В режиме бога

Алексей выслушал эту тираду со снисходительной улыбочкой и, как только приятель закончил, двинул ему по столу полную рюмку и карту памяти, словно предлагая выбор. Сигалов, естественно, выбрал рюмку.

– Не совсем так, – сказал после паузы Шагов. – Ты можешь и сбежать, и сдаться, и найти злодеев, и сам можешь стать злодеем. А финала там нет вообще. Этот скрипт не заканчивается.

– И я могу прожить там девятьсот лет?

– Девятьсот вряд ли, но до старости – да.

– Тогда код должен занимать такой объем, который не поместится ни на одном носителе. Уж ты-то как инженер должен это понимать.

– Как инженер я тебе скажу, что в скрипте прописано очень немногое. Остальное подгружается на ходу. Там кругом структурные фреймы. Это как бы пустые окошки, в которые можно вставлять разные переменные, причем на то же самое место…

– Я в курсе, что такое фреймы, – перебил Виктор. – Только не понял, что значит «структурные». Вернее, понял, но…

– Но боишься признаться, что такое вообще возможно? Я тоже удивился, но здесь это реализовано и работает. В структурный фрейм может подгружаться не отдельная деталь, а целое событие, которое открывает новую сюжетную линию.

– И откуда же, интересно? Откуда это подгружается?

– Всё-таки интересно? – хмыкнул Шагов.

– Не лови меня на слове.

– Скрипт обменивается данными со своим сервером. Насколько я понял, сервер постоянно формирует виртуальную реальность. Он берет события из выпусков новостей, плюс добавляет что-то от себя.

– И заодно следит за тобой.

– Если бы они хотели взять меня за задницу, они бы давно это сделали. Времени было предостаточно.

– Сколько? – спросил Виктор. – Когда ты его скачал?

Алексей медленно повозил рюмку по столу и, нахмурившись, выпил.

– Около года, – сказал он.

– И ты молчал?!

– Уже не молчу.

– Целый год! – воскликнул Сигалов.

Он с недоверием оглядел товарища. Они были знакомы с младших классов и примерно с того же времени были связаны приятельскими отношениями. Это никогда не переходило в горячую дружбу, но в любом случае столь долгое общение с человеком подразумевает, что ты давно уже видишь его насквозь.

Виктор привык относиться к Шагову иронично и слегка сочувственно, несмотря на то, что Алексей успел добиться в жизни большего. Он мог себе позволить – и регулярно позволял – то, до чего скудный бюджет Сигалова не дотягивался даже близко. Однако последнее время они встречались только по поводу Лёхиного творчества, а здесь Виктор имел явные преимущества. Кормили эти преимущества плоховато, что, впрочем, не мешало ими гордиться.

И уж чего Виктор точно не ожидал от Лёхи – что, имея в распоряжении такой необычный скрипт, тот будет продолжать демонстрировать свои унылые творения, которые Сигалов иначе как матерно про себя уже не называл.

– И всё это время ты показывал мне свои пыльные креативы, – сокрушенно проговорил Виктор. – Совал мне это фуфло с линялыми шторами, дребезжащими трамваями, какие-то продавленные диваны, древние кувшины…

– Китайский фарфор, – скромно вставил Шагов. – Это я сочиняю для себя, мне нравится. А чужой скрипт так и остался чужим. Я иногда его ковыряю… До сих пор не понял, зачем он мне нужен. Получается, что не нужен. Собирался уже удалить с рабочей станции, но вначале решил показать тебе. Просто поржать.

– Над твоей идиотской смертью?

– Я предпочел бы называть ее необъяснимой.

– Идиотская, – с хмельной настойчивостью повторил Сигалов. – Дырка в голове, непонятно откуда взявшаяся… Почему мне это не помешало? Почему я в это поверил, проглотил и продолжал воспринимать всё серьезно?

– Вот и я о том же, – с укором поддакнул Шагов. – Разлитый вискарь тебя впечатлил, а моя смерть – нет.

– Наливай, – решительно произнес Сигалов.

– И?.. – Алексей уловил, что за этим последует какое-то продолжение.

– Да, – ответил Виктор на его невысказанный вопрос. – Сейчас разберемся. Хочу еще раз посмотреть.

– Красавец!

– Только убери оттуда эту самодеятельность с «Джеком». Пусть будет как в оригинале. Хотя нет, не трать время. Никто меня не арестует, и никуда меня не повезут. Сейчас я им покажу реальную логику и небо в алмазах! Я столько детективов распутал… Да что там распутал – я их вначале сам же и запутал! Но ты туда больше не суйся, понял?

– Добро! – азартно произнес Шагов, вручая Виктору карту памяти.

Сигалов пересел ближе к рабочей станции и распаковал обруч, подаренный Авериным. При других обстоятельствах он поберег бы новый гаджет – у него, как у любого морфоскриптера, и так скопилась целая коробка. Однако сейчас, в нетрезвом запале, Сигалов готов был на всё. Он хотел дать немуль Шагову, но тот уже достал из кармана свой. Знал же, знал, зачем явился… И ведь уломал-таки, экспериментатор.

Последним, о чем успел подумать Виктор, был экспорт новостей из реальности в морфоскрипт. Этот примитивный, по сути, способ позволял автоматически обновлять придуманный мир, ничего в нем не нарушая и не переделывая. Как раз такого решения Сигалов искал и для своего проекта, но сам почему-то не догадался. Он отметил, что надо бы записать, пока не забылось, и принялся разыскивать на столе маркер, но вместо маркера под руку попалась рюмка – Виктор выпил, – а через секунду уже не вспомнил ни о маркере, ни о новостных лентах. Его глаза были закрыты, пульс замедлялся.

Кабина лифта летела вниз, тело весило ровно столько, чтобы не оторваться от пола. Номера этажей на табло сменялись с такой скоростью, что взгляд еле успевал их фиксировать: «22»… «18»… «12»…

Сигалов поднял правую руку, чтобы почесаться, и вместе с ней на легком пластиковом браслете поднялась левая. Полицейские неодобрительно покосились, давая понять арестованному, что контролируют каждое его движение.

– Это уже завтра, сегодня не успеть, – сказал в трубку Коновалов и спрятал ее во внутреннем кармане плаща.

Виктор посмотрел на его отражение в хромированной панели и поймал себя на том, что не может вспомнить имя-отчество капитана. Он знал звание и фамилию, а вот имя почему-то вылетело… как и многое другое. Последний час Виктор провел словно во сне, и, хотя они с Алексеем изрядно выпили, проблема была не в этом. Собственно, проблем вообще не было – пока пьяного Лёху не переклинило и он не бросился в драку. Сигалов так и не понял, что послужило поводом. Шагов опять затянул свою волынку о чистом творчестве ради вечности, о классиках русской литературы и прочем подобном, потом начал углубляться и дошел аж до древних греков с их древними трагедиями. Виктор, конечно, огрызался и острил в ответ, но всё было в рамках, всё было как обычно… Пока Лёха вдруг не сбил его с ног и не начал душить. Сигалов лежал на полу, в панике глотая ускользающий воздух и бестолково взмахивая руками, – он мог бы ударить Шагова хоть в нос, хоть в глаз, но это казалось таким странным… Взять и ударить Лёху. Это было невозможно. А потом ладонь сама нащупала горлышко. Бутылка валялась рядом, Виктор должен был наткнуться на нее раньше, но раньше ему даже в голову такое не приходило. А когда воздуха не осталось совсем, когда легкие слиплись, будто мокрый пакет, когда в глазах запорхали черные бабочки, – анализировать и рассчитывать силу удара оказалось уже поздно. Виктор был способен лишь на одно движение, на самое последнее, и он его сделал. И сразу же стало легче: Лёхины пальцы разжались, в грудь ворвался воздух, стальной молот в мозгу стих, бабочки разлетелись.

Спустя полчаса Сигалов вызвал полицию и смиренно дождался наряда, стараясь не смотреть на тело Шагова. Хотелось накрыть его пледом, по крайней мере – лицо, но дежурный на линии запретил прикасаться к чему-либо до приезда экспертов.

Кабина остановилась. За раскрывшимися створками стоял худой невысокий мужчина с черными французскими усиками. Незнакомец держал в руке потертый портфель «под крокодиловую кожу», хотя, возможно, она и вправду была крокодиловой, иначе как еще объяснить, что не бедный, судя по всему, человек таскается с таким старьем. На мгновение их взгляды пересеклись, и Виктор испытал странное чувство, будто они уже где-то виделись.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.