Дитя Ее Высочества

– Это просто прекрасно, – так же тихо и интимно шепнул ангел.

И нагнулся над девой, как будто собираясь благословить её уста чистым и незамутнённым похотью поцелуем.

– Грех! – окликнул посланца кто-то, кого Лара не видела.

Но окликнул недовольно.

Девушка хотела было возразить, что нет в происходящем никакого греха! А вздумай кто спорить, так она бы указала невежде на святые писания. Но, как это ни прискорбно, возразить ей и шанса не дали. Вместо сладостного поцелуя принцесса получила платок. Сунули его очень профессионально и ловко – Лара и пискнуть не успела. А кляп сверху ещё и лентой перевязали. Так что ни малейшего шанса его выплюнуть или вытолкать у красавицы не имелось. 

Правда стоит отметить, что платок этот оказался вовсе не грязной тряпкой. Напротив, между жемчужных зубок Её Высочества очутилась нежнейшая шелковистая ткань, ещё и обшитая кружевом. Правда, этот самый декор жёстко царапал язык. А от запаха духов, который, казалось, забил горло, слезы сами по себе на глазах выступили.

Но мученья девушки только начинались. Потому что уже в следующее мгновение её, ничуть не церемонясь, перевернули и запаковали, словно индейку, в попону. Так что к цветочному, пусть и сильному, но приятному, аромату прибавилась вонь конского пота и неспособность дышать. А затем Ларелла смогла на собственном опыте осознать прелесть похищения юной девы несомненно благородными разбойниками.

Оказывается, висеть вниз головой – это очень неудобно. Кровь приливает к черепу и угрожает проломить виски. Лежать животом поперёк седла – дико неудобно. Твёрдая, словно дерево, кожа пребольно давит на нежное тело, вызывая не самые приятные желания. Которые в купе с кляпом могут стать причиной настоящих сложностей. Скакать, переброшенной через седло, невероятно, просто ужасно неудобно. Каждый скачок лошади отдаётся во всем теле, и ты чувствуешь себя мешком, набитом тщательно перетряхиваемыми костями.

Стоит ли судить нашу героиню за то, что она потеряла сознание? И вовсе не из-за врождённой чувствительности и избытка эмоций. Физиология, друг мой, штука, с которой не поспоришь.

Пробуждение Его Высочества не было столь же неприятным. Но и его утро омрачили тревоги и сомнения. Герцог, посмевший разбудить брата касанием плеча, и тут же отпрыгнувший назад, как заяц, молча протянул Дарину обрывок. Принц, ещё не до конца избавившийся от ночных видений, машинально взял листок и пробежал по неровным строчкам взглядом: «Если вы жилаетя палучить сваю драгаценость в зад, то исчите ее в старай стараживой башни!» – было выведено каллиграфическим почерком на дорогой, мелованной бумаге. С такими красивыми завитушками и столь безграмотно умели писать исключительно высшие лорды. Но, видимо, в окрестностях завёлся и другой изысканный грамотей. Правда, от этого смысл послания яснее не становился.

­– Какую драгоценность я желают получить в зад? – недоумевающе протянул Дарин, озадаченно потирая рукой лоб. – И дался всем мой зад! – вызверился он тут же.

– Принцесса пропала, – отступая ещё на один шаг и морщась, словно ему уже больно стало, сообщил герцог. – А её лошадь и вещи остались здесь. Так что, «драгоценность» – это, наверное, твоя супруга. Ну а «в зад» значит «назад».

Его Высочество помолчал, полируя теперь уже не лоб, а собственный крепкий, но уже пару дней не бритый подбородок. То ли ему вообще мыслительный процесс на голодный желудок давался с трудом, то ли муки выбора принца одолевали, но думы его весёлостью явно не отличались.

– Да чтоб она вовсе провалилась! – выдал он, наконец, в сердцах. – Может, оно и к лучшему. На кой мне такая жена? Нет, ты мне вот ответь, на кой?

Юный герцог переступил с ноги на ногу и неопределённо пожал плечами.

– Вот и я говорю! – уверился в своей правоте принц и тут же, демонстрируя всем желающим чудеса логики, добавил, – Где тут эта Нечистым драная башня?

– Там, на берегу реки есть одна, – нерешительно подал голос рыжий певун. – Старая, но крепкая.

– Ну, так веди, чего сидишь? – рыкнул Великолепный и снова добавил вполне закономерное, – А тебя я вообще в сортире утоплю.

Все-таки, согласись, дружок, любовь порой творит с людьми очень странные вещи. И, наверное, правы те, кто утверждает, будто она отнимает у нас разум.

***

Очнулась Её Высочество в весьма дурном расположении духа. Все нежное тело болело, напоминая, из какого множества костей, косточек и мышц Отец в мудрости своей его собрал. Правда, ныне мудрёность Небес девушку, почему-то не радовала. Да ещё и мутило, словно она нажевалась протухшей рыбы. В общем, на её памяти имелись и гораздо более приятные пробуждения.

Окружающая обстановка тоже не работала на выработку оптимизма. Ларелла обнаружила себя лежащей на древней кровати без полога. Правда, на растрескавшийся источенный древоточцами остов кто-то додумался постелить вполне приличную перину и накрыть её бархатным покрывалом. Но постель от этого комфортнее не становилась.

В маленькой и абсолютно круглой комнате с единственным узким окном, лишённым и стекла, и ставен, кроме кровати имелся ещё столик, небольшая – ныне потушенная – масляная лампа на высокой треноге и ночная ваза, стыдливо показывающая из-под кровати свой бок. На столике обнаружился ещё и поднос, нагруженный сытной и весьма изысканной едой. И вот это было как нельзя кстати.

Ларелла схватила в горсть жареную перепёлку и, плотоядно обгрызая птичку, как яблоко, принялась исследовать свою темницу. Собственно, объектов для исследования тут нашлось немного. За окном оказался дикий заброшенный крестьянами, а оттого ещё более живописный луг. Вдали темнела кромка леса и что-то посверкивало – река, вероятно. Сама комнатка находилась в узкой круглой башне, примерно на уровне четвёртого этажа над землёй. Ну а дверь, понятно, оказалась запертой снаружи. Створка всем своим самодовольным видом говорила: «Даже и не пытайся!».