Страница 9 из 15
– Мамо, отворите. То я!
Внутри дома началась какая-то беготня, суета, шум, но двери отворить никто не поторопился. Постучав ещё пару раз, осторожно, с чётким пониманием того, что в случае чего чинить дверь, выломанную с косяком, придётся ему же, кузнец решил постучать в оконце.
И каково же было его изумление, когда, прилипнув носом к стеклу, узрел он чертячью морду, любующуюся на него изнутри хаты! От шока и удивления Вакула отпрянул, зажмурился, перекрестился, быстро прочёл «Отче наш», а когда, вновь открыв глаза, собирался уже кулаком пудовым своим дать врагу рода человеческого в пятак, чёрт уже исчез.
Вместо него в оконце мелькнуло заспанное лицо прекраснейшей Солохи, поправляющей платочек на голове и даже не глядящей в сторону собственного сына. Бедный парень попытался привлечь её внимание стуком, поскрёбыванием, размахиванием руками, криком и топаньем ногами, но Солоха, в упор не замечая реальности за окном, кого-то лаяла в хате, торопливо носясь взад-вперёд, зевая и матюкаясь, судя по артикуляции губ.
Нет, такого учёного слова, как «артикуляция», простой кузнец, разумеется, не знал, он и слово «пропорция» учил не один год, в результате вставляя его к месту и не к месту. Но тем не менее Николя всё понял правильно, сомнений в словах приятеля (как и в его адекватности) не проявил, но один каверзный вопрос всё ж таки задал:
– Если всё это произошло утром, так почему ты пришёл за мной только сейчас? Время-то уже обеденное.
– Та я об чём?! Жрать же охота, а маменька так и не отперлася, – горячо всхлипнул голодный кузнец. – Там уж бабы собрались, гуторят, шо Солоха не в себе. Скоро и пан голова заявится с дьяком. А ежели в доме и впрямь чёрт? Не дай же бог, дойдёт до господина исправника…
В общем, убедившись, что в хату его не пускают, простодушный Вакула поступил точно таким же образом, как и его учёный друг, – завалился спать у себя в кузне. Долго спать ему не дали, на просёлочной дороге лопнула железная шина на чумацком возу, пришлось чинить.
Заглянув после работы домой, Вакула убедился, что положение только ухудшается, и, соответственно, не придумал ничего лучшего, как приплести верного товарища к этому делу. Не совсем понятно, как появление молодого гимназиста могло повернуть ситуацию в нужное русло, но кто в годы беспечной молодости задаётся лишними вопросами?
Однако же на сей раз вопрос сам заявил о себе, когда наши герои вышли-таки к кузнецовой хате, окружённой сердобольными соседями…
– Ой, лышенько-о!.. Ой, горюшко-о! Ой, Хосподи, та шо ж я так ору, дура-а…
– Куме, а шо там бабы бают, будто бы Солоха приболела? Мабуть, вона с похмелюги лежить, так то лечится. Мне полведра горилки завсегда помогают!
– А я вам говорю, шо Солоха повесилась! У хати! Не знаю як! Гвоздь у стену лбом вбила, верёвку привязала да и…
– Втопилась! Я кажу, втопилась! В бадью з водою башкой, и уся недолга, аж булькнуло!
Бедный Вакула обернулся к приятелю с самым страдальческим выражением лица. Понятно, что в малороссийских сёлах народ столь же душевный и заботливый, что и в любом селе Новгородской, Московской или Тверской губернии. Все всё про всех знают, никому спуску не дадут и без внимания не оставят. А что, разве у вас не так же? Удивлён…
– Ось бачьте, люди добри, Вакула заявивси!
– Га, блудный сын! Где его бисы носили?!
– Ты б полегче, куме? Вин же кузнец, у него руки як наковальни. Раз вмажет, так с носом набекрень и похоронют…
Друзья плечом к плечу беспрепятственно прошли мимо смутившихся соседей и встали перед дверями в белёную хату Солохи. Николя первым постучал в дверь и громко прокричал:
– Тётя Солоха, добрый день! Будь на то ваше доброе расположение, а не могли бы вы отпереться?
К немалому изумлению всей почтенной публики, в ту же секунду дверь распахнулась, и на пороге появилась дражайшая мама Вакулы, причёсанная, разнаряженная, хоть прямо сейчас замуж или даже в столичный театр, с ясными глазами, белозубой улыбкой и широкой душой…
– А я-то гадаю, що там громыхае? Може, гроза где? Та ни, то мой сыноньку з товарищем добрым заглянули. Идите, хлопцы, идите до хаты, вареники уже на столе!
– А-а… – только и выдохнули бабки-сплетницы, не зная, какими словами обложить роскошную красавицу Солоху, обломавшую им всё удовольствие.
– А на вас тьфу! Курви, стерви, подлюки пидколодные, – счастливо улыбнулась соседкам заботливая мама кузнеца, пропуская молодых людей в дом и демонстративно захлопывая за ними дверь.
Добрые жители Диканьки, сетуя и качая головами, вынужденно разошлись в разные стороны.
Ну а что же тут поделаешь, коли сын с мамой нашли общий язык и не собираются раздувать желательную скандальность на всё село? Не по-людски как-то получается…
– Заходьте, будь ласка, до дому, до хаты, гости дорогие! – нарочито суетилась дражайшая (уж оставим это определение, дарованное ей самим дьяком!) Солоха. – Сыноньку, ты що ж товарища за стол не сажаешь? Ох, то не по-человечески буде, мы ж, поди, не басурмане, не католики, не турки, а?! Сидайте, сидайте! Може, вже по стопочке горилки, для аппетиту?
Вакула, изумлённый ничуть не меньше Николя, привыкшего уже за долгие годы скорее к мату и проклятиям из уст родительницы кузнеца, молча сел за стол плечом к плечу с другом, абсолютно не понимая, что тут вообще происходит, а его добрая (точно не надо ставить кавычки?) маменька продолжала нагнетать…
– А я-то тесто затеяла, та и не слышу, що там кто-то у хату ломится. Так у мене и не заперто було! От кого б я запиралась-то?! Нешто от сыноньки любимого, кровиночки моей, солнышка моего ненаглядного? – Солоха в страстном порыве чувств даже потрепала Вакулу за щёку. – А що там злые языки брешут, так вы их не слухайте! От я выйду да как погоню всех поганой метлой с моего двора! Ой, та що ж я, як дура, всё болтаю да болтаю?! У мене ж хлопцы голодные-е…
– Сыты мы, – твёрдо сказал голодный до бурчания в животе кузнец, локтем толкая друга. – Ще потравит чем…
– Да, большое спасибо, не беспокойтесь, мы так, зашли на минуточку. Вакула?
– Шо? А-а… та, мамо, мени для колеру кобальтового яйца куриные треба. Два, а лучше шесть.
– Да поди ж в курятнике возьми!
– Ни-ни, мамо. – Вакула встал из-за стола, цепляя маму под руку. – Давайте мы вместе пойдём. А то у вас петух злой як собака! Кусается, зараза, так, шо аж больно.
Солоха упиралась, охала, ахала, пыталась вырваться и удрать, лишь бы не оставлять Николя одного в доме. Но совладать с собственным сыном, слывшим первым силачом во всей губернии, разумеется, не смогла. Таким образом, у нашего героя было примерно три-четыре минуты, каковыми он и воспользовался в полной мере, проводя такой бессмысленный и беспощадный шмон, на который разве что способен только миргородский отец настоятель, проверяющий личные вещи бурсаков.
В единый миг чисто прибранная ухоженная хатка стала подобна разграбленной французами Москве или ордами варваров Риму! Всё вверх дном, всё разбросано, раскидано, перевёрнуто, опрокинуто, распахнуто, выпотрошено и развёрнуто. А толку с гулькин нос…
– Неужели Вакула обознался?
И где-то на третьей минуте разрушения крестьянского быта молодому человеку улыбнулась удача. Ну-у как улыбнулась…
– Чё надо, гимназист?
Из бадьи, где Солоха собиралась или уже поставила тесто, на Николя глянула мерзкая немытая рожа со свиным пятачком, козлиными рогами, собачьими ушами, кабаньими глазками, испанской бородкой и тонкими усиками, как у самого что ни на есть петербургского щёголя.
– Э-э?!
– Крышку закрой. И рот тоже. Ты меня не видел, я тебя, – хмуро предложил чёрт, прекрасно понимая, что не прокатит.
Николя, на миг впавший в замешательство, тем не менее твёрдой рукой ухватил нечистого за козлиную бороду.
– Вот ты каков, враг рода человеческого!
– Пусти, дурак, я защищаться буду, у меня лишай, я укусить могу!
– Вакула-а! Сюда! Пойма-а-ал… – только и успел крикнуть начинающий литератор, как чёрт вывернулся и кинулся наутёк, нарезая круги по хате. При этом нечистый дух вертел во все стороны поганым хвостом, бил копытами посуду, плевался и кидался всем, что попадётся под руку. К тому же матерился он столь изобретательно, что у Николя от зависти опустились руки.