Страница 4 из 11
– Интересно! – первым предложил математический эксперимент, конечно, пытливый ум Бори Каца. – Сколько твой дед выпил вина за свою жизнь?
– Не знаю, – говорю я. – Много.
– Ну, хорошо. Сколько он выпивает стаканов каждый день? – разгорается научное любопытство в Боре.
– Ну, утром – два, днем – два-три, вечером – четыре-пять, – оглашаю я общеизвестные факты.
– Десять стаканов. Так, хорошо, – начал подсчет Боря.
– В праздники – больше! – возражает Славик, в котором, как оказалось, тоже не дремлет беспристрастный ученый.
– Праздниками мы пренебрегаем, это называется «среднее значение»! – говорит Боря.
Славик недобро, плохо смотрит на Борю – он не любит, когда Боря так говорит: «это называется».
– Теперь умножим на количество дней. Сколько лет твоему деду? – рвется к истине Боря.
– Не знаю, – честно отвечаю я.
– Хорошо, возьмем среднее значение – сто лет, – говорит Боря. – За год он выпивает: 365 дней умножить на 10 стаканов, получаем 3650 стаканов. В стакане двести грамм, это получается 730 литров. Теперь умножим 730 литров на сто лет, получается – семьдесят три тонны! – восхищенно заключает Боря.
– Слышь! – возражает Славик. – Он че, по-твоему, как родился, так каждый день по десять стаканов долбит?
– Да, – признает Боря. – Первые годы жизни следует вычесть. Но сколько первых лет жизни твой дед не пил?
– Не знаю, – говорю я. – Ну… Лет пять, может.
Дед почти не ест. Это совершенно особенное состояние организма – это не алкоголизм, это более высокая, космическая форма взаимодействия человека и винограда, когда достигается полная гармония стимулятора и стимулируемого. То есть от вина организм получает все необходимые питательные вещества. Почти исключается, таким образом, потребность в еде. В ней Мош Бордей тем не менее толк знал – за праздничным столом если и прикасался к мясу, так только к тому, которое еще час, от силы пару часов назад бегало по двору, будучи курицей. Вообще мой дед знал толк во всем, чем занимался, все умел делать своими руками, причем не только любую мужскую работу, но и многую женскую – он лихо шил на машинке, вышивал и вязал и отлично готовил: молдавскую, болгарскую, румынскую, венгерскую, еврейскую, гуцульскую, гагаузскую – в общем, любую представленную в этой местности национальную кухню.
Вспоминаю, как дед растапливал печку. Не торопясь. Он никогда не торопился. Он был молчун. Слова не вытащишь. Но коренная, виноградная его мудрость всегда была со мной.
Вот старый, вечный, настенный календарь Моши Бордея. Дед опять отмечает в нем что-то. Мош Бордей не был даже грамотным – он не умел читать и писать. Зато разработал собственный календарь. Он висел у нас в коридоре.
По календарю Моши Бордея в году не было дней, а были только праздники. Календарь у деда был не квадратный, а круглый, и не бумажный, а деревянный – дни нанесены на круглый толстый срез старого дерева, с бесчисленными тонкими годичными кольцами. На срезе старого дерева обозначены праздники. Их много. Советские обозначены звездочками. Еврейские праздники отмечены звездами Давида, православные – желтыми крестиками. Древние, языческие праздники – всякими рисунками, похожими на пещерную живопись. Полнейшая теологическая путаница, царившая в этой системе праздников, для деда была основой дворового миропорядка. А поскольку Мош Бордей управлял винным погребом, принятый им миропорядок, так или иначе, вольно или невольно разделяли все жители двора. Рядом с каждым символом, обозначающим праздник, на календаре вырезана цифра: «100», «150», «200». Значение этих магических цифр очень любил объяснять Вэйвэл Соломонович Вахт. Часто его можно было застать у календаря Моши Бордея – Вахт с гордостью показывал его своим горбоносым друзьям из других дворов и улиц, когда те приходили по праздникам к нам.
– Вот, пожалуйста. Восьмое марта – сто пятьдесят литров. Первого мая – двести литров. А на Пасху – четыреста. Это сколько мы выпьем. Это же известно заранее. Мош Бордей знает людей. Нас с вами. Добрый вечер! – говорит с радостью Вахт, когда к календарю подходит сам Мош Бордей, и скромно добавляет: – Мош Бордей, я извиняюсь. Там, во дворе, просят еще баночку.
– Кто просит? – спрашивает Мош Бордей хмуро.
– Я, – после паузы тихо признается Вахт.
– Я, – не бросает Вахта в позорном одиночестве Славик – он тоже всегда там, где праздник.
– Я! Я! – раздаются из-за спины Славика голоса горбоносых друзей Вахта.
Теперь Вахт не один, теперь он представляет народ. Вахт улыбается, потому что не был уверен, что народ встанет за ним так быстро. Моши Бордея – по одиночке – боятся. Ходить к нему за вином стараются толпой. Народу не откажешь. Так считается.
– Принеси, – говорит Мош Бордей хмуро и протягивает Славику ключи от погреба.
На лицах пьяниц от великодушного решения Моши Бордея расплывается одна, общая на всех, улыбка.
Личные праздники составляли меньшинство в календаре Моши Бордея. Точной даты своего рождения, например, дед не знал, потому что его пьющий отец, мой, стало быть, прадед, по пьянке не завел на сына при рождении никаких документов, и документы деду выписаны были много позже представителем управы, и дата рождения поставлена была самая общая: 1 января 1900 года. Но первого января и так праздник – светского происхождения, так что день рождения деда в этом смысле всегда праздновался не только нашей семьей, но и всей страной.
В году Моши Бордея было пять времен года: Осень, Зима, Весна, Лето и Снова Осень. Понять эту систему жизнеисчисления может только винодел.
Однажды к Моше Бордею пришли Боря и Славик. Они явно спорили о чем-то последние полчаса, и Славик был уже близок к тому, чтобы побить Борю. Боря чувствовал это и пытался спасти – не столько истину в споре, сколько себя.
– Мош Бордей! – сказал Боря. – У нас вот тут со Славиком непонимание.
– Слышь, Циолковский! Это у тебя непонимание! А у меня – нормально все! – тут же обрисовал картину спора Славик.
– Вот, Мош Бордей, вот что такое вино? Вот Вахт говорит, вино – это радость предков! – спрашивает все-таки Боря, косясь на кулаки Славика.
– Конечно, Вахт говорит, – смеется Славик. – На предков списать проще всего свое поведение…
– А я считаю, вино – это форма энергии! – говорит горячо Боря. – Вот у матери, к примеру, молоко. Она кормит им ребенка, правильно? А у земли – вино. Она кормит им взрослых. Это называется – метод аналогии.
– Бредит, – говорит Славик, указав деду на Борю. – Много читает и плохо себя чувствует. Наука, я так считаю, Мош Бордей, еще никого до добра не довела. Че, я не прав? Я лично считаю, вино – это проверка. Вот выпьет человек – сразу видно, че он такое. Вы же сами говорили, Мош Бордей, – у плохого человека даже вино не получается. Да?
– А вот что такое вино, с вашей точки зрения? – настаивает Боря, прячась за авторитетом Моши Бордея от Славика.
– Идите отсюда, – говорит в ответ Мош Бордей. – Если буду глупости думать, кто вино будет делать?
Не менее важной, чем виноделие, частью жизни Моши Бордея было сидение на скамейке, перед палисадником. На скамейке Мош Бордей сидит в паузах между работой по дому или винограднику. Перед собой дед ставит на землю кувшин с вином и большую глиняную кружку. В качестве закуски присутствуют пара толстых ломтей свежего темного хлеба, зеленый лук, фиолетовая влажная редиска и красные яблоки. Так выглядит стол Моши Бордея.
Дед выпивает первую кружку вина и ставит ее на землю с таким вздохом и видом, что вот сейчас, значит, хорошо будет посидеть, закусить, поразмыслить. А сам тут же наливает вторую – и пьет ее уже медленнее. Потом пьет третью. Еще медленнее. А потом сидит, тянет трубку, щурится на солнце своими желтыми глазами. Очень космическое в плане слияния с незримыми ветрами природы это зрелище – когда Мош Бордей сидит на скамейке.
Ну вот. Кажется, все лица нашего двора я вспомнил. Но людей во дворе, конечно, в тот день было больше. Полно людей – ведь сегодня большой праздник. Праздник урожая.