Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 55



В общем, минут через десять пузырь у меня в кармане уже булькал. А тут и Палыч подоспел. Велел я ему доску держать. А сам хвать пацана и поставил его на тачку. Сосед ему тут же доску сунул под руки. Тот подмены не заметил. Сразу пошёл на моей доске писать-стирать. Так и покатил я его в тачке к себе на участок.

Качу, а Палыч задом пятится, доску держит. Куркуль аж прослезился на радостях, что мы его так дёшево от этой напасти избавили.

Закатили мы тачку ко мне на участок, сгрузили пацана возле сарая. Он сразу как врос в землю, пишет и стирает, пишет и стирает на стене. Ну да от моего сарая не убудет, это не розовый забор. Пусть старается на горбылях.

Раздавили мы на радостях с Палычем честно заработанный пузырь, поговорили за жизнь душевно, только под конец сосед окосел маленько, опять начал мальчика жалеть. «Какой он, – говорю, – тебе мальчик? Это секретный робот. Наш или инопланетный, не суть важно. И лететь ему никуда не надо. Его тут оставили, наверняка, как испорченное имущество. Так что и болтать о нём никому не надо. А то, как в кино, придут люди в чёрном. Будут дурные вопросы задавать. Оно тебе надо?» «Не надо». «Понял?» «Понял».

Налил я Палычу на посошок, и пошёл он, на ветру качаясь. Слаба всё же интеллигенция на выпивку.

С утречка я попил пивка, огурцы полил. То сё по хозяйству. Пацан весь в росе, но стоит у стеночки, пишет. Доски как наждачкой за ночь отполировал. Гм, на хрена мне самому рубанком возюкать? Буду ему на ночь горбыль да доску неструганую подсовывать, пусть полирует. Только тряпочку надо будет наждачкой заменить. Для повышения производительности труда.

Посидел я, покурил. Надо было передохнуть и подумать. И придумал ведь! Подошёл к пацану, схватил его за ноги, дёрнул с поворотом и опрокинул лицом вниз на грядку, где раньше редиска росла.

Он свалился и ручонками в земле засучил. Типа, пишет и стирает. Я его опять за ноги ухватил. Приподнял, и повёл вперёд. Куда там культиватор! Так он лихо в моей грядке писал и стирал, что перекопал всю её за милую душу. Мне бы лопатой на час работы, а тут за десять минут всё взрыхлили. Плохо только, что тяжёлый он. Я вспотел его таскать туда-сюда. Хорошо хоть, что грядка маленькая.

Закончили мы перекопку, бросил я пацана, а он вскочил на ноги, и опять к стеночке. Пишет и стирает, пишет и стирает.

Ладно, думаю, приспособлю я к тебе колёсики, чтобы легче пахать, не надо будет на мотоплуг тратиться. Теперь сижу, думаю, как к нему какую ремённую передачу приспособить, чтобы он у меня динамо-машину крутил, ток вырабатывал.

А эти не знают, что делать со сломанным мальчиком-роботом. Тоже мне, электроники, блин! Была бы шея, хомут найдётся. Я ему кучу применений в хозяйстве найду.

Одно меня интересует – что будет раньше: батареи у этого роботёнка кончатся, или люди в чёрном за ним придут?

Но это перспектива отдалённая, а вот что я вечером жене врать буду, когда она на дачу приедет? Унюхает ведь! Придётся, наверно, правду рассказать. Насчёт того пузыря, который мы с соседом вчера раздавили.

Владислав Ким

ПАЦИФИЗМ

– Тишина в зале суда!

Все сразу заткнулись.

– Адвокат подсудимого, ваше слово.

Адвокат встал и поверх очков внимательно оглядел сторону обвинителя.

– Спасибо, ваша смелость. Знаете, во-первых, военные юристы утрировали обвинение против моего клиента. Во-вторых, сам импровизированный судебный процесс я бы назвал фикцией, поскольку на моего клиента напали без доказательств и внятного состава преступления. Следует принять во внимание хотя бы то, что совершённое моим клиентом действие является нарушением военно-полевых правил, а не преступлением. Спасибо.

Адвокат замолчал и перевёл взгляд с обвинителей на судью.

– Благодарю, мистер Бэнт. Сержант Форген, – судья повернулся к человеку, сидящему на месте обвиняемого, – не потрудитесь ли встать?

Напуганный солдат начал медленно, неуверенно подниматься и резко вскочил, как только капрал, стоявший слева от трибуны, гаркнул: «Форген, встать!». Адвокат тут же подался к своему клиенту и зашипел:

– Ты что встаёшь без приказа?! Не позорься!

– Адвокат обвинителя, у вас есть вопросы к обвиняемому?

– Да, ваша смелость, – он встал из-за стола и пошёл в центр зала. – В отличие от моего учёного коллеги, – указал на Бэнта, – я военный юрист, соответственно, большинство вопросов у меня будет на военную тему. Ну, что ж, не все мы смелые, но не всем и запрещается бояться, – бросил дерзкий взгляд на своего коллегу. – А мистер Бэнт, видимо, не улавливает разницы между военно-полевым кодексом и сводом военно-полевых правил. Для начала, скажите, какой приказ вы выполняли?

– Очистка, – проговорил сержант.

– Пожалуйста, погромче и поотчётливей.

– Я выполнял очистку жилых помещений.

– Сколько же вы убили людей во время очистки?

– Пятьдесят четыре.

– Вы ведёте счёт? – съязвил адвокат.

– Нет. После боя я недосчитался пятидесяти четырёх патронов. Все мои цели были гражданскими, а я их поражал с одного выстрела. Всех, – теперь он перестал нервничать и посмотрел в глаза оппоненту.

– А сколько находилось целей в том доме? – юрист сделал ударение на слове «том».



Форген немного замялся.

– Я нашёл лишь троих. Женщина тридцати лет, подросток и трехлетняя девочка.

– Я не спросил вас, сколько вы нашли, – повысил голос адвокат обвинения, – я спросил, сколько находилось гражданских в здании. Я не люблю расплывчатости и неясности в объяснениях, как мой коллега.

– Мистер Гарпет! – прервал его судья. – Не засоряйте вашу речь неуместными провокациями в сторону мистера Бэнта. Вы разговариваете с его клиентом, не переходите на личности.

– Прошу прощения, ваша смелость. Больше не повторится. А я повторю свой вопрос сержанту Форгену.

– Ч-четверо… Там было четыре человека.

– Кто же ещё находился в здании?

– Мальчик лет пяти. Я его не заметил…

– По какой причине?

– Скорей всего, он спрятался.

– Вы хорошо осмотрели здание?

– Да. Согласно приказу, – ответил солдат и осёкся, посмотрев на Бэнта. Тот, закрыв глаза, поднял руку к лицу и помотал головой. Гарпет улыбнулся.

– Ещё раз, повторите ваш приказ, – произнёс он с иронией.

– Очистка домов от гражданских… – обречённо ответил сержант.

– То есть, нужно было прочесать эти достаточно небольшие по размеру девятнадцать домов? И в одном вы допустили ошибку?

– Так и есть.

– Вы оставили нашего врага в живых?

– Да.

– У меня всё, – и, довольный, захлопнул папку.

Судья повернулся к Бэнту.

– Будем делать паузу?

– Нет, – встал и вышел из-за стола адвокат Форгена. – Вначале я хочу указать, что мой клиент обвиняется по статье «Пацифизм» по причине невнимательности и халатности, а также неподобающего исполнения приказа. За это не карают смертной казнью, в отличие, – сделал паузу, посмотрев на Гарпета, – от, собственно, пацифизма. Но я начну с вопросов. Сколько людей вошло с вами в дом? – и тут же, не дожидаясь ответа, повернулся к оппоненту. Тот понял свою ошибку, но не подавал виду.

– Трое рядовых и сержант Карос.

– И ни один не заметил мальчика?

– Никто.

– Это ведь была группа вашего отряда очистки.

– Да.

– Я осмелюсь прервать сей диалог, чтоб узнать, что здесь происходит, – вмешался судья.

– Я объясню, – Бэнт почувствовал уверенность, – но позже. Могу ли я поинтересоваться о состоянии военного положения на тот момент?

– Можете, – неуверенно начал Форген, не совсем понимая, к чему клонит его адвокат, – ну…

– Если можно – вкратце, – повернул судья к нему голову.

– Ну, если вкратце: когда мы входили в деревню, она еще нам не принадлежала. После ввода наших отрядов очистки она полностью перешла под наше владение. – Он протараторил это с такой искренней непосредственностью, как ребёнок, у которого спросили, что важнее: любовь или дружба, а он ответил – мороженое. В зале воцарилась гробовая тишина, каковой не было даже после слов «заткнитесь все к чёртовой бабушке!» в самом начале судебного процесса. Адвокат дал всем время и возможность переварить полученную информацию и продолжил: