Страница 2 из 4
Я знал эту женщину. Ирина, мой агент. Приятная внешность, профессионализм и невероятное терпение. Пожалуй, только с таким агентом я и мог работать.
- Александр? - раздражение становилось все более явным. - Только не говорите, что искали вдохновения. Вы его не можете найти весь последний год.
- Хорошо, - я словно поднял небо.
- Что, хорошо?
- Ни слова про вдохновение.
- Ладно, - Ирина тяжело вздохнула. - Как дела с книгой?
- Все в порядке.
- Опять врете?
- Нет.
- Значит, к концу недели будет готова?
- Да.
- Дорого бы я отдала за то, чтобы это оказалось правдой.
- Значит, пусть будет дорого.
- Странный вы сегодня какой-то, Александр, - Ирина недоуменно усмехнулась. - Я перезвоню в пятницу. Надеюсь, в этот раз вы меня не разочаруете.
- До свидания, - я с облегчением повесил трубку.
Ну вот, ещё один гигантский шаг на пути к человеку. Пожалуй, самый главный из тех, что мне суждено сделать. Моя первая социальная связь. Краткая, ломкая, до конца не понятная, но насколько же тяжелая. Как тяжело было окончательно и бесповоротно признать, что я кто угодно, но не бог. Мне осталось только это усталое тело и ещё более усталые заботы.
Женщина что-то говорила о книге. О том, что она должна быть уже готова. А она готова? Чуть больше чем наполовину. Но я успею её закончить? Нет, конечно, нет. Тем более, что это скучная книга. Она о той нескончаемой грязи, что безудержно льется из прекрасных, чарующих, пленяющих, бездонных глаз. Примитив достойный трех пьяных енотов.
Я вдруг понял, что хочу есть. И это было настолько дико и чуждо. Настолько унизительно. Настолько по-человечески. Наверное, мне ещё долго предстоит ужасаться подобным обыденным вещам. И что я буду есть? В моем погруженном в сонливую тьму холодильнике найдется разве что пара разочарований.
А это значит, что мне нужно идти в магазин. Новый подвиг для упавшего бога. Его величайший подвиг. С пугающей отрешенностью я оделся и медленно открыл входную дверь. Там за дверью бился, дрался, сгорал и восставал из развеянного пепла мир людей. Готов ли он принять того, кто недавно не тратил на него даже своего равнодушия? Готов ли я сменить свою болезненную ненависть на что-то иное? Нам ещё предстоит все это решить. Ну а начнем с малого.
Я спустился по лестнице и вышел из подъезда. На улице завлекающе пахло первой весенней свежестью. Грязный, побитый утренним дождем снег стыдливо забирался под облезлые лавки и печально смотрел оттуда на нагло ухмыляющееся солнце. Беззаботная атональность птичьих трелей могла бы вызвать восторг в юном, хотя и уже наверняка разбитом сердце. Пенилось и кружило стремительное веселье акробатов-ручейков.
Наверное, все это действительно было красиво. Но я не видел, не слышал и не чувствовал этой красоты. Я, не жалея проклинающих меня глаз, смотрел на невзрачного, сонного мужика стоящего в нескольких метрах от меня. Он с видимым удовольствием прикладывался к бутылке с пивом и блаженно щурился, подставляя грубое лицо бескорыстным ласкам солнечных лучей.
Это был человек. Тот, кем должен был стать я. Деревянными шагами я прошел мимо, не смея повернуть голову. Нет, я не боялся. Я просто не мог осознать, что все это реально. Что это не одна из тех блаженных грез, которые я позволял себе после... Интересно после чего? Ведь действительно интересно. Но ты можешь зашвырнуть свой интерес к далеким звездам. У тебя уже не осталось на него прав.
Зато появилось право рассеянно шагать по мокрому асфальту и изо всех сил сдерживать себя, чтобы не сорваться на позорный, отчаянный бег. Бег, который бы меня ни к чему не приблизил и ни от чего не отдалил. Тот самый вялый человеческий бег.
До магазина было десять минут неторопливой ходьбы. Я шел по широкой улице, стараясь поменьше смотреть по сторонам. Он был тяжел, этот мир. Слишком много жизни. Бессмысленной, случайной жизни. Той, о которой не вспомнят и вспомнить не захотят.
Но ей было плевать. Плевать на память и на сомнения. Она торжествовала. Она куражилась. Она пировала и уже давно была невыносимо пьяна. И как любого пьяного её было не переубедить. Да и кому? Другой жизни? Другой здесь не было, и быть не могло. А если когда-то и была, то она очень быстро захлебнулась этим густым, горьким вином.
- Смотрите куда идете!
Рассерженный голос вырвал меня из тенетов раздумий. Полная барышня с недовольным взглядом водянистых глаз стремительно пронеслась мимо меня, мстительно задев отнюдь не женским плечом. Она не ждала ответа. Извинений, оправданий, возражений. Все это ей было не нужно. Она просто хотела, чтобы её заметили, чтобы с ней считались. Что ж, в этом мире каждому хватит внимания. Того или иного.
Между тем невольный совет был не лишен саркастического смысла. И я заставил себя смотреть. Смотреть на этот обычный человеческий мир. На его обычных обитателей, на их обычные заботы. Как много здесь было одинаковых разумов. С одинаковыми целями и разочарованиями. Но при этом каждый из них считал себя первым, главным, единственно важным. В этом, кстати, и была главная разница между человеком и богом. Человек считал, а бог был.
По сути, все они здесь были непримиримые эгоцентрики, объединенные в один огромный социум. Они не могли друг без друга. Но при этом считались только с собой. В этом был парадокс. А в парадоксе в свою очередь шанс, что не все ещё потеряно. Ни для них, и быть может ни для меня.
Прозрачные двери магазина бесшумно раздвинулись в стороны, пропуская меня внутрь. Я с аккуратностью новичка взял тележку и устремился к отделу полуфабрикатов. Гурманом я, по всей видимости, не был. Пельмени, котлеты, чебуреки. Все они имели спорный вкус и ещё более спорный состав. Однако, данное обстоятельство отнюдь не мешало мне поглощать их с изрядной периодичностью. По-моему, у данной ситуации существует какое-то удачное название. Ах да, компромисс.
Компромисс был основным решением всех проблем этого мира. Причем решением достаточно логичным и до определенной степени изящным. И даже у меня не нашлось к нему особых претензий.
Помимо пельменей я взял хлеба, сыра, десяток яиц и пару бутылок пива. Со всем этим я подошел к кассе, перед которой уже собралась небольшая очередь. Я встал за заурядного вида дамой с тележкой разнокалиберных продуктов. Дама отрешенно разглядывала лотки с конфетами и батарейками.
А с чего я собственно взял, что её вид зауряден? Потому, что я так увидел. Интересно, я абсолютно субъективен, но также и абсолютно уверен в своей субъективной оценке. И это значит, что если раньше у меня была лишь одна истина, то теперь таких истин будет по числу живущих на этой планете, и на подавляющее большинство из них мне будет совершенно плевать. Хотя верной может оказаться каждая. Действительно верной. Но здесь она не нужна. Здесь нужна только своя собственная. Безумный, бессмысленный мир!
- Семьсот сорок два рубля, - раздался усталый, отшлифованный голос.
Я молча расплатился, и, погрузив свои покупки в бесцветные, уродливые пакеты вышел на улицу. Оставалось добраться до дома и приготовить себе нехитрую трапезу. И я одновременно желал и не желал этого. Желал, так как действительно был очень голоден, а не желал, потому что все это казалось мне скучным, глупым и недостойным. Впрочем, мне все здесь казалось именно таким, но это был недостаточный повод сразу же отказываться от предложенного существования. Компромисс? Я поморщился. Не слишком ли быстро я учусь быть человеком?
Я без особого аппетита доедал безвкусные остатки желанного обеда и думал об этих странных людях. О том, что человеку стать богом было бы ещё сложнее, чем богу человеком. И это не потому, что падать легче, чем взбираться. Просто не сможет человек быть один. Один и всегда.
Первая прогулка оставила гнетущее впечатление. Это был чужой мир. Чужой не своими грубыми формами, резкими звуками и невидимой целью. Чужой самой сутью, тому, кем я был и кого не мог забыть несмотря ни на что. Кого не хотел забывать. Этот мир был как паутина, где каждый являлся пауком и мухой одновременно. Плел, запутывался и запутывал других.