Назидательная проза

— Да, но мои расчеты… — начал Ахябьев. — Хачаврюжин о них понятия не имел.

— О твоих расчетах, мой милый, — возразил ему Слава Путукнуктин, — о твоих расчетах знает половина института. Перфораторщица знает? Знает. Дежурный оператор тоже знает. Не на пальцах же ты считаешь в конце концов.

Владимир Иванович Фомин слушал этот разговор и раздражался. А раздражался он всегда, когда речь заводили о пустом. Не верил Фомин в пустое, и в ИПП он тоже не верил. Но если недоверие Путукнуктина исходило от недостатка опыта, у Фомина оно исходило от избытка. По поводу телепатем у Фомина была своя версия: ИПП (и это любому вахтеру известно) находится на грани закрытия. Три года назад торговые организации города Кимры заказали в ИПП простенький телепатометр для изучения спроса покупателей, и до сих пор этот заказ не выполнен. А почему? Да потому, что никакой телепатии не существует. И чтобы поддержать свою репутацию, ИПП пустился на этот сомнительный трюк. «Позвольте, дорогие, как это не существует? Вот полюбуйтесь, свеженькая телепатемка, подлинность которой подтверждена Институтом конкретного счета». А информацию о неприятностях в ИКСе сотрудники ИПП получают по нормальным человеческим каналам. Кто из нас не дарил своей нежности секретаршам и машинисткам? А что мы с этого имеем? Информацию, ее одну.

Кроме того, что за подход: «Завелся пришелец»? В солидном, уважающем себя институте, где есть проходная, охранная служба, отдел кадров, наконец, — в таком учреждении не может ничего завестись. Мыши, тараканы — куда ни шло, да и то можно указать и наказать виновных, а тут, видите ли, завелся пришелец, и никто как будто ни при чем. Да еще пришелец, по внешнему виду не уступающий сотрудникам. Что значит «по внешнему виду»? А документы у него тоже не уступают? А анкетные данные? У Фомина, например, в анкете все ясно: родился двадцать пятого августа тысяча девятьсот сорок пятого года в городе Туле. И это можно перепроверить, если настанет нужда. Допустим, окажется, что Фомин родился не в Туле, а в созвездии Лебедя. Тогда одно из двух: либо документы у Фомина поддельные, либо, простите, где же тогда тот Фомин, который в Туле родился?

Об этом Фомин и сказал со всей присущей ему прямотой, но понимания не встретил. Ахябьев и Путукнуктин переглянулись глумливо, а Мгасапетов возразил в том смысле, что «эти там», по-видимому, не глупее нас, а может быть, даже и умнее. Такое низкопоклонство перед чуждым разумом очень не понравилось Фомину, но он решил промолчать и предоставил дискуссии возможность развиваться естественным путем.

— Пришельца надо искать среди новобранцев, — значительно сказал Ахябьев. — Поскольку он начал функционировать совсем недавно.

И все, как сговорившись, повернулись к Путукнуктину.

— А может быть, он три года вживался! — с обидой ответил Путукнуктин. — Скорее пришельца надо искать среди тех, кто на других показывает пальцем. Стратегия опережения, вот так вот!

— Мне представляется… — задумчиво начал Гамлет Варапетович, но ему не дали договорить. Путукнуктин и Ахябьев шумно заспорили: может ли упоминание в телепатеме служить гарантией непричастности? Ахябьев утверждал, что может. Зачем наблюдателю доносить на себя самого? Путукнуктин, напротив, считал, что не может, поскольку «эти там» должны были предусмотреть такой элементарный ход.

Разгорячившись, Роберт Аркадьевич набросал на листке из календаря программу вопроса и позвонил в машинный зал. Минуты две все молча ждали ответа, потом Ахябьев пожал плечами и, криво усмехнувшись, положил трубку.

— Ну что? — нетерпеливо спросил его Путукнуктин.

— А ничего, — ответил Роберт Аркадьевич. — Эти «Неги» совсем обнаглели, скоро непечатно выражаться начнут.

При этих словах Фомин громко и радостно засмеялся. Все посмотрели на него с недоумением, но он ничего не стал объяснять, только покрутил головой и, усмехаясь, стал рыться в своем столе. В тумбу стола у Фомина был вмонтирован портативный предметный каталог. С помощью этого нехитрого приспособления Владимир Иванович экономил отведенное ему машинное время. Другие по всякому пустяку становились на очередь к «Неге», и к концу квартала попадали в жестокий цейтнот. Фомин же выходил на связь с машиной только в случае крайней необходимости, и за это «Нега» его уважала. Владимир Иванович был убежден, что ему-то машина не скажет ничего непечатного.

— Мне представляется… — снова начал Мгасапетов, и на этот раз его услышали. — Мне кажется, что сам наблюдатель… ну, как бы поточнее это сформулировать… ну, не подозревает, что ли, о своих функциях. Не сознает себя пришельцем…

— А кем же он себя сознает? — ехидно спросил Путукнуктин.

— Обыкновенной личностью, — смутившись, пояснил Гамлет Варапетович. — Научным работником, со своей темой, со своим прошлым, со своими планами на будущее. Иначе ему… как бы это сказать… трудно было бы функционировать незаметно. Вжиться мало, надо быть, именно быть обыкновенной личностью. Я на чем основываюсь? Вот нас четверо тут, на глазах друг у друга, неужели мы не угадали бы, кто личность, а кто существо?

— Есть отделы, где сидят поодиночке, — как бы невзначай заметил Ахябьев.

— Есть отдельные кабинеты! — с восторгом поддакнул Путукнуктин.

Но Ахябьеву его реплика не понравилась.

— Слушай, ты, посягатель, — сказал он с досадой. — Постарайся себя превозмочь. Гамлет что-то имеет сказать, но никак не решается. Не мешай человеку тужиться.

— Собственно, я… — конфузливо проговорил Мгасапетов, — я практически уже все сказал. Побольше такта, побольше доверия друг к другу… Так ли уж нам важно знать, кто именно? В конце концов, Он делает свое дело, и указывать на него пальцем бестактно…

— Кончай ты о своем такте, — раздраженно сказал Ахябьев. — Все это мы уже слышали. Ты же другое хотел сказать, Мгасапет.

Владимир Иванович Фомин зорко взглянул на Ахябьева, но опять-таки не вмешался. Хотя вмешаться стоило: недоволен был Фомин поведением своих товарищей.

Ахябьев совсем зазнался, да и Путукнуктин тоже слишком активничает в разговоре. Пора бы им указать на их место… но Мгасапетов делать этого не умел.

— Может быть, действительно… — промямлил Мгасапетов. — Для оздоровления обстановки в нашей группе…

— Я все понял! — вскрикнул Путукнуктин. От волнения он даже привстал со стула. — Существо обнаружено, но мешать ему не хотят! Гамлет Варапетович, ради всех святых: КТО? В КАКОМ ОТДЕЛЕ?

— Видишь ли, Слава, — тихо сказал Мгасапетов, — я, конечно, не имел права… Более того, мне было строжайше предписано… и если вы хоть как-то дадите понять, что я…

— Боже, за кого он нас принимает! — страдальчески заломив руки, простонал Путукнуктин.

— Нет уж, позвольте мне договорить, — с неожиданной настойчивостью сказал Мгасапетов. — Я нарушаю приказ руководства, категорический приказ, и я должен объяснить вам мотивы.

— Это невыносимо… — прошептал Путукнуктин и в изнеможении опустился на стул.

— Славик, Славик, ну зачем ты так волнуешься? — ласково сказал ему Роберт Аркадьевич. — Пусть человек объяснит мотивы. Ты же знаешь Гамлета: немотивированные поступки ему отвратительны.

— Именно! — с горячностью подхватил Мгасапетов. — Именно отвратительны, Робик! Я решил сказать вам всю правду, невзирая… впрочем, я повторяюсь. Я хочу, чтобы этот человек… или это существо, как вам угодно… не чувствовал, в смысле не чувствовало себя среди нас изгоем. Мы должны отнестись к нему человечно: без пренебрежения, без излишнего назойливого любопытства, без недоверия, без зависти… да, без зависти! Я уверен, что оно нас поймет.

— Я тоже в этом уверен, — терпеливо сказал Ахябьев. — Но, Гамлюша, ты требуешь от нас слишком многого. Ведь ты так и не сказал нам, кто ОНО.

— Дело в том, — медленно проговорил Гамлет Варапетович, — дело в том, что я и сам не знаю, кто ОНО. Может быть, ОНО — это я. Но ОНО среди нас, это определенно.

— Ты хочешь сказать… — начал было Ахябьев, но не договорил.