Страница 16 из 29
Троцкий представлял главный интерес для Локарта, но комиссар иностранных дел по-прежнему находился в Брест-Литовске, не добившись удовлетворительного результата на мирных переговорах с немцами. Поэтому изначально Локарт имел дело с его заместителем Георгием Чичериным, который предложил Британии, раз российско-германские отношения не налаживаются, протянуть России дружескую руку. Всегда самонадеянный Чичерин мягко добавил, что Великобритания должна быть готова признать грядущий великий социалистический Интернационал – всемирную революцию, которая навсегда уничтожит буржуазию.
Большевики уже приняли решение относительно дипломатических отношений с Великобританией и, не теряя времени, предали его гласности, что сделало ситуацию для Локарта чрезвычайно затруднительной. Думая, что его миссия будет не подлежащей оглашению и совершенно секретной, он пришел в замешательство, когда узнал, что в большевистской прессе о нем раструбили как о «доверенном лице» Ллойд Джорджа. Писали, что он является политиком, обладающим на родине значительным влиянием и симпатизирующим делу большевиков. Сотрудник американской разведки в России (который «проглотил» абсурдную выдумку о том, что Троцкий – немецкий шпион), доложил правительству США, что Локарт – опасный революционер[90].
Это было приятно большевикам, но ставило Локарта в совершенно неудобное положение. Однако, по крайней мере, это было преимущество, обязывающее Ленина и Троцкого встретиться с ним.
В первую неделю Локарт и его спутники проживали у различных сотрудников английского посольства, но так не годилось, и он, не теряя времени, снял квартиру в огромном особняке по адресу: Дворцовая набережная, 10, всего в ста метрах от посольства. Из нее открывался вид на реку и Петропавловскую крепость, и она была достаточно большой, чтобы служить и резиденцией, и штаб-квартирой миссии Локарта. Арендная плата была баснословно низкой для такого роскошного места; если бы он пожелал, то мог бы получить и дворец. Многие великолепные дома Петрограда стояли пустыми, и их владельцы-аристократы очень хотели, чтобы в них были жильцы и охраняли их от толпы[91]. В квартире также имелся прекрасный запас вин, за который была назначена хорошая цена. Так что светская жизнь миссии была обеспечена.
Ее светская и дипломатическая жизни были неотделимы друг от друга. Как делал это с самых первых дней своего пребывания в России, агент Великобритании с головой погрузился во все источники информации. У британского посольства появилась сеть общественных связей, которые простирались за пределы английской колонии и уходили в российское общество. Те представители российских правящих классов, которые имели мужество остаться в Петрограде (или те, у которых не было выбора), оказались ценным источником информации. Они могли рассказать о мнениях и настроениях в России, а некоторые даже в какой-то мере понимали большевиков и их лидеров и с долей сочувствия относились к ним.
Однажды воскресным вечером, к тому времени Локарт находился в Петрограде чуть больше двух недель, Хикс привел на ужин гостью. Молодая русская дама из семьи дипломатов и аристократов была очень хорошо известна и популярна в британской общине Петрограда. Хикс познакомился с ней во время своего последнего пребывания в Петрограде. Ее звали Мария фон Бенкендорф, хотя все знали ее как Муру.
Роберт Брюс Локарт всегда был восприимчив к женскому очарованию, но мадам Бенкендорф стала чем-то новым и необычным в его жизненном опыте. Вспоминая много лет спустя свое первое впечатление о ней, он снова был пленен ее неповторимым обаянием. Как это случалось со всеми, кто знал Муру, его внимание привлекли ее глаза, «которые в спокойствии были подобны колодцам грусти и весело плясали, когда ее что-то позабавило». По его мнению, ее привлекательность превосходила привлекательность всех других русских женщин того времени[92].
Однако на тот момент голова Локарта была слишком забита дипломатией и политикой, чтобы должным образом оценить физическую привлекательность Муры. Разговор за ужином в тот воскресный вечер перешел на мирные переговоры России с Германией[93]. Пораженный внешностью Муры, Локарт остался под впечатлением и ее интеллекта. Как и московские либералы – которые все были мужчинами, – она знала настроения и нравы своей страны, и ее мнение было для него твердой валютой.
Двумя днями раньше у Локарта состоялась первая встреча с Львом Троцким. Народный комиссар иностранных дел только что возвратился из Брест-Литовска, где бросил свой потрясающий и совершенно безрассудный вызов: так как Германия не желает умерить свои территориальные притязания, никакой мирный договор заключен быть не может. Все обсуждения закончены. Тем не менее Россия не будет продолжать войну, а продолжит процесс демобилизации, который уже начался. Иными словами, Россия забирает свой мяч и уходит домой, а Германия может сама решать, что ей с этим делать. Троцкий был уверен, что немцы не осмелятся снова начать наступление; их войскам не хватит энтузиазма. И Германия, и Австро-Венгрия недавно были охвачены забастовками, и Троцкий полагал, что рабочие на Западе созрели для революции. Он уверял в этом Центральный комитет, а в речи, обращенной к Петроградскому Совету вечером 15 февраля[94], заявил, что на 99 процентов уверен в том, что Германия не станет нападать[95].
Локарт не был в этом так уверен. Его также полностью не убедила демонстрация уверенности Троцкого. На той первой встрече, которая продолжалась два часа, он почувствовал, что Троцкий в глубине души обеспокоен реакцией Германии на его декларацию «ни мира, ни войны». Для Локарта гнев человека на то, как немцы унизили его во время переговоров, категорически отвергнув условия большевиков и потребовав огромные куски территории в обмен на мир, раз и навсегда доказал, что Троцкий не является немецким агентом, и не важно, что об этом думают некоторые глупцы с Уайтхолла. Он произвел на Локарта впечатление мужественного, любящего свою родину, очень и очень тщеславного человека, «который с готовностью умрет, сражаясь за Россию, при условии, что при этом будет достаточное количество зрителей»[96].
Но гнев Троцкого на немцев был ничто по сравнению с его гневом на англичан. По мнению Локарта, было ужасной ошибкой относиться к Троцкому как к преступнику во время его пребывания в изгнании в Америке. Керенский хотел, чтобы он возвратился в Россию, но англичане сначала интернировали его в Канаде, разжигая его враждебность и заставив отвернуться от умеренных меньшевиков и примкнуть к большевикам[97]. Сэр Джордж Бьюкенен лично заплатил за это, будучи вынужден переносить бурную неприязнь Троцкого. Он также внес в это свой вклад, приняв участие в тайной отправке денег настроенным против большевиков донским казакам и поддерживая связь с их командующим Алексеем Калединым, о чем узнал Троцкий[98]. Бьюкенен пытался уклониться от проведения этой политики (опасаясь серьезных репрессий против англичан в России), но был вынужден подчиниться Уайтхоллу. Страх и стрессовая ситуация подточили его здоровье.
А теперь Локарт столкнулся с результатом – полным глубоких подозрений и враждебно настроенным Троцким. На самом деле он был не так враждебно настроен, как можно было бы ожидать: многое из его антибританских высказываний было рассчитано на публику[99]. За закрытыми дверями он был готов оставить свои чувства в стороне и придерживаться интересов России – а на тот момент это означало вести переговоры с англичанами. Но за этим стоял реальный гнев, который имел свои последствия весной и летом 1918 г. Каким бы умным ни был Локарт, бросить вызов хитрости и коварству Троцкого и Ленина – это, вероятно, оказалось непосильной задачей.
90
Lockhart, British Agent, с. 221–222.
91
Lockhart, British Agent, с. 224. В своих неопубликованных дневниках Локарт указывает адрес: Дворцовая набережная, 10 и дату переезда – 10 февраля (NS).
92
Локарт, неопубликованный очерк «Баронесса Будберг», с. 3. Их первая документально зафиксированная встреча состоялась в воскресенье 17 февраля, тогда как в своих Memoirs of a British Agent (с. 243–244) он дает понять, что впервые встретился с Мурой в марте. Интересно, что он более осмотрительно пишет о ней в своем личном дневнике, чем в опубликованных воспоминаниях, всегда называя ее «мадам Бенкендорф» и не давая ни малейшего намека на существование между ними сколько-нибудь личных отношений. Возможно, он опасался, что его дневник может попасть в руки большевиков; когда писал свои воспоминания в начале 1930-х гг., его отношения с Мурой были слишком хорошо известны, чтобы он о них умалчивал.
93
Локарт, неопубликованная запись в дневнике 17 фев. 1918 г.
94
По григорианскому календарю. Россия перешла на новый календарь 31 января; следующим днем было 14 февраля.
95
Рабинович, Большевики у власти, с. 157–160.
96
Локарт, запись в дневнике 15 фев. 1918 г., воспроизведенная в British Agent, с. 226–227.
97
Lockhart, British Agent, с. 227.
98
Hughes, Inside the Enigma, с. 122–123; Kettle, The Allies and the Russian Collapse, с. 122–123.
99
Hughes, Inside the Enigma, с. 123.