли. С самолета или вертолета сбрасывалась людям, терпящим бедствие, такая кассета, где-то 2,5 на 2,5 метра, а в высоту всего сантиметров 80. Конечно, можно было кассеты и автомобилями завозить, но если нет дороги, то кассеты сбрасывались. Вот эта коробочка устанавливается на земле более или менее ровненько. Потом нажимается кнопка, и за счет того, что стены надуваемые, она разворачивалась, и получался домик, причем с жестким потолком и жестким полом. Там и двери обнаруживались, застегивались. Все остальное в домик вкладывалось. Газовая плита (с маленьким газовым баллончиком) и все вещи первой необходимости. Вот такой должен был выпасть из самолета набор.

Когда я учился в институте, мне даже в голову не могло прийти, что я буду заниматься режиссурой! А ведь все шло к этому.

В нашем домике были даже небольшие круглые окошки. Затем могли быть сброшены специальные балки, с помощью которых несколько таких домиков можно было собрать в жесткую конструкцию, с приличным пространством внутри, которое тоже можно было замечательно использовать.

Я потом эту идею использовал, когда свой диплом делал. А для диплома я взял разрабатывать плавучую атомную электростанцию. И там использовал вот эти домики для своего проекта. Вот моя атомная станция пристает к берегу, уверенно переходит на стационарный режим и, чтобы наладить поскорее работу коллектива, тут же на берегу организуется поселочек.

Так что диплом я на «отлично» защитил.

Наша «Машина времени» порой меняла имидж…

А вот на международном конкурсе мы ничего тогда не получили. Даже в финал не попали, хотя наши идеи понравились. Это, пожалуй, был первый мой опыт выхода «на международную арену». И опыт очень необычный. Он ведь был в полной мере оригинальным. Ни на одном курсе у учившихся до нас студентов-архитекторов подобного проекта не было!

К нам в институт тогда, кстати, и дочки Ельцина заглядывали, тогдашнего первого секретаря Свердловского обкома КПСС. К тому времени, когда я свой диплом делал, мы с ними почти подружились.



Архитектурный институт стал одним из самых важных периодов в моей жизни. Первой магистральной колеей. Во-первых, занятие архитектурой уже позволяло реализовываться каким-то амбициям. Во-вторых, это само по себе очень хорошее образование. Оно образовывает практически во всех сферах жизни. Такое полное-полное образование. От естественнонаучных дисциплин (сопромата, матанализа и всяческой техники) до высокого искусства. Кстати, любопытно: когда я поступал в институт, для меня Ван Гог как художник не существовал, хоть я и знал, что был такой… Ну, забавный парень, не очень хорошо умеющий рисовать, – я, в общем, тоже так могу. А через несколько лет учебы в архитектурном Ван Гог стал для меня одним из самых любимых художников. Это то, что может с человеком произойти, если он нащупал верный вектор своего движения. Это как книга: если ты не знаешь, скажем, английского языка, то и книжку на нем не прочтешь. У тебя она будет в руках или на книжной полке, совсем рядом, эта книжка, но ты ничего в ней так и не поймешь.

Потом даже Никита Михалков мне сказал: «У тебя какие-то картины архитектурные». Действительно, архитектурное образование дает мне возможность всегда, даже на подсознании, чувствовать конструкцию произведения, будь то здание, скульптурная группа или кинолента.

Причем, когда я учился в институте, мне даже в голову не могло прийти, что я буду заниматься режиссурой! А ведь все шло к этому. Когда я заканчивал институт, в голове уже сидели новые проекты… Как раз примерно в это время в Париже построили на Пляс Бобур Центр Помпиду. Вот это для меня был стоящий проект! А когда я вышел за ворота института, у меня как шоры, как пелена какая-то вдруг с глаз упала. И внезапно я понял: какое Пляс Бобур?! Вот тебе Клуб железнодорожников! Дворец культуры в лучшем случае! Вот и все, что тебя ждет! И раньше все это можно было понять, конечно. Но пока ты учишься, пока ты в соприкосновении с гениальными образцами, ты все равно живешь иллюзиями… Ты что-то придумываешь, чертишь, рисуешь и думаешь: вот же, оно на бумаге уже существует. Сейчас даже термин такой есть «бумажная архитектура» – проекты, которые никогда не будут реализованы, так и останутся только на чертежах и в макетах. А я уже тогда был именно такой «бумажный» архитектор. Это как пьесы для чтения. Пьесы, которые не для постановки пишутся, а только для того, чтобы их читать. И это меня сокрушило. Потому что к тому времени я уже достаточно набрался чего-то очень стоящего плюс мои амбиции… То есть рутинные, халтурные проекты и проектики меня не интересовали вообще.

Впрочем, я еще пометался некоторое время. Мне предложили, естественно, аспирантуру, потому что институт я очень хорошо закончил. Но мне тогда подумалось, что аспирантура – это агония. Или, скажем, добавленное время в матче с разгромным счетом.

Архитектурный институт стал одним из самых важных периодов в моей жизни. Первой магистральной колеей.

Мне говорили: заодно от армии уйдешь. Потом появилась возможность осесть в Подмосковье. В одном из городов Московской области жили добрые знакомые моих родителей. Были там не последними людьми, со временем обзавелись связями, и в итоге с их подачи меня пригласили туда – жить и работать. Я мог стать в одночасье главным архитектором города. Шутка ли – живописные места Подмосковья, столица рядом, главный архитектор города! Дали бы квартиру, конечно. Жизнь, казалось, уже становилась какой-то человеческой. Налаженной, комфортной.

Помню, ночь провел в раздумьях, почти не спал. И утром сказал «нет». Даже не помню почему. Все было уж чересчур соблазнительно. И я, тем не менее, сказал «нет». Вернулся в Свердловск и сдался в армию. Сам пришел в военкомат и сказал: «Хочу служить в армии».

Несмотря на некоторую спонтанность, даже взбалмошность, для меня это было рациональное, очень трезвое решение. Ведь если не армия, значит, надо идти отрабатывать «молодым специалистом» три года, чтобы получить свободу. И я понял, что мне нужно срочно повернуть в какую-то другую сторону.

В армии мне нужно было служить всего год. Но все равно казалось – новый опыт получу, хоть какая-то польза будет. Ни на секунду не подумалось, что этот путь окажется таким промыслительным. Но не буду забегать вперед.

Я из Свердловска уходил в армию, мама приехала меня провожать, очень несчастная: «Ну что же ты, сын, с ума сошел?» Впрочем, надеялась, что, может, хоть в армии я образумлюсь и вернусь на архитектурную стезю. Очень сокрушалась, ей так нравилось, что ее сын получил такое замечательное образование, стал архитектором, она с гордостью говорила всем: «А мой-то, мой-то…» Особенно тем своим подружкам, которые в свое время (я же ведь родился недоношенным) сетовали: «Эх, Валя, не жилец он у тебя». А я – надо же, архитектором стал! И вдруг это все рушится. Я понимаю, как им больно было – маме и отцу.