Руди-Пятачок

— Ну вот, — вздохнул папа, — теперь я не смогу печатать на машинке, а все из-за этой свиньи.

Он назвал поросенка не Руди, а «свинья». Это был дурной знак: просто свинью легче выгнать из дома, чем поросенка, которого зовут Руди-Пятачок.

Мы так разволновались, что не могли заснуть, все думали: как бы сделать так, чтобы Руди остался с нами. Может, его в подвале запереть? Нет, его там быстренько обнаружат: он ведь молчать не станет. К тому же в подвале темно и сыро. Спрятать в саду? Но там ни одного укромного уголка, да и палисадник у нас совсем крошечный. Наконец, Цуппи осенило:

— Давайте превратим Руди в свинью-иероглиф! Папа такого наверняка никогда не видел.

— И как же мы его превратим?

— А просто возьмем и испишем его всего.

— Что же ты напишешь? «Папин любимчик»?

— Тоже сказанул! Нет! То предложение, которое папе так понравилось. Ну то, с которым ему Руди помог: «Отец принимает спокойно все, что не может изменить».

И вот ночью мы выбрались из постелей, прокрались в папин кабинет, взяли свиток папируса и прошмыгнули в ванную комнату. Маминым карандашом для бровей мы старательно вывели на розовой спине Руди иероглифы. А он стоял себе смирно и только разочек тихонько захрюкал, видимо, от щекотки.

Обычно утром мама нас не добудится, но на этот раз мы сами вскочили ни свет ни заря, побежали в ванную и выпустили Руди. А потом распахнули дверь в родительскую спальню. Поросенок мигом проскользнул в комнату. Мы ждали, когда же папа рассмеется? Сперва было совсем тихо, а потом из спальни донесся ужасный крик. И тут же с кухни прибежала мама.

— Боже, неужели он опять порезался? — спросила она и распахнула дверь спальни.

Оказалось, папа под одеялом боролся с Руди. Тот ведь не знал, что будить папу надо осторожно, и живенько забрался к нему на кровать. Папа вскочил и стал за задние лапы стягивать поросенка с постели.

— Прочь! — кричал он. — Вон!

Папа выгнал Руди из спальни и погнал его по коридору. Как только поросенок выбежал в сад, он тут же захлопнул за ним дверь. А на улице, между прочим, шел дождь. Руди сидел на крыльце, печально опустив уши, и смотрел на нас в окно. Нам хорошо были видны иероглифы у него на спине. Но папа в гневе их даже не заметил! Может, потому что не успел как следует проснуться.

— Хорошо, что мы взяли мамин карандаш, — сказала Бетти. — Он водостойкий.

— А если Руди простудится там на дожде и у него начнется насморк? — волновалась Цуппи.

— Свиньи так просто не простужаются, — буркнул папа. — Они привыкли жить на воле. А вот в квартире как раз нет.

И он направился в ванную. Вскоре и оттуда послышались его проклятия.

— Что там еще? — испугалась Бетти.

Последнее время папа стал очень нервным и раздражительным. Мама говорила, что это потому, что у него нет нормальной работы, а расшифровкой иероглифов на жизнь не заработаешь. Папа вышел из ванной мрачнее тучи. Он ухитрился дважды порезаться, пока брился. Наверняка и в этом он винил Руди. На папу жалко было смотреть — два пластыря на лице и палец перевязан.

— Ну-ка поторапливайтесь, — велела мама и юркнула в ванную, чтобы быстренько накраситься. Но тут же выскочила назад и крикнула: — Что вы сделали с моим карандашом для бровей? Цуппи, ты что, снова им рисовала?

Она держала огрызок карандаша высоко в руке — словно нам в укор.

Пришлось во всем признаться. Мы подвели маму с папой к окну и указали на Руди, сидевшего под дождем.

— Это — свинья-иероглиф, — объяснила Цуппи.

Тут папа наконец-то рассмеялся. И мама тоже.

— Красота! — похвалил папа, — только «отец» пишется с иероглифом «змея».

После этого Руди разрешили вернуться в теплую ванную. А папа сказал:

— Надо все же придумать, как его у нас оставить.

Глава 5

Свиньи поразительно быстро растут. Особенно когда их хорошо кормят.

Несмотря на протесты папы, мы добились, чтобы Руди ел со всеми вместе на кухне — из миски у стола. Мы бросали ему туда объедки: картофельные очистки, сухие хлебные корки, жесткие куски мяса — то, что обычно папа забирал у нас со словами «еду нельзя выкидывать» и доедал сам. Теперь эту обязанность за него выполнял Руди, он охотно уплетал за нами все подряд.

А когда мы делили шоколадку, Руди просовывал свой пятачок маме на колени и тоже получал кусочек. Хотя папа всякий раз ворчал:

— Это уже слишком: кормить свинью шоколадом! На нас деньги с неба не падают.

— Да это лишь маленький кусочек, — говорила тогда мама. — Он ведь доел сегодня вчерашние макароны, на которые вы все даже смотреть отказывались.

Руди лежал на ковре и с наслаждением причмокивал шоколадкой.

Мама быстро научила его соблюдать чистоту в доме. Она несколько раз потыкала Руди, как щенка, в лужицы на полу, и после этого он всегда ходил только в специальный ящик с землей, стоявший в ванной. Цуппи каждый день меняла в нем землю. Свиньи от природы очень чистоплотны. Грязными они бывают только тогда, когда их держат в неубранном тесном хлеву. А в грязи они вываливаются для того, чтобы защититься от укусов насекомых. Наш Руди был чистюлей. И все же пора было переселять его в будку во дворе.

Но папа все еще трудился над деревянными конскими головами, а я выпиливал планки для фахверковой конструкции[1].

— Это будет самый красивый хлев во всей Германии! — считала мама. Мы же надеялись, что, пока папа занят строительством, он не выгонит Руди на улицу. А когда закончит, может, еще и передумает: ведь он столько труда вложил в этот домик.

И вот наступила пятница, когда наш поросенок в одну ночь стал героем.

Родители поехали на конгресс египтологов в Берлин. Папа хотел выступить там с докладом о том самом тексте, по которому пробежал Руди.

— Как знать, может, эта свинья принесет мне удачу, — заявил он, потому что надеялся на конгрессе разузнать о вакантном месте — в музее или каком-нибудь университете.

— Не забывай: «Отец принимает спокойно то, что не может изменить», — напомнила мама. И папа рассмеялся.

А нам она на прощание велела:

— Следите, чтобы дверца холодильника была всегда закрыта.

Мы не боялись оставаться одни, хотя и жили на первом этаже, куда, как известно, легко могут залезть воры. В доме было много соседей. К тому же у нас был Руди. Папа даже разрешил нам оставить его на ночь в квартире. А свой кабинет он предусмотрительно запер.

Мы уже лежали в кроватях в нашей детской. Бетти читала «Карлсона, который живет на крыше». Цуппи рассматривала рисунки свиней в книжке «Поросенок Бобо», а я в третий раз перечитывал «Остров сокровищ» — это моя любимая книга. Тут в комнату примчался Руди. Он встревоженно повизгивал, метался туда-сюда — то вбегал, то выбегал из комнаты, словно хотел привлечь наше внимание. Скоро его визг превратился в непрерывный сигнал, словно свисток.

— Вот ведь свинство какое! — сказала Цуппи.

В конце концов мы все же встали и пошли за Руди по коридору. Он привел нас к входной двери.

— Что там такое? — спросила Бетти.

— Понятия не имею.

И тут мы услышали: в дверь кто-то скребся! Похоже, что сверлили входной замок или пытались вывинтить болты. Потом дверь вдруг рванули, и она раскрылась — но лишь чуть-чуть, потому что была закрыта еще и на цепочку. Грабитель стал толкать дверь снаружи. Но цепочка держалась. Мы застыли, онемев от страха. Я почувствовал, как у меня по спине ползут мурашки. Руди замер и следил, как чья-то рука ощупывала цепочку — там, где она была привинчена к двери. Потом рука исчезла, но вскоре появилась снова с маленькой отверткой и попыталась отвинтить цепочку Этого Руди уже не стерпел, он вскочил на задние ноги и вцепился в эту руку. Грабитель, ясное дело, завопил как резаный и перебудил весь дом. У свиней, надо вам сказать, очень острые зубы. Но Руди на этом не остановился. Он изо всех сил уперся в дверь передними ногами и прищемил вору пальцы. Грабитель закричал еще громче, выдернул руку и пустился наутек. Эх, если бы Руди не было трудно стоять на задних копытцах, он бы его ни за что не отпустил!

1

Конструкция здания, представляющая собой каркас из наклонных деревянных балок, промежутки между которыми заполнены камнем или кирпичом и которые видны с наружной стороны, что придает зданию характерный вид. — Здесь и далее примеч. перев.