Унесенные блогосферой

Она замолчала, с интересом разглядывая себя в зеркало и казалось, полностью сосредоточилась на этом занятии, забыв обо мне.

– А сына его знала? – поинтересовался я, убедившись, что тетка не собирается продолжать разговор. – Вы же, получается, примерно ровесники?

– Такое знакомство маловероятно, – не сразу отозвалась она.

– Почему? – я настаивал.

– Точек пересечений интересов мало. Хотя, с другой стороны, в этом-то и странность, – она снова задумчиво посмотрела на свое отражение, и плавно, не поворачивая головы, перевела взгляд на меня. – Чувствуешь?

Я совершенно ничего не чувствовал, кроме легких поглаживаний по волосам от моей белокурой мастерицы. Виктория хмыкнула и продолжила:

– А странность между тем есть. И приличная. Очень интеллигентные родители, а сын с невесткой мечутся из ресторана в ресторан и устриц там фотографируют.

Я лишь пожал плечами, вспомнив сразу несколько знакомых из не менее интеллигентных семей, которые занимаются примерно тем же самым: ездят, жрут и постят.

– Полно таких, – улыбнулся я.

– И все-таки есть несоответствие. Я бы назвала это несоответствие речевым, – настаивала она.

– Как это?

– Это тойоточка моего любимого. Это наши айпадики и айфончики в обновочках! А это пальчики моего зайчика. А тут шейка моей канарейки. А вот ручки моей… – Вика рассмеялась, довольная своим матерным каламбуром.

– И что это такое? – спросил я, хотя уже догадался, что она цитирует подписи к фотографиям, которые убитые размещали на своей странице.

– Кто так выражается? – проигнорировала она мой вопрос.

– Не знаю, кто угодно.

– Кто угодно? – она недоуменно подняла бровь. – Ты так выражаешься?

– Я – нет…

– Я так выражаюсь?

– Ты не в счет.

– Ладно, а кто-нибудь из твоих знакомых?

– Как-то слишком сиропно…

– Вот именно. А это речь сына и снохи одной из самых известных научных семей города. Убитый парень, между прочим, был аспирантом.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – возразил я, подумав о том, что в частном общении так может выражаться и доктор наук.

– Дома или на вечеринке с друзьями так может говорить кто угодно, – моментально отреагировала Вика, выразив вслух то, о чем я подумал. – Но не на обозрении всех своих друзей и коллег по работе. Пусть даже и бывших. Такая семья – это все-таки определенный уровень.

– Ну, да, сынок профессора Романихина явно не гик.

– Что? – переспросила она.

Когда я употреблял интернет-словечки, Виктория всякий раз требовала расшифровки. В отличие от некоторых рьяных русофилов Вика не переживала о том, что русский язык умирает от засилья иностранных слов. Как всякий филолог она относилась к процессам в языке с философским спокойствием, уверяя, что еще древние египтяне сетовали на тот факт, что их язык портится и хотели его оградить от заимствований из древнеарамейского, на котором говорили древние иудеи, а потом и из древнегреческого языка. Но многие специалисты в области лингвистики твердо уверены, что если какому-то языку суждено умереть, то он непременно умрет, а если языку суждено измениться, то он изменится, что бы ни предпринималось для его сохранения в первозданном виде. Исключение составляет разве что французский язык, который так яростно охраняется от заимствований, что даже для международного слова «компьютер» французы имеют свое собственное название, которое они выводят с глубоким прононсом и особенной национальной гордостью: «ординатёёёр». Впрочем, пусть бросит в меня камень тот француз, который при этом не в курсе, как переводится слово «компьютер». Уверен на все сто: бит я не буду, что лишь является лишним подтверждением того, что охранять язык от чужих слов бесполезно, ведь язык умнее нас. Так что Виктория активно осваивала самые разные новые словечки, в том числе и с моей помощью, нимало не переживая об их влиянии на судьбу нашего великого и могучего.

– Гик – это как английское geek. Типа чокнутый, – перевел я. – Чокнутый на науке. То есть у нас как раз наоборот – совсем не гик.

– Мда, не наш случай, – согласилась тетка.

Она снова замолчала, а я, воспользовавшись возникшей паузой, сказал то, что пришло в голову в первую очередь:

– Вик, мне кажется, все, что пишут эти ребята – это речевые акты демонстрации. Как надпись на открытках из экзотических стран «wish you were here», которая буквально переводится как «смотрите, как мы круто тут без вас отдыхаем».

– Есть такое, – ухмыльнулась она.

В этот момент что-то пронеслось мимо моего уха, и через секунду я увидел лицо девушки-парикмахера совсем близко.

– Не смешите меня, – шепнула она, ловко подхватила с пола ножницы и уже через мгновение с сосредоточенным и безукоризненно вежливым выражением лица вновь кромсала мои мокрые пряди. Менеджер зала, высунувшая было на звук любопытный нос, так и не поняла, кто из девочек провинился.

– Вот тебе и читатель: подружки, друзья, такая же золотая молодежь, – проговорил я нарочито громко, испытывая гордость за удачную шутку и пытаясь перехватить в зеркале взгляд моего прекрасного парикмахера, но девушка нарочно закрылась от меня тяжелыми волнистыми прядями. – Вряд ли это повод для убийства, – ответила Вика, думая о своем.

– А по-моему, вполне себе повод. Почему, например, плагиат в ученой среде – повод для убийства, а новая машина соседа – нет? Или айпад? Или устрица?

Пахучее бигуди отрикошетило от моей щеки и – при всей неестественности звучания на русском – именно «оно – мое – пахучее бигуди» шлепнулось мне на колени.

– Что это за истерика? – спросил я, глазами показав на бигуди.

– Я пытаюсь побыстрее разобраться с этим дурацким делом. Иногда я рассуждаю перед зеркалом. Привычка. Можешь не обращать внимания и, ради бога, не сбивай меня! Это раз. И два, зачем ты напомнил про ученых? Мне сегодня на кафедру идти. Еще какое-то время могла о них не думать, – раскапризничалась Виктория.

– Подайте, пожалуйста, этот бигудь, – промурлыкала моя милая VIP-мучительница, и я краем глаза заметил, что Вика едва заметно дернула плечом.

Но земля не разверзлась, никого не поглотила, и лицо девушки не превратилось в старое сморщенное яблоко от того, что она не знала об отсутствии у слов вроде «бигуди» единственного числа. Я высвободил руку из-под накидки и медленно передал бигуди, слегка коснувшись белых прохладных пальцев девушки.

– Пока меня настораживает только одна запись со стены жены: «хождение на лыжах и MacDonald’s после них – это очень хорошо для меня!» – продолжала Виктория. – Она выбивается.

Я не отвечал, выполняя просьбу не обращать внимания, однако тетка уже требовала этого самого внимания с удвоенной силой:

– Выбивается, понимаешь? – метнула она сердитый взгляд в мое отражение.

– Чем же? – вздохнул я, сознавая, что обижаться на нее не имеет никакого смысла, как нет смысла обижаться на строптивую кошку: если кошка решила полежать на ваших коленях, она будет там лежать, несмотря на то, что пять минут назад показала вам спектакль, где исполнила роль матроса, используя ваши любимые занавески как мачтовый канат.

Вика рассмеялась, вернее, сделала что-то вроде «охо-хо-хо» одними губами, поскольку теперь не только ее голова была увешана бигудями и инопланетными спиралями из фольги, но и лицо облеплено странно-пахнущей субстанцией, поверх которой наложили прозрачную пленку.

– Ты был в MacDonald’s?

– Был, – признался я. – Мы там пару раз после лекций зависали с группой.

– Ну, и как, подавали там устриц да шашлыки из угрей?

Я промолчал и покраснел. Говоря по правде, поход в MacDonald’s был для меня событием, которое я мог позволить себе не чаще двух-трех раз в месяц. Нельзя сказать, что я пришел в восторг, – все-таки отношение нашего общества к американскому общепиту хорошо известно. Так же, как и мои друзья, я небрежно заказал картонную коробочку и картонный стаканчик, фамильярно развалился на пластмассовом стуле, но в это самое время я втайне наслаждался аппетитным вкусом, запахом и прохладой кондиционеров. Мне почти не с чем было сравнивать, поэтому элементарный комфорт воспринимался как нечто замечательное. Но я вовсе не имел желания признаваться в этом кому бы то ни было. Вика, конечно, раскусила меня. Она сидела, обернутая, как и я, черной простыней и загадочно улыбалась на манер египетского Сфинкса. Из-за пленки на лице казалось, что у тетки, как и у нынешнего Сфинкса вовсе отсутствует нос. Жуткое зрелище. Никогда не интересуйтесь, чем ваши знакомые женщины занимаются в салонах красоты.