Ксеркс

   - Короче говоря, добрый мой Демарат, о твоих трудностях мне было известно ещё до того, как я прибыл в Афины, и сделал я это, не сомневаясь в том, что сумею помочь тебе.

   - Никогда!

   - Но ты ведь эллин.

   - Неужели я должен стыдиться этого?

   - Не пытайся быть более добродетельным, чем твой народ. Персы хвалятся своей верностью и искренностью. А у вас, эллинов, как мне говорили, есть бог — Гермес Долиос, — который учит вас лгать и красть. У каждой страны — свои обычаи. И лишь всемогущий Мазда[27] знает, какой из них лучше. Так что следуй обычаю эллинов.

   - Ты говоришь загадками.

   - Объясню проще. Ты знаешь, какому господину я служу. И догадываешься, кто я, хотя и не должен называть моего имени. За какую сумму ты станешь служить великому царю Ксерксу?

Руки Демарата то разжимались, то сжимались и наконец застыли за спиной.

   - Я уже говорил это Ликону, повторю и тебе: я не предам Элладу.

   - Конечно же, эта фраза означает, что ты требуешь хорошей цены за собственные услуги. Но я не сержусь. Ты получишь возможность убедиться в том, что царь платит по-царски и дарики его поют чистым золотым звоном.

   - Я не хочу ничего слышать. Каким я был дураком, согласившись на встречу с Ликоном в Коринфе! Прощай.

Демарат вцепился в задвижку. Но дверь оказалась запертой. И он с гневом обратился к варвару:

   - Ты удерживаешь меня здесь силой? Будь осторожен, ибо я страшен в гневе. Окно открыто, и всего один только крик...

«Киприот» поднялся и без лишних слов, стиснув словно железом руку Демарата, повёл его назад, к дивану.

   - Ты можешь оказаться снаружи в мгновение ока, но лишь после того, как выслушаешь меня. Прежде чем хвастать своей властью, узнай пределы моей. Я просто поведаю тебе о твоей собственной жизни, возражай, если я скажу что-нибудь не так. Твой отец Мискелл принадлежал к знатному роду Кодра, великому и славному в Афинах, однако состояния своему сыну он не оставил. А тебе хотелось быть блестящим оратором и вождём афинян. Чтобы добиться известности, ты стал устраивать великие пиршества. На последнем празднестве, Тезеях, ты скормил афинской бедноте шестьдесят быков, которых она по твоей же милости смогла запить добрым родосским вином. И всё это произвело расстройство в твоём состоянии.

   - Клянусь Зевсом, ты говоришь, как если бы прожил в Афинах всю свою жизнь!

   - Я же говорил тебе: у меня много «глаз». Ты платишь за снаряжение шести триер, с помощью которых Фемистокл надеется победить моего господина. Хуже того, ты потратил уйму денег на флейтисток, игру в кости, петушиные бои и прочие благородные развлечения. Итак, оставленное отцом наследство не просто истрачено, ты промотал много большую сумму. Но это, однако, не является самой интересной частью моего повествования.

   - Как смеешь ты копаться в моих секретах?

   - Тебе оказана честь, дорогой афинянин... Интересно видеть и то, что тебе приходится соглашаться со всеми моими словами. Прошло пять месяцев с тех пор, когда ваш афинский совет назначил тебя ответственным за серебро, добываемое в копях Лавриона и предназначенное для флота. И как ты оправдал доверие своего народа? Ты потратил внушительную часть этих денег на выплату своих огромных долгов заимодавцу Питтаку из Аргоса. И сейчас ты «следишь за луной», как говорят у вас здесь, в Афинах, то есть в конце месяца тебе надлежит отчитаться за все порученные тебе деньги, и в данное время ты напрягаешь все свои способности, пытаясь отыскать деньги на возмещение украденного тобою.

   - И это всё, что тебе известно обо мне?

   - Всё.

Демарат облегчённо вздохнул:

   - Тогда я дополню твоё повествование, дорогой варвар. Я рискнул купить в Массилии половину груза крупного купеческого корабля, перевозящего древесину и олово, и теперь каждый день жду гонца из Коринфа с вестью о благополучном прибытии судна. Когда корабль вернётся, я расплачусь с долгами и ещё останусь богачом.

Если такое заявление и обескуражило «киприота», он ничем не обнаружил этого.

   - Бурное море — ненадёжный товарищ, мой добрый Демарат. В море утонуло не меньше состояний, чем было сколочено на его волнах.

   - Я вознёс Посейдону все положенные молитвы и обещал богу золотой треножник после возвращения корабля.

   - Итак, даже богов Эллады можно подкупить, — раздался едкий ответ. — Не доверяйся им понапрасну. Возьми у меня десять талантов[28] и сможешь уснуть спокойно уже сегодня.

   - И за что ты готов заплатить столько денег? — Эти слова сами собой сошли с языка Демарата.

   - За личное распоряжение Фемистокла о боевом порядке вашего нового флота.

   - Боги, помилуйте! Корабль придёт в Коринф, и я предупреждаю тебя... — Демарат вновь вскочил на ноги. — Я предам тебя в руки Фемистокла при первой же возможности.

   - Но только не сегодня. — Князь поднялся и с улыбкой протянул руку. — Хирам, открой дверь для сиятельного афинянина. А ты, мой благородный собеседник, вспомни, что говорил я в Коринфе о неизбежности победы моего господина. Подумай также, — перс понизил голос, — о том, что Демарат Кодрид может стать властелином Афин под рукой Царя Царей.

   - Чтобы я сделался тираном Афин? — Оратор соединил руки за спиной. — Ты уже всё сказал. Спокойной ночи.

Афинянин был уже на пороге, когда мальчишка-раб прикоснулся к ладони своего господина.

   - Если ты возжелал какую-нибудь красавицу... — Каким вкрадчивым казался теперь голос лжекиприота! — Разве не во власти Ксеркса Великого даровать тебе эту женщину?

Лоб Демарата вдруг вспыхнул огнём и едва ли не против собственной воли — он протянул руку своему искусителю. Демарат спускался по лестнице, не чуя под собой ног. А внизу, на тёмной улице, его приветствовали несколько голосов:

   - Доброй ночи, господин Главкон.

   - Доброй ночи, — механически отозвался Демарат и, уже отходя, подумал: «Почему они называют меня Главконом? Ростом мы одинаковы, мне только не сравниться с ним в ширине плеч. Ах, вот оно что: не заметив, я позаимствовал его трость. У наглецов хватило ума прочесть надпись на ней!»

Идти ему было недалеко. Все кварталы тесных Афин жались друг к другу. И всё же, ещё не добравшись до дома и постели, он уже обдумывал эту не вполне ещё чёткую мысль: «Главкон! Они приняли меня за Главкона! И если я рискну выдать «киприота»... Дальше этого он опасался заходить в своих раздумьях. Демарат лежал, тьма вокруг кишела картинами будущей измены.

Так и не отдохнув, он поднялся, обращаясь к богам с одной и той же молитвой:

   - Избавь меня от дурных мечтаний! Пришли корабль побыстрее к Коринфу!

Глава 4

Афинский Акрополь возвышается над городом, как ни одна другая цитадель в мире. Даже если бы в тени его не обитали искусные камнерезы, мастера, умеющие придать бронзе любую форму, красноречивые сказители и певцы, он остался бы центром и средоточием удивительного ландшафта. «Скала» — иначе и не назовёшь его. Достаточно сказать, что Акрополь поднимается над равниной глыбой рыжего песчаника высотой в сто пятьдесят ступней, длиной в одну тысячу и шириной в пять сотен. Но числа и меры не способны открыть нам душу, а скала Афинская, вне сомнения, наделена ею, и дух этот просвечивает сквозь несокрушимый камень, когда огненнокрылое утро крадётся вдоль долгого гребня Гиметта и неземной яркий свет касается рыжей цитадели, а потом засыпает до тех пор, пока Гелиос не опустится к западным вершинам у Дафн. Тогда Скала снова как бы начинает пульсировать изнутри и светиться.

Почва Скалы нага, и голодная коза не отыщет на камне даже травинки. Склоны круты, так что можно выдержать без войска любую осаду. Скала властвует надо всем вокруг. Тот, кто стоит у западного края её, увидит и обдутый ветрами Пникс, и бурую равнину вокруг города, и игривое море, резвящееся за гаванями Пирея и Фалерона, и серые острова, разбросанные по глади Эгейского моря, и дальнюю, похожую на купол вершину Акрокоринфа. Повернувшись вправо, он увидит корявый холм Ареопага, Дом Эриний и тесно сомкнувшиеся городские домики. За ними горы, ущелья, равнина, где золотая, где бурая, где зелёная, а позади всего вздымается Пентеликон Могучий, сверкая белоснежной вершиной, увенчанной не зимними снегами, но искристым мрамором. Посмотрев налево, он видит неровный гребень Гиметта, словно бы вышедший из-под рук титанов, пристанище одних лишь коз и пчёл, да и нимф с сатирами.

27

Мазда (Ахура-Мазда) - верховное божество в религии Древнего Ирана (IX-IV вв. до н. э.).

28

Талант - самая крупная единица массы и денежно-счётная единица; был широко распространена античном мире, имел в разных странах разную ценность; малый аттический талант содержал 26,2 кг. серебра; один талант равен 60 минам.