Ядовитый цветок

Мона покинула гостиницу в Барселоне, как только услышала о трагедии на гоночной трассе. Учитывая её тягу к самоубийству, можно было предположить самое страшное. Во всех газетах Берт дал объявления, обращение к Моне. Даже в телевизионных новостях прозвучал его голос: «Мона, вернись. Я навсегда оставил гонки». Эта история тронула журналистов и поклонников чемпиона. Его пропавшую жену искали везде и чуть не каждый день Берту приходилось опознавать фотографии трупов женщин, найденных в разных странах. Он даже перестал вздрагивать при очередном визите полицейских, доставлявших свежую информацию.

Болезнь отца заставила Берта срочно вылететь в Нью-Йорк.

— Я не хочу пугать вас, мистер Уэлси, но состояние вашего отца критическое. Неизвестно, как поведет себя его мозг. Если процесс поражения мозговых тканей будет прогрессировать, больной может впасть в кому, имеющую самые непредсказуемые последствия. — Предупредил Берта лечащий врач Дика.

Обида на отца, сумевшего мысленно похоронить единственного сына в угоду молодой жене, не покидала Берта. Как бы коварна и лжива ни была эта женщина, отец должен был поверить сыну. который никогда не предавал его. Но Дик Стеферсон Уэлси — осмотрительный, справедливый, прекрасно разбирающийся в людях Дик, позволил обвести себя вокруг пальца молоденькой шлюхе, едва не изнасиловавшей пасынка.

Попав под влияние магнетической животной чувственности Клер, он жестоко обидел сына. Но ничто на свете не могло заставить Берта нанести ответный удар.

У них никогда не было особо теплых отношений. Дик не отличался тягой к мирным родительским радостям. Да и Берт, с пятнадцати лет живший вдали от дома, не испытывал особой привязанности к жестокому, холодному человеку. Но он всегда уважал отца, гордясь тем, что носит фамилию Уэлси.

После того, как Дик изгнал сына из дома, Берт постарался забыть о родственных отношениях с известным промышленным магнатом. В интервью он упорно обходил эту тему, заявляя, что совершенно свободен от сыновних и деловых обязательств.

В глазах Дика, обращенных к вошедшему молодому мужчине, промелькнуло радостное удивление. Правой рукой он указал на стул возле кровати и подал знак сиделке покинуть комнату.

— Здравствуй, я очень сожалению. — Сказал Берт.

— Ты… ты вырос, мальчик. — Прошамкал Дик и сердце Берта сжалось, он никогда не поверил бы, что его отец станет столь беспомощным и слабым.

— Я не мог не приехать к тебе. Прости, что нарушил запрет.

Дик опустил веки. Из-под них выкатились две крупные тяжелые слезы, побежавшие к вискам. Он протянул сыну руку ладонью вверх и Берт вложил в неё свою.

— Ты должен меня простить, сын. Я оказался силен и проницателен лишь в делах… Женщины оставались для меня загадкой. Теперь я поумнел, но поздно… Я знаю — ты не виноват и все эти годы жил с обидой в сердце… Тебе удалось стать победителем… Я горжусь, сын…

— Наверно, тогда мне следовало лучше все объяснить… Но я был молод, горяч… А ты так счастлив с женой.

— Я расплатился за свои ошибки. Она убила меня, Берт… Но только пообещай… пообещай, что простишь меня… Ты не дашь угаснуть делу всей моей жизни… Возьми бумагу… Это моя последняя воля. Я оставляю все тебе, мальчик. Это очень, очень много.

Взяв листок завещания, Берт почувствовал небывалую тяжесть. Ответственность за империю отца казалась тяжелым грузом.

— Мне хочется быть достойным твоего доверия, отец. Но я боюсь, что не смогу стать вторым Диком Уэлси. Пойми — меня интересуют совсем другие вещи. И тот завод, что ты раньше завещал мне — огромная награда и забота. Я не испытываю потребности в больших деньгах.

Дик отрицательно замотал головой:

— Нет! Не огорчай меня, мальчик. Деньги — это власть… Это риск, игра… Это так, словно ты летишь на скорости по трассе… Впереди всех!.. Ты так похож на меня, только пока не знаешь этого…

Берт промолчал, подумав о том, что, действительно, унаследовал отцовский азарт, фанатизм в избранном деле. И ещё — невезение с женщинами.

— У меня совершенно нет опыта в управлении огромной компанией. Я даже не знаю, каковы твои владения и что растет на твоих полях… Может, ты подскажешь, на кого можно опереться в работе, если врачи будут долго держать тебя в постели.

Дик улыбнулся одними глазами. Вернее, его застывшее лицо немного сморщилось. И все же — это была счастливая улыбка.

— Спасибо. Я верю в тебя, Берт. Главное — не пасовать перед трудностями. Это как раз у тебя здорово выходит. Все необходимое тебе расскажет мой заместитель — Ричард Экем. Можешь доверять ему во всем… Займешься делами сам, когда почувствуешь к этому тягу… Но я постараюсь выкарабкаться, мальчик, и стану твоим учителем сам… Запомни, у Стеферсонов Уэлси очень крепкие жилы… Нас не так-то легко сбросить с коня, сын…

— Да и с трассы тоже. Я не бросил бы гонок, если не слово, данное Моне. Она слишком тяжело переносит мои неудачи.

— Ты нашел жену?

— Пока нет. Но я поклялся, что если найду её, никогда больше не сяду в болид. — Берт сжал зубы. Это решение далось ему не легко.

— Выходит, все к лучшему. — Правый уголок рта Дика чуть приподнялся, выражая оптимизм и надежду. — Я поднимусь, ты найдешь Мону, и мы будем жить здесь все вместе. А каждое утро ты будешь садиться за стол в своем кабинете «Стеферсон Уэлси компани». Клянусь, там погорячее, чем на гоночной трассе… Да и шансов вылететь куда больше… Но ведь ты из породы победителей, мальчик… Весь в своего… — Голова Дика упала на бок, глаза закрылись.

— Он уснул. — Тихо сказал вызванный Бертом врач.

Дик Уэлси умер через три дня и был похоронен на кладбище в Лунсвилле, где покоился прах его родителей и жены. Прибывший на церемонию погребения Берт заметил среди многочисленной толпы даму в эффектном траурном костюме, которую непрестанно фотографировали репортеры.

Она развернулась так, чтобы позволить ветру поднять длинную густую вуаль, опускающуюся с широких полей шляпы. Защелкали блицы, целясь в бледное, скорбное лицо. На мгновение глаза Берта и Клер встретились. Друзья увели потрясенную вдову к черному кадиллаку. Берт остался, чтобы побыть в одиночку у засыпанного цветами надгробия.

Клер не ошиблась в оценке брошенного на неё взгляда бывшего пасынка: Берт объявил ей войну.

Клер удалось достойно выдержать роль вдовы, потерявшей горячо любимого мужа.

— Я чувствую себя так, словно из моей груди достали сердце. Не знаю, как скоро мне удастся вернуться к работе… До завершения съемок в мини-сериале «Горький мед» осталось десять дней. Не стану предвосхищать события и рассказывать нашим зрителям, чем окончился эта трогательная любовная история, но должна сказать — роль Арнелии, потерявшей свою любовь, как нельзя лучше соответствует моему душевному состоянию, — сказала в интервью Клер.

Она ловко избегала каверзных вопросов о наследстве мужа, делавшем её одной из богатейших женщин Америки.

— Разумеется, Дик позаботился о том, чтобы обеспечить мое существование. Однако, большая часть его капитала вложена в предприятия. Из меня плохой бизнесмен, а тем более — директор завода. Думаю, что тяжкий труд продолжения фамильного дела возьмет на себя сын Дика — Берт Уэлси, известный автогонщик. Берт намерен оставить блестящую карьеру и посвятить себя «Стеферсон Уэлси компани».

Фыркнув, Дастин вернул стюардессе стопку журналов. Он возвращался из Белграда, где провел три недели, беседуя с государственными деятелями и простыми жителями бывшей столицы Югославии. В район военных действий журналист Морис, естественно, соваться не стал. Пусть делают карьеру на кровавых репортажах прыткие молокососы. Шефу «Ироничного наблюдателя» такие трюки ни к чему. Дастина совершенно не волновали политические эксцессы и всевозможные бойни, идущие под теми или иными лозунгами. Однако, он упорно строил из себя гуманиста и крутого американского парня, пекущегося о мире и справедливости. Трехнедельная щетина на его щеках свидетельствовала о том, что журналист Морис возвращается домой после трудного и опасного дела.