Страница 10 из 11
Однажды мы вот так смеялись, смеялись. А потом я спросил:
– Кого ты больше любишь – меня или Гену?
– Дурацкий вопрос! – сразу перестав смеяться, ответила мне Рая.
– Почему дурацкий? По-моему, это серьезный вопрос. Ты вообще меня любишь?
– Если не люблю, что я тут делаю? – спросила Рая с насмешкой.
– Ну а… его? – спросил я.
– И его люблю, – ответила Рая.
– Разве можно любить двоих? – удивился я.
– Можно любить всех, – сказала тихо Рая.
– Всех? Ну ты даешь! – я засмеялся. – Любить всех… Всех подряд, что ли…
– Дурак! Дурак! – закричала и вскочила на ноги Рая.
Я испугался. Первый раз, я очень испугался поссориться с ней.
– Прости! – сказал тут же я. – Я не хотел… Я просто хотел…
– Что ты хотел?! – спросила Рая зло.
– Чтобы ты любила. Только меня, – сказал я.
– Дурак! – последний раз сказала Рая с усмешкой.
Она не умела долго сердиться. Мы не поссорились. Мы вообще ни разу не поссорились.
Иногда мы засыпали рядом. А иногда я притворялся, что засыпаю, чтобы Рая тоже уснула. Тогда я тихонько вставал и незаметно подбрасывал в Раину коробочку новые свечки. Тонкие желтые церковные свечки.
Славик знал всё о нас с Раей. Он вставал рано утром, похмелье в его возрасте – уже не ерунда. Славик выходил на свою веранду, с полминуты вяло лупил грушу, и присоединялся к моему кувшину с вином.
Вообще-то не только Славик знал. Знал Мош Бордей. Я понял, что он знает, когда однажды клянчил у него в очередной раз кувшинчик вина, и он дал мне к вину еще тарелку всяких фруктов. Мош Бордей никогда, никому из пьющих его вино мужчин не давал фруктов.
И Боря знал. Я сам рассказывал ему по пьянке. А Боря наверняка рассказывал Женечке-химику – у них было такое трогательное правило: не иметь секретов друг от друга.
Знали лабухи. К Моше Бордею заходили утром опохмелиться Аккордеон и скрипач дядя Петря. Оба закоренелые синяки, по утрам на них давили – сверху небо, снизу – земля, и Мош Бордей милосердно наливал им выпить. Лабухи часто видели, как я иду к квартире Гены с кувшином вина. Они все понимали. Они много видели в жизни.
А однажды я сидел на веранде один, попивал вино. Во двор вышла Рая. Она развешивала белье. Я смотрел на нее во все глаза. Рая тянулась к веревке, и я смотрел на ее голые, напрягшиеся, оттого, что встала на цыпочки, смуглые ноги, выглядывающие из-под короткого платья.
– Райка! – в следующую же секунду на пороге своего дома появился вдруг Гена. – Ты где?
И Рая ушла к нему, в дом. Я решил, что напьюсь, как собака, сегодня. И в этот момент со мной рядом вдруг появился дядя Феликс. Отец Бори Каца.
– Деда нет, дядя Феликс, – сказал я. – Он в городе, внука тети Ани крестить будет…
– А я не к деду, – сказал дядя Феликс. – Я к тебе.
– Ко мне? – удивился я.
– Да, – сказал дядя Феликс.
– Да вы не волнуйтесь за Борю! – секунду подумав, сказал тогда я уверенно. – Тетя Доля думает, Славик на него плохо влияет? Совсем наоборот! Славик рад, что Боря учится на финансовый учет!
– Я, конечно, тебя понимаю, Владимир, – сказал в ответ дядя Феликс. – Я понимаю…
Я удивленно посмотрел на дядю Феликса.
– Доля – она же была замужем, когда мы с ней познакомились, – вдруг сказал дядя Феликс.
– Тетя Доля?! – Я совсем растерялся.
– Да. Мы встречались тайком. Ее муж был намного старше ее. Ей – двадцать, ему – сорок семь. Он был профессор, уролог союзной величины. Когда он узнал, что у Доли есть я, он закрыл ее в доме. У него была собака, доберман. У нее было много медалей. Очень злая. Но она любила компот. Доля сварила собаке компот. На спирту. – Дядя Феликс улыбнулся. – Компот был градусов тридцать. Ночью, пока доберман спал, она выпрыгнула в окно. И ушла ко мне – в одной ночной рубашке. С паспортом.
– Тетя Доля?! – переспросил я, не веря ушам своим. – Наша тетя Доля?!
– Да, – сказал дядя Феликс. – Мне было девятнадцать. Ей двадцать. Нам было очень хорошо. Очень хорошо…
Дядя Феликс какое-то время молчал, и я тоже молчал, и смотрел на дядю Феликса, пытаясь хоть как-то совместить то, что я всегда знал о тете Доле, с тем, что узнал только что. У меня не получалось.
– Она так верила в меня, – сказал потом дядя Феликс. – Бросила уролога союзной величины. А я? Не оправдал. Мне должно быть стыдно. А мне почему-то не стыдно…
Я не знал, что ответить. Потом решил сказать так:
– Вы хороший человек, дядя Феликс!
Дядя Феликс посмотрел удивленно на меня. И спросил:
– Ты правда так думаешь?
– Правда! – подтвердил я.
– Спасибо, Вова, – сказал дядя Феликс.
Выпил кружку моего вина. И ушел.
Да, все знали о нас с Раей. Все, кроме Гены. Все-таки он был дурак.
Тогда, в тот день, был дождь. Славик с утра был как-то особенно похмелен и зол. Он пришел ко мне на веранду, сел, выпил с ходу почти все мое вино и сказал:
– Плохо все это кончится. Готовь табло к бою.
Вышел как раз из дождя Гена с зонтиком. И спросил нас со Славиком, по своему обыкновению, остроумно:
– Что встали так рано? Как петухи!
– Слышь, Геннадий! – скривив губы, ответил своим гундосым наглым голосом Славик. – Петухи, чтоб ты знал, просыпаются раньше лосей!
– Почему лосей? – не понял Гена и заржал. – Ну ты как скажешь!
И Гена ушел на свою милицейскую службу.
– В натуре лось… – сказал Славик, презрительно глядя вслед уходящему Гене.
Потом я оставил Славика наедине с его похмельем и пошел к Рае. Славик мне сказал на прощание:
– Дурак!
Я ничего не ответил.
Потом мы с Раей сидели на кровати прошлого века. Она заплела мне на голове десяток мелких тугих косичек. Смеялась и говорила, что я похож на индейца. И вдруг мы услышали громкий, требовательный стук – кто-то стучал в дверь Гениной квартиры. Я испугался. Рая тоже. Она стала быстро одеваться, и мне пришлось застегивать пуговицы на ее платье – они были на спине. Нет на свете более идиотского занятия, чем в спешке застегивать крошечные пуговицы на спине женщины. Меня трясло.
Потом мы с Раей посмотрели друг другу в глаза, и она быстро сжала мою руку своими ладонями. Мы подумали на двоих – одну мысль. Что сейчас что-то случится. Что-то давно должно было случиться, и вот сейчас оно случится, и будет очень плохо – одна мысль на двоих.
Потом Рая, едва не сломав себе ноги, спустилась по лестнице и пошла к двери. Я остался на чердаке. У меня просто не было другого выхода.
– Где он?! – услышал я в коридоре голос Славика, и сразу же камень упал с души.
Видимо, что-то такое почувствовала и Рая, потому что она хихикнула.
– Вовка тут? Пускай мотает отсюда! – угрожающе сказал Славик.
– Что случилось? – Рая нервно рассмеялась.
Вместо ответа послышался какой-то шум, щелкнул замок двери.
Славик зашел внутрь квартиры.
Через несколько секунд кто-то дернул дверь. Потом дернул еще раз – как-то удивленно.
Потом раздался низкий, взрослый голос Гены:
– Рай! Ра-ай!
Я боялся даже дышать. Послышались тихие шаги – это Рая со Славиком отошли от двери. Между ними произошла краткая перебранка шепотом. Потом секунда тишины. И вдруг – дверь открылась.
– О! Генацвале! – раздался наглый голос Славика. – Че ты так рано? Че-то забыл?
– Не понял юмора, – честно сказал Гена. – Ты что это… делаешь здесь?
– Да я в гости зашел, Ген, – спокойно заявил Славик. – Че, нельзя?
Я часто вспоминал потом эти секунды. Представлял себе наглую обаятельную морду Славика. Тупое и серьезное лицо Гены. Я не знаю, какой была в эти секунды Рая. Знаю только, что все это могло закончиться совсем не так, как закончилось.
Славик спасал меня. Плюс к этому его перло. Это было присущее Славику – прирожденному королю улицы – состояние. И видишь, и знаешь, что расклад не в твою пользу, но именно поэтому прет тебя навстречу этому раскладу не в твою пользу. Прет так – удержать невозможно.