Страница 26 из 125
Ахмадов сказал одному из чеченцев:
-- Руслан, дай русскому гранатомет и выбери для него цель.
Воропаев замер, он понял, что сейчас будет. Но выхода не видел, а умирать тоже не хотелось. "Я им потом отомщу...Пока буду делать вид, что подчиняюсь, но все равно сбегу и отомщу гадам. Втройне отомщу."
Сначала из-за поворота появилась БМП, за ней танк, а за ним два тяжелых "Урала", которые перевозят живую силу, за ними -- бензовозы... Олег понял, сейчас наступит миг, который решит все. Ему сунули в руки гранатомет "муха", Ахмадов расстегивал футляр еще одного гранатомета.
-- Целься! -- сказал он Олегу и смотри не промахнись.
-- Куда целиться?
-- В БМП...Возьми с небольшим опережением.
Но он медлил, держал гранатомет, повернутый стволом в другую сторону. Ахмадов вытащил из-за пояса пистолет и приставил к голове пленника.
-- Не могу, -- простонал Воропаев и отвернулся. -- Убивай, плесень...
Ахмадов взвел курок.
-- Считаю до трех...Раз, два... Ты же видишь, не мы к вам пришли, а вы к нам...
Воропаев перевернул гранатомет и начал целиться. Глаза заливал пот. Он заплакал и сквозь пелену смотрел на до боли знакомые очертания БМП, где сидели такие же как он солдатики. Сейчас их не будет. Он нажал на спусковой крючок и воздух прочертила огненная порабола и несшаяся впереди нее граната прошла в метрах пяти от БМП. Он почувствовал сильнейшую боль в затылке и потерял сознание. И потому не услышал слов Ахмадова: "Сволочь, жалеешь своих, не любишь нас..." И чеченец рукояткой пистолета саданул ему в затылок...
Трижды брали его с собой в засады и каждый раз он не оправдывал надежд боевиков. А у тех в свою очередь был азарт перелицевать русского, сломать его волю. Сначала ему отстрелили безымянный палец на левой руке, затем тот же пацан Ваха, заставив Воропаева разуться, острым ножом отмахнул ему два пальца -- большой и средний, на правой ноге. Чтобы не убежал. И наступил проклятый день, когда ему снова сунули в руки гранатомет и приказали взорвать выехавший из-за скалы уазик. И он выстрелил, отведя прицел в сторону от машины и, к своему изумлению, увидел, как уазик подпрыгнул, проехал несколько метров на боку, и, кувыркнувшись через капот, упал с откоса. Кто в нем ехал, он не знал, но Ахмадов был доволен. Он скалился и похлопывал Олега по плечу. И не знал Воропаев, что это была поставленная Ахмадовым сцена: вместе с выстрелом Олега, в уазик выстрелил Ваха, скрывающийся в кустах боярышника.
-- А ты говорил -- не можешь... Молодец, парень, жить будешь, воевать хорошо будешь...Теперь возьми эту игрушку и немного потренируйся по живым мишеням. Ахмадов отдал ему свой автомат. Он видел, как на "уралы" обрушился шквал автоматно-гранатометного огня, как из машин выскакивали омоновцы. Некоторые из них тут же замертво падали под колеса машин. Другие кидались в кусты и оттуда начинали отстреливаться.
Воропаев, стиснув до боли зубы, закрыв глаза, поливал и поливал из автомата. Сбоку зацокали пули, а он стрелял и стрелял. Ему казалось, что патроны в дергающемся у плеча автомате никогда не кончатся, и что он стреляет целую вечность. Но это продолжалось не более четверти минуты, в течение которых его крупным планом фиксировала телекамера.
Потом были другие засады, другие бои и он по-прежнему стрелял в сторону от цели, но к своему удивлению, его за это никто не наказывал. Ему как будто поверили. А однажды Ахмадов затащил его в пещеру и включил видеомагнитофон, питающегося от переносного генератора. И вот она дьявольская кухня палачей: на кассете было крупное изображение Воропаева и то, как он с автоматом или гранатометом в руках ведет бой, и тут же новый крупный план -- оторванный от машины задний мост и сам вставший поперек дороги искореженный взрывом АТН, лежащие на дороге и в кюветах российские солдаты. И создавалось полное впечатление, что навалял кучу людей и подбил всю технику этот белокурый русский парень, превратившийся в настоящего зомби.
Ахмадов, щерясь, изрек: "Ты, Алик, хитрый, но я тебя перехитрил".
После такого телесеанса, Воропаев понял, что теперь ему никогда не отмыться. Понимал это и сатана Ахмадов. И потому, когда он подбирал людей для диверсионной вылазки в Воронеж, он одним из первых зачислил в группу Олега Воропаева...Сказал, что нужен водитель. Однако о цели -- ни слова, что говорило о чрезвычайной засекреченности готовящейся операции...
...В воспоминаниях дорога становится короче, но душа от них обледеневает. Он почувствовал непреодолимую ненависть к Ахмадову и понимал, что с таким чувством возвращаться на базу нельзя. Он присел возле березы, закурил и, глядя на небо, по которому плыли предосенние тучи, стал приходить в себя...
...Первым он увидел Изотова. Тот нес на плече металлическую трубу.
-- Погодь, -- обратился к нему Воропаев. Негромко спросил: -- Ты в курсе для чего мы тут уродуемся?
Изотов по природе молчун, жизнь сделала его нелюдимым.
-- Я не здешний, -- сказал он, уклоняясь от ответа. -- Ты же ближе к Саида, должен знать лучше меня...
-- Заткнись! -- Воропаев, сжав кулаки, сделал шаг к Изотову, но его окликнул Ахмадов.
Весь день прошел в расчистке пространства между гаражом и казармой. Между прочим, все окна на ее первом этаже уже были затянуты целлофановой пленкой, а само помещение вычищено, как будто кто-то готовился к большому балу.
На ночь были выставлены посты. Николеску дежурил внизу, держа под контролем дверь казармы и весь двор, который они расчищали. Изотов со снайперской винтовкой, оснащенной прибором ночного видения, отправился на крышу казармы.
Спали в спальных мешках. Саид уснул сразу же как только залез в берлогу мехового мешка, Воропаев же долго ворочался. Его терзали воспоминания по дому и угрызения совести, которые точно не разродившийся вулкан, то затухали, то снова начинали бурлить. Дагестанец Хаджиев, видимо, в дороге простыл, и прежде чем затихнуть, долго кашлял.
Через два часа Воропаева разбудил Ахмадов -- велел сменить на посту Изотова. Олег, подхватив лежащий у спального мешка автомат, на ходу закуривая, вышел во двор. По пожарной лестнице поднялся на крышу и чтобы не спровоцировать Изотова внезапным появлением, тихо позвал его: "Изот, это я, Олег..." Но ему никто не ответил. Поверхность крыши была покрыта битумом и потому скрадывала шаги и Воропаев бесшумной тенью двинулся в другой ее конец. Изотова он застал лежащего на боку, рядом с ним -- СВД, снайперская винтовка Драгунова. Он наклонился и потрепал по плечу Изотова: "Вставай, иди спать вниз..." Но что-то для руки показалось странным, какая-то каменная неподвижность была в худеньком плече лежащего человека. "Изот, вставай!" -уже громче сказал Олег, и перевернул лежащего лицом вверх.. Неживые глаза смотрели в небо, Олег ощутил на руке что-то холодное, липкое. Это была кровь. Изотов весь находился в крови. Воропаев отвернул полу его тужурки с многочисленными карманами и увидел прореху на рубашке, уже покрывшуюся черной коркой. Блеснула плексигласовая рукоятка финского ножа. Видимо, он умер, не успев его вытащить из своего тела. Это было классическое харакири. "Черт возьми, его затрахала совесть...А почему совесть, может, тут ночью кто-то побывал? А может, эта сволочь Саид его зарезал, -- внезапная мысль обожгла сознание Воропаева. -- Это же он ему не доверял..." Но когда он взял в руки винтовку Изотова, чтобы с ней спуститься вниз, он увидел белеющую трубочку, торчащую из дула винтовки. Это была свернутая бумага и, развернув ее, он увидел заштрихованный темнотой текст. Присев на корточки, он включил карманный фонарь и высветил то, что оставил после себя Изотов. В предсмертной записке было сказано: "Больше не могу...Все бессмысленно. Мама прости, ты не виновата."