Страница 39 из 55
В середине дня троица осилила еще один порог и побрела уже по пояс в грязи. Точнее побрели только Кейлот и Ватто. Лютто же без помех преодолевал одну милю за другой, не чувствуя ни усталости, ни угрызений совести. Кейлот наловчился орудовать жердью не хуже Ватто, но все равно плелся позади, потому что его старые суставы сильно уступали молодым коленям южанина. Помимо всего прочего, окружающая местность также таила в себе немало препятствий для непосвященного и неопытного человека. Взять, к примеру, солнце, которое нещадно припекало с небес и иссушало вязкую поверхность болота, превращая ее в тонкую корку. Толщина ее была незначительной, но приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы оббивать эту земляную пародию на лед, ибо выдержать вес человеческого тела она не могла, а идти мешала. К счастью, в скором времени небо заволокли тучи, и эта досадная проблема разрешилась сама собой.
Не давали покоя и крохотные существа, которых Кейлот поначалу принял за парящие в воздухе водяные бисеринки. О том, что они являют собой настоящих назойливых паразитов, воину предстояло убедиться в самом скором времени, когда невиданные насекомые облепили лицо и осыпали его многочисленными укусами.
– Во имя небес, что это за напасть такая? – воскликнул Кейлот, с трудом преодолевая желание коснуться пальцами иссохшей, воспаленной кожи. Ощущение того, что от единой легкой усмешки его лицо может растрескаться, словно старая гипсовая маска, крепло с каждой долей секунды.
Лютто в этот момент находился далеко. Ответил ему Ватто:
– Это снакты – водяные пчелы. Вместо нектара они собирают росу… ну, или человеческий пот, – когда он обернулся, Кейлот увидел, что лицо южанина покрыто крошечными красноватыми изъязвлениями. Видимо, от снактов ему тоже хорошенько перепало.
– Ватто, у тебя…
– Да, я знаю. Чувствую.
– Есть от этой напасти хоть какое-то спасение?
– Есть, – кивнул южанин, – не потеть.
– А что-то более осуществимое? – спросил Кейлот, оценив его сарказм короткой усмешкой, которая грозила исполосовать его лицо кровавыми ранами. Но естественно, ничего подобного не произошло. По крайней мере, Кейлот этого не почувствовал.
– Обмазаться жиром. У меня есть немного. Собрал в свое время, когда понял, что нам непременно придется пройти по этому маршруту. Но это на ночь.
– На ночь?
– Ну да. Если вы думаете, что в ночное время снакты объявляют о перемирии, то глубоко заблуждаетесь.
– А где же мы будем ночевать? По пути мне не встретилось еще ни одного островка.
– Скорее всего, на дереве… Вы же умеете спать на деревьях?
– Хм, не могу с уверенностью сказать о том, чего никогда не делал раньше.
– Придется попробовать. И лучше бы вам не свалиться.
Кейлот тяжело вздохнул, осознав, что грядущая ночь с большой вероятностью может оказаться для него бессонной. Он остановился, чтобы перевести дыхание. На ладонях взбухли кровавые мозоли. Лицо, усеянное изъязвлениями, зудело и ныло. Снакты тучами носились над головой. Шевелить распухшими губами было больно. Капель, звенящая в воздухе, прибавила в громкости. Ей вторило журчание ручейков, которые стекали по стволам деревьев. И что-то еще… Прислушавшись, Кейлот различил протяжное заунывное пение, перемежающееся горестными стенаниями. Мороз мигом пробежал по коже, и Кейлоту невольно вспомнился рассказ Ватто о привидениях.
«Не может быть, – успокаивал себя воин, – это все досужие сплетни».
Кейлот поднял глаза, в попытке отыскать источник леденящего душу воя, и вздрогнул, обнаружив на одной из ветвей гигантского питона. Его тело двумя десятками колец обвивало толстую ветвь, голова свешивалась вниз, а у безгубого рта танцевал тонкий расщепленный надвое язык. Немигающие глаза горели зловещим зеленым огнем. Вид оказался весьма жутковатым, но стоило воину опустить глаза и скользнуть мимолетным взглядом по бугристой коре, как он тут же отыскал зрелище куда более загадочное и удивительное, чем это. Поначалу разрозненные отрывки видения никак не желали складываться в единую картину, но через мгновение воин осознал, что глядит вовсе не на побуревший и распухший от воды древесный ствол, а как будто заглядывает в чью-то гневную и насупленную физиономию. При всем желании Кейлот не мог сказать, что именно натолкнуло его на подобные размышления: сучковатый обломок, заменяющий созданию нос, беловатые пятна, похожие на полуслепые глаза, из которых непрестанно сочилась вода, или продольные борозды в коре, напоминающие длинную, одеревеневшую бороду? Как бы там ни оказалось, но воин готов был поклясться, что краем глаза уловил слабое движение, как будто древесное лицо в безмолвном негодовании поджало губы и сдвинуло кустистые брови. Слезящиеся глаза глядели на чужестранца с такой жгучей ненавистью, что воин кожей ощущал этот испепеляющий взгляд.
– Какие-то проблемы, господин? – спросил Лютто, неожиданно возникая у Кейлота за спиной.
– Мне кажется, будто я вижу лицо на стволе… – нерешительно начал тот, вполне ожидая, что южанин просто беззлобно посмеется над происками его разыгравшегося воображения и пойдет дальше.
Однако Лютто воспринял его слова совершенно серьезно:
– Вам станет легче, если я скажу, что тоже это вижу? А еще скажу, что ему совсем не нравится такое пристальное внимание к его скромной персоне. Давайте отойдем подальше, пока вам не отвесили оплеуху одной из веток.
Кейлот предпочел последовать совету южанина, хотя не имел никакого представления, о чем тот вообще толкует. И только через десяток нелегких шагов, когда странное дерево осталось позади, воин отважился задать южанину очередной вопрос.
– Что это было, Лютто?
– Это проклятая душа, принявшая облик дерева.
– О! Значит, когда-то оно было человеком?
– Они, – поправил его Лютто, многозначительно приподнимая брови. – Они были людьми. Это дерево – не единственное такое в своем роде. Когда-то давно это был небольшой народец, пренебрегший клятвами и теперь расплачивающийся за свое предательство.
– То-то я и гляжу, что вокруг как-то неспокойно.
– Слышали чьи-то стенания, господин? – уточнил Лютто.
– Вот именно. Сначала я подумал, что это капель, но потом решил, что даже плеск воды не может воссоздать заунывное рыдание.
– Потому-то этот лес и зовется Лесом Плача.
– Что тут произошло?
– Это очень длинная история.
Кейлот остановился, хотел было поплевать на свои ладони, но оглядел большие кровавые мозоли и передумал. Лютто шел рядом, обвешанный кладью, словно навьюченный мул, оставляя позади себя странные следы, на которых остров становился китом, а кит – островом. Над головами у путников вились снакты. Ежеминутно какая–нибудь из водяных пчел со шлепком опускалась на кожу Кейлота или Лютто, и они отгоняли ее взмахом руки. Видя, как машет руками Ватто, становилось понятно, что его донимает та же проблема.
– Насколько я понимаю, впереди у нас еще предостаточно свободного времени, так почему же не развлечь себя интересной историей?
– Хорошо. Тогда слушайте.
Лютто начал:
– Лес Плача некогда – а на самом деле очень давно – являлся южной половиной Мрачного Леса. Но в отличие от северной, южная была населена людьми. Селение не носило никаких конкретных названий, себя эти люди никак не величали, поэтому все называли их просто – лесными жителями. И последних это прозвище вполне устраивало. Домов они не строили, а рыли себе землянки. Питались ягодами и корешками. Жили мирно, никуда не вмешивались и ни с кем не воевали. А к востоку отсюда находился крупный город Роншейн...
– Так называется это болото.
– Откуда вы знаете?
– Ватто не раз упоминал это название.
– Да, сейчас оно и впрямь распространилось на болото. Но вы перебили меня, господин.
– Извини, Лютто.
– В Роншейне тоже жили люди, и общество у них было построено куда лучше, чем у лесных жителей. Может, это был не самый великий город всех времен и народов, но довольно долгое время его название являлось символом процветания, роскоши и богатства. Земляные недра под городом изобиловали рудоносными жилами. Роншейнцам понадобилось совсем немного времени, чтобы это понять. Вскоре тамошняя местность пестрела не только домами и монументами, но также вышками и шахтами. Жители добывали уголь, цветные металлы, золото, серебро… В общем, все то, на чем можно недурно заработать. А землю свозили на склоны Хрустальной Горы.