Великие рогоносцы

Интеллектуальные любовники не были нужны королеве Марго. Только молодые и красивые. Ей достаточно было своего образования. Матушка постаралась воспитать ее образованной девицей, знакомой и с философией, и с арифметикой. А по латыни читала стихи, как на своем родном языке. Любовники служили не для разговоров на высокие темы, а для удовлетворения чувственности Марго. Де Моль был придворным красивым повесой, хорошо танцевал, имел изящные манеры светского человека и умел любить женщин. Когда-то он в качестве посла ездил к Елизавете I Английской и так очаровал ее, что ее любовник Лейчестер серьезно ревновал его к королеве. У этого повесы была удивительная привычка: после каждого «греха» он, подобно мусульманам, которые после каждого полового сношения омываются водой, шел в церковь и простаивал на коленях. Карл IX смеялся: «кто хочет узнать, сколько раз де Моль проспал с женщиной, пусть подсчитает количество его обедней».

Иногда де Моль простаивал на коленях перед алтарем и три раза в день. Особой трудности влюбить его в себя для Марго не представляло. Голубчик живо оставил мадам де Сов, которая «спала» абсолютно со всеми — и королями и придворными, начиная с Генриха IV и кончая конюшим.

Марго, как всегда у нее бывало, тоже влюбилась в де Моля и совершенно неизвестно, почему это он обратился за помощью к магам, если у него в кабинете нашли куколку восковую с короной на голове и в голубой мантии с проколотым иголкой сердцем. Происхождение этой куколки де Моль объяснял так: я-де хотел получить взаимность в любви королевы Марго и обратился к чернокнижнику. И эта куколка с короной на голове представляла якобы не короля Генриха III, а его сестру. Никто в такую чепуху не поверил, Марго без всяких там куколок никому в любовных ласках не отказывала, а тут отказать такому обольстительному придворному? Словом, следственные органы посчитали, что фигурка изображала короля и расценила это как государственную измену с попыткой лишить французского Генриха III жизни. Де Моля бросили в тюрьму и приговорили к смертной казни через огрубление головы. «Охота на ведьм» — то есть охота на преступников, мастеривших восковые фигурки и прокалывающих их иголкой в области сердца, — началась уже в эпоху Филиппа Красивого. При его сыне, Людовике X, начались массовые казни из-за колдовства, ибо фигуркам действительно приписывали смертоносную мощь. Как они делались? Из воска лепили куколку, похожую на того человека, которого хотели лишить жизни или послать «порчу». Фигурку по всем правилам церковного ритуала крестили и называли именем того человека, которого хотели уничтожить, потом одевали в одежду, похожую на ту, которую данный человек носит, и с колдовскими заклинаниями прокалывали область сердца. Все. Дело сделано. Человека спасти невозможно, на него послана порча. Екатерина Медичи была уверена, что от такой «порчи» умер ее сын Карл IX, если вскрытие показало, что никакой болезни у короля не было, но внутренности были исколоты ранами. Следственная комиссия незадолго до ареста де Моля нашла у одного из придворных восковую фигурку Генриха III, которую прокалывали целых 14 дней. Вспомнили давнюю историю: как епископ Гишар околдовал жену Филиппа Красивого, смастерив восковую фигурку, которую яростно колол даже не иглами, а гвоздями, бедняжка умерла, конечно. Епископа заживо сожгли на костре. Словом, дорогой читатель, довод государственной измены неоспоримый и де Молю грозит не только смертная казнь, но и жесточайшие пытки с целью добиться признания. Ни один человек пыток не выдерживал, вот почему «ведьмы» так легко признавались во всем, в чем бы их ни обвиняли. Напрасно Марго льет перед матерью слезы, умоляя помиловать ее любовника, напрасно младший сын герцог Аласонский на коленях умоляет мать простить его лучшего друга. Ничего не поможет. Участь де Моля решена и, пока его мучают в застенках Тауэра, мы вам, дорогой читатель, расскажем кое-что о пытках. Предупреждаем, эта часть главы не для слабонервных. И те, у кого слабые нервы или сердце, пусть несколько страниц пропустят, дабы не отвечать нам за обвинение пустить «порчу» на ни в чем невиновного читателя! Итак, пытки! И кто вас выдумал? Почему так один человек жестоко поступает по отношению к другому? Почему приговоренного к смерти нельзя просто убить? Почему его надо унижать нечеловеческими муками, при которых смерть представляется наигуманнейшим актом милосердия? Помните рассказ Джека Лондона, когда кровожадное племя мучило белых людей невыносимыми пытками, и один, чтобы избежать этой участи, объявил, что придумал мазь, которая, если ею смазать шею, не поддается никакому мечу, белый человек согласился доказать это на своей шее. И, когда сваренной мазью намазал себе шею, приказал дикарю рубить ее что есть силы, все равно меч от шеи отскочет, ее не нарушив. Дикарь постарался, конечно. И только когда голова белого человека отлетела от туловища, дикари поняли, что их обдурили.

И вот на Гревской площади де Молю отрубили голову, а тело растерзали. Голову надели на кол и поставили на публичное обозрение. Марго ночью крадет эту голову, бальзамирует и положив в оловянный гроб, по-христиански хоронит на кладбище Монмартри. Вместе с де Молем погибли и его товарищи. Во время Французской революции гробы раскопали и монашенки приняли усопшие тела за тела мучеников. Мученики — конечно, но не во имя Христа, а во имя любви.

У Маргариты очень много любовников и отношение к ним в основном сентиментально-романтическое. Почему-то все они скоро погибали. Такой уж роковой женщиной была королева Марго. Сама своих любовников в отличие от шведской Кристины не убивала, ну разве одного-двух да и то на это ее толкали соответствующие обстоятельства. Вот едет Марго со своим любовником-пажем в Булонский лес, вдруг на подножку ее кареты вскакивает прежний любовник и в ревностной горячке закалывает второго любовника кинжалом. Марго не растерялась, подвязку с ноги сорвала и, обращаясь к страже, воскликнула: «Вздерните его». Стража не захотела на дамской подвязке ревнивца вешать, французское королевство — законное государство и закон соблюдает: ревнивца повесили по всем правилам палачных дел мастера. Убитых любовников у Марго было так много, что, по словам одного придворного, написавшего потом интересные воспоминания, она носила на поясе их засушенные сердца. Таллеман де Рео об этом пишет так: «Она (Марго. — Э. В.) носила большие фижмы со множеством карманчиков, в каждом из коих находилась коробочка с сердцем усопшего любовника. Ибо когда кто-то из них умирал, она тотчас же заботилась о том, чтобы набальзамировать его сердце. Фижмы эти она каждый вечер вешала на крюк за спинкой кровати и запирала на замок».

Шутки со своими любовниками, теми, не особенно ею любимыми, она устраивала коварные, на садизм похожие. Один гасконский дворянин Салиньяк в ту пору, когда королева Марго была молода и красива, влюбился в нее безумно, но она не отвечала на его чувства. Доведенный до крайности в своей любви к Марго, он начинает укорять ее в черствости. Тогда Марго спросила его: «А чем бы вы могли доказать вашу любовь?» — «Нет ничего такого, чего бы я не сделал для вашего величества», — отвечает кавалер. «Даже приняли бы яд?» — интересуется Марго. «Да, — лишь бы вы позволили умереть мне у ваших ног». «Я согласна», — воскликнула Марго радостно, ибо любила своих мертвых любовников. Еще одно высушенное сердечко прибавится в ее коллекции у ее пояса. Они назначили день, и Марго дала клятвенное обещание, что в тот момент, когда влюбленный кавалер примет яд, она позволит взять себя физически и смерть его будет «красна», не только у ее ног, но и в ее ложе. И вот эта коварная Марго приказывает в вино кавалеру насыпать большую порцию сильно действующего слабительного. Потом его замыкают в уединенной комнате, с кушеткой, да, но без туалета и Марго готовится придти в его объятья, пока кавалер умирать будет, успев, конечно, перед смертью насладиться неземной любовью с Марго. И его оставляют ровно на двадцать два часа в роскошно обставленном апартаменте, но даже без намека на присутствие в ней ночного горшка. Хроникер комментирует лаконично: «Когда открыли дверь, вонь была невыносимая». Надо же, какую дикую прозу жизни Марго в романтическую любовь кавалера внесла!