Страница 25 из 56
— Вы во многом облегчите себе поиск, — посоветовал мне Анатолий Рыбаков, — если обратитесь к помощи читателей, опубликуете рассказ о своих находках в журнале или газете.
— Но как я буду печатать историю без конца? — засомневался я.
— Это обычное явление. Вспомните хотя бы пример Ираклия Андроникова. Я убежден — от читателей, свидетелей, очевидцев вы получите массу новых сведений и материалов. И может быть, самых неожиданных…
— В журнале «Техника — молодежи» есть такой раздел: «Антология таинственных случаев», — пошутил я. — Вот для него такой материал — в самый раз!
— А это идея! — вдруг серьезно поддержал эту мысль писатель. — «Техника — молодежи» — журнал, пользующийся огромной популярностью. Его читают люди всех возрастов.
Изложив в коротких заметках свои раздумья и сомнения, я отнес очерк в редакцию журнала.
Камень был брошен. Теперь нужно было ждать «кругов» от него.
А впереди — столько месяцев неизвестности! Когда-то еще пойдут письма.
Глава четвертая
„АНТОЛОГИЯ ТАИНСТВЕННЫХ СЛУЧАЕВ“
1. «ЗА» И «ПРОТИВ»
Первая небольшая публикация о «Марии», предложенная журналу «Техника — молодежи», не содержала сенсационных открытий. В ней были изложены мои многолетние размышления над имеющимся в архивах и разного рода работах материалом. Анализ его убеждал меня в том, что наиболее вероятна в данном случае версия о преднамеренном взрыве корабля.
Но поскольку точки над «i» тогда не могли быть поставлены, решено было напечатать в журнале мой очерк именно под рубрикой «Антология таинственных случаев». По традиции, существовавшей в этом разделе, материал всегда давался специалисту — «оппоненту», который высказывал свои «за» и «против» по существу проблемы, размышлял над выводами и версиями, предложенными автором статьи.
Так было и на этот раз.
Давний мой друг главный редактор «Техники — молодежи» Василий Дмитриевич Захарченко, встретив меня как-то, сообщил:
— Мы направили твой очерк в Ленинград. Капитану первого ранга, кандидату военно-исторических наук Николаю Александровичу Залесскому.
Сообщение явилось для меня полной неожиданностью: я знал, что Н. А. Залесский был решительным противником версии преднамеренного взрыва «Марии». Но тем не менее все это могло быть интересным и полезным.
— Что ж, — ответил я Василию Дмитриевичу. — Все это хорошо. Но для большей объективности, мне думается, нужно дать очерк и противнику и стороннику выдвинутой мною версии. Пусть поспорят. Это же в интересах поиска. Может быть, откликнутся читатели, моряки, историки. Глядишь — и новая ниточка поиска появится!..
Через неделю Захарченко позвонил мне:
— Я сговорился с двумя адмиралами. Анатолием Ивановичем Сорокиным и Главным штурманом Военно-Морского Флота Александром Никаноровичем Мотроховым. Очень интересные соображения высказывают. Никогда не думал, что история такой давности так волнует людей…
Я не предполагал тогда, что почта и отклики на очерк о гибели «Марии» превзойдут самые смелые ожидания.
Очерк об «Императрице Марии» был опубликован в десятом и одиннадцатом номерах «Техники — молодежи» за 1970 год. Здесь же печатались мнения Н. Залесского и А. Сорокина.
«Через всю повесть «Тайна «Императрицы Марии», — писал Н. Залесский, — красной нитью проходит страстная убежденность автора в том, что трагическая гибель флагманского корабля Черноморского флота «Императрица Мария» в 1916 году — дело рук немецких агентов. Однако для установления истинных причин нескольких взрывов на «Императрице Марии» одних сравнений и рассуждений недостаточно. Нужны документы, а их-то, к сожалению, у Анатолия Елкина нет.
Какие же возражения против доводов автора можно высказать.
Как это на первый взгляд ни странно, но «находка» в Кенигсберге еще ничего не доказывает.
Фотографии взрыва «Марии» имелись в штабе Черноморского флота еще за 21 год до «находки в развалинах Королевского Замка». Дело в том, что снимки были сделаны не немецким агентом, а русским фотографом. У автора этих строк имеется фотооткрытка момента взрыва, на обратной стороне которой стоит штамп: «Фотографическая лаборатория Штаба Команд. Черноморским флотом». Еще одна оригинальная фотография другого момента взрыва этого корабля хранится в Центральном военно-морском музее, причем на лицевой ее стороне в верхнем углу стоит штамп: «Секретно». Вряд ли этот штамп на русском языке поставили… немцы…
В чем же тут дело? Действительно ли эти фотографии могли оказаться в Германии? Да, могли — в этом автор прав. Но причины того, как они туда попали, совершенно иные, чем полагает А. Елкин. Когда в 1918 году немцы оккупировали Севастополь, то они, естественно, проявили большой интерес к материалам штаба флота…
Как было сказано ранее, документального подтверждения того, что гибель «Марии» явилась результатом диверсии, автор не приводит. Он ограничивается лишь логическими рассуждениями, иногда не беспристрастными, так как сам автор убежден, видимо, в диверсии. Между тем столь же логичные предположения, и может быть более убедительные, можно высказать о том, что взрыв «Императрицы Марии» вызван другими обстоятельствами.
Бывший старший офицер линейного корабля «Мария» капитан 2-го ранга Городысский, находясь в эмиграции, в 1928 году опубликовал в «Морском журнале» (издавался в Праге на русском языке) статью, посвященную гибели «Императрицы Марии». Городысский пишет, что «после многих расспросов, размышлений и сопоставлений разных фактов» он пришел к заключению, что пожар на корабле начался с одного из полузарядов, находившихся в 1-й башне. Вот как, по его мнению, происходили события 7 октября 1916 года.
В этот день после побудки дежурный по 1-й башне старший комендор Воронов спустился в погреб башни с тем, чтобы замерить в нем температуру, и тут он увидел: полузаряды не убраны в стеллажи…
Воронов, видимо, решил, не ожидая прихода других матросов, сам навести порядок. Во время этой работы он, вероятно случайно, уронил один из пеналов, который ударился о палубу погреба и загорелся. Затем огонь перекинулся на другие полузаряды — возник пожар. Сам Воронов, получив ожоги, погиб… Конечно, доброкачественный порох не должен воспламеняться от удара. Но порох проверялся в лаборатории выборочно, так что вполне мог попасться недоброкачественный полузаряд. Кстати, подобный случай произошел в октябре 1915 года на линейном корабле «Севастополь»…
Как видим, версия Городысского намного доказательней доводов А. Елкина, во многом умозрительных. Утверждение, что взрыв «Марии» произошел в результате диверсии немецких агентов, не выдерживает критики…»
«Раскрытая тайна — уже не тайна, и о ней не спорят, — размышлял вице-адмирал А. И. Сорокин. — Естественно, что и в дискуссии о причинах гибели линкора «Императрица Мария» могут быть различные точки зрения, различные версии. Любая из них плодотворна, если помогает нам приближаться к истине, к разгадке.
В данном случае мы имеем дело с двумя прямо противоположными версиями. Автор одной из них — писатель-маринист Анатолий Елкин, пожалуй, впервые собрал воедино все прямые и косвенные доказательства того, что катастрофа на «Марии» — следствие диверсии. Автор второй — инженер-капитан 1-го ранга Н. Залесский считает взрыв следствием небрежности…
Рассмотрим «возражения» Н. Залесского, заметив сразу, что «возражения» эти не коснулись основных документов, о которых речь идет в повести А. Елкина.
Н. Залесский считает, что находка в Кенигсберге «еще ничего не доказывает» на том основании, что фото взрыва «Марии» были сделаны русскими фотографами, а в Германию эти документы могли попасть в 1918 году, когда немцы оккупировали Севастополь и получили доступ к материалам штаба Черноморского флота.
Во-первых, такое предположение — не доказательство. Во-вторых, позволю себе сослаться на такое свидетельство:
«Гибель «Императрицы Марии» от германской диверсии — не предположение, а вполне обоснованный факт. Подтверждением этого может служить, в частности, следующий случай. Однажды в Военно-морской музей явился неизвестный морской офицер и предложил коллекцию снимков «Императрицы Марии», произведенных в момент гибели корабля.
Подобную серию снимков могли сделать лишь люди, знавшие день и час замышлявшейся диверсии…» (см.: Крылов А. Н. Некоторые случаи аварии и гибели судов. М. — Л., Государственное военно-морское изд-во Союза ССР, 1942, с. 24).
Есть и другие свидетельства такого рода, так что здесь Н. Залесский ничего не опроверг.
Второе, более существенное, — ссылка Н. Залесского на статью бывшего старшего офицера «Марии» Городысского, опубликованную в 1928 году в эмиграции, в Праге. Что же — это мнение одного Городысского, фигуры, кстати, еще совсем неизученной. То, что появлялось в белоэмигрантской печати, нередко исходило из мотивов, весьма далеких от установления истины.
Но если и признать свидетельство Городысского «чистым» фактом его, Городысского, мнения, то является ли это «решающим» доказательством? Конечно, нет!..
К размышлениям А. Елкина следует добавить здесь и мнение, высказанное в работе С. Я. Штрайха «Академик Алексей Николаевич Крылов». Здесь говорится:
«…Подозрение на злой умысел обосновывается существенными отступлениями на погибшем линкоре от требований устава по отношению к доступу в крюйт-камеры. Это объясняется халатностью, небрежным отношением некоторых представителей командования к порученному им дорогостоящему кораблю. При таких условиях создалась сравнительно легкая возможность осуществления злого умысла» (с. 163).
Спрашивается, почему выводы академика А. Н. Крылова, основанные на опросе всех свидетелей катастрофы на «Марии», исследовании всех материалов этого дела, нам должны казаться менее убедительными, чем мнение одного Городысского?..
Материалы об участии немецкой агентуры во взрыве «Императрицы Марии» и о связи с этой акцией окружения Распутина приведены в работе П. Мягкова «Германская военно-морская агентурная служба в мировой войне» и в десятках других исследований.
Кроме «прямых» любое следствие знает еще и систему «косвенных» доказательств. Думается, А. Елкин собрал подавляющее большинство из них…
Значит ли это, что в исследовании тайны «Императрицы Марии» поставлена последняя точка? Конечно, нет! Окончательные выводы, возможно, придут с находкой новых материалов…»